Отступник

Викториан тем временем снял пальто. Ему-то торопиться было некуда. Слишком хорошо знал он дамочек, подобных Нелли Николаевне. Если заставить ее побольше помандражировать, можно ей поменьше заплатить. Если продержать ее в нервном состоянии целый день, она будет рада и вовсе отказаться от денег, лишь бы Викториан навсегда исчез из ее жизни. Но до такой крайности доводить не следовало, иначе повторный визит мог оказаться неудачным.

Викториан достал большой сверток и маленький конвертик с деньгами. На эти деньги можно было купить кооперативную трехкомнатную квартиру, но Викториана деньги не трогали. Вознаграждение, которое он получал от обитателей Колодца, было во много раз большим, к тому же для его души, искаженной Искусством, деньги и вовсе не имели никакого значения — всего лишь клочки бумаги с какими-то знаками.

Директор вернулась со стройным белобрысым парнишкой лет семнадцати. На нем была поношенная пэтэушная форма. Большие карие глаза с интересом смотрели на Викториана. Не мальчик, а юный поэт. Обычно вызов к директору для учащегося не сулил ничего хорошего, но в этот раз Нелли Николаевна была предельно обходительна. Да и дяденька с клочковатой бородой, развалившийся в ее кресле, мало походил на милиционера или работника детской комнаты. Скорее, какой-нибудь художник или профессор. С такой бородой в милиции держать не станут.

Тонкими пальцами Викториан протянул мальчику большой сверток.

— Открой. Это тебе.

Мальчик инстинктивно посмотрел на директора. Та кивнула.

— Возьми.

Он нерешительно взял. Стал неумело разворачивать бумагу, не сводя глаз с Викториана.

— Ты смотри, что делаешь, — сказал Колдун. — Уронишь — разобьешь.

Мальчик опустил взгляд. Директор крепко зажмурилась. Она знала, что смотреть на хрустальный шар, лежащий в свертке, не стоит. Один раз она не послушалась Викториана и потом приходила в себя больше часа. Хрустальный шар был гипнотической бомбой, взглянув на которую, человек полностью лишался воли. Не навсегда, конечно.

Иногда, думая о Викториане и его «фокусах», Нелли Николаевна начинала сомневаться, задавать себе вопросы: «Откуда мог взять человек такой шар? Правда ли этот странный человек торгует человеческими органами? Не скрывается ли за этим что-то похуже? Не приведи господь, тут замешаны американцы!» Но подростки, которых она передала Викториану, не знали никаких военных секретов. Они больше никогда нигде не появлялись. Не было трупов, милиции, расследований. Официально объявлялось, что еще один бывший детдомовец сбежал из ПТУ.

Когда юноша развернул шар, тот, полыхнув в свете дня, лишил мальчика воли, а потом поблек, утратив свою силу, Викториан передал деньги директору и сказал, обращаясь к юноше:

— Запомни: ты должен идти за мной следом на некотором расстоянии, не приближаться и не отставать.

Больше тут делать было нечего. Викториан, не прощаясь, отправился к дверям. Нелли Николаевна со своей двуличностью и патологической жадностью никаких чувств, кроме омерзения, у него не вызывала. Через некоторое время мальчик отправился следом за Колдуном. Тому не нужно было ждать своего подопечного. Вспышка шара не только лишила юношу воли, но и обострила его инстинкты. Он двигался за Колдуном, словно собака, идущая по следу, и даже Викториан не мог сказать, каким образом определял мальчик направление, избегая возможных препятствий.

Через полчаса они уже были в убежище Викториана, а Нелли Николаевна, попросив одну из учительниц провести за нее урок, уже бежала в сторону районного универмага. В визитах Викториана были некоторые приятные аспекты. Например, Нелли Николаевна уже давно присмотрела себе милую шубку и еще… но тут список можно продолжать до бесконечности, потому что, как говорил Конфуций, «глупость людей, как и их жадность, границ не имеет».

А еще через час, закончив все приготовления, Викториан лег с мальчиком в постель. Проведя уже больше трех недель в воздержании, он предпочитал начать с наслаждения.

Приготовив необходимые компоненты, чтобы по окончанию действа запечатать сосуд, Колдун еще раз освежил в памяти восточное заклятие. Произнесенная вслух абракадабра вызывала вибрации воздуха, приводящие к молекулярным или даже атомным изменениям в материи вещей. Именно в этом и заключалась суть колдовства в понимании Викториана. А различные колдовские амулеты и необходимые зелья служили своего рода катализаторами.

Итак, приготовив все необходимое, Викториан приказал мальчику раздеться. Тот оказался тощим — кожа и кости, как Викториан и любил. Это девочки должны быть плотными. Мальчики более угловаты, грубы. Лаская их, Викториан предпочитал некую форму мужской суровости с почти неуловимым оттенком жестокости, придававшим половому акту своеобразную пикантность.

В тот день, когда Жаждущий вычислил Викториана, Колдун перешел ко второй стадии — страху И хотя колдовские силы защищали его, а демоны, живущие в Колодце, могли явиться по первому зову, Викториан немного нервничал. Всегда найдется дурак, который может все испортить в самый неподходящий момент.

Когда же Викториан увидел, как через дыру в огораживающем кладбище заборе следом за ним выскочил молодой человек, ему потребовалась вся выдержка, чтобы не броситься бежать.

Молодой человек догнал его.

— Подождите!

Колдун пошел быстрее.

— Да подождите же!

В этот раз Викториану пришлось остановиться и обернуться. Лучше встретить неприятности лицом к лицу. Молодой человек, оказавшийся перед ним, определенно был помечен клеймом Искусства. В этом не было сомнения. Помечен и повязан кровью.

В его глазах Викториан заметил тот же злой блеск, что каждое утро видел в зеркале шкафчика ванной.

— Что вам угодно?

— Я хотел бы поговорить.

«А я — нет», — подумал Викториан. Во время паломничества он практически не общался с другими Посвященными. Хранитель, Распорядитель, Библиотекарь, Мясник — вот все, кроме обитателей Колодца, с кем говорил он за те три дня. И они были не просто людьми, а почти нелюдями, перешедшими границу человеческого, отправившимися в бесконечное путешествие ко дну бездонной обители Древних.

— О чем поговорить? Я вас не знаю.

— Вы… колдун?

«Какое точное определение», — усмехнулся про себя Викториан, а вслух сказал:

— Я вас, молодой человек, не понимаю.

Не нравились ему такие красавчики, маменькины сынки, у которых всегда все в порядке дома: красавица жена, любовница, детишки, а «из кабинета родителей видна Кремлевская стена».

— Бросьте. Компас указывает на вас.

Компас? Викториан оказался сбитым с толку. При чем тут компас? Фокусами вроде притягивания к телу железных предметов он никогда не занимался. Ерунда какая-то.

— Я вас не понимаю.

Подошел автобус. Викториан хотел было сесть в него, но взгляд Жаждущего удержал его на месте. Это был прожигающий насквозь взгляд, который говорил: «Все я про тебя знаю, грязный извращенец. Только дернись, и о том, какой ты, узнают все».

Викториан никогда не боялся разоблачения. Он готов был уйти из-под любого удара, уготованного ему Судьбой, так как реально осознавал стоящую за его спиной силу. Но ломать заведенный порядок вещей, который был не так уж плох и вполне устраивал его, ему не хотелось. Поэтому он решил сначала выслушать незнакомца, а потом уже думать, что делать дальше.

— Откуда вы взялись в пустом склепе? Когда Ведьмин компас указал на склеп, я следил за ним. Я не видел, как вы выходили оттуда, а когда я туда заходил, вас там не было.

— Вы просто не заметили…

Ведьмин компас!

Викториан что-то о нем слышал и сейчас усиленно пытался припомнить, что именно, но колдовские устройства были не по его части. С другой стороны, Жаждущий оказался удивлен. Незнакомец явно что-то скрывал, чего-то боялся, говорил неуверенно и шума не поднимал. Да и внешность у него была вполне подходящей для человека, занимающегося темными делами.