Битва за любовь

В отличие от большинства гостей, одетых в мини-юбчонки или слаксы, на ней было нарядное маленькое платье землянично-розового цвета с широким воротником в черную и розовую полоску. И выглядела она такой, как есть, — двадцатипятилетней.

Филипп извинился и отошел. Кэтрин чувствовала, что ей придется начать разговор.

— Я слышала, что у вас взяли скульптуру на выставку. Поздравляю вас. Наверное, это так приятно.

— Да. — Голос был низкий, она немного запиналась. — Я плохо говорю по-английски, но стараюсь изо всех сил. Я добилась не так уж многого, сама фигурка — красивая, но это не настоящее искусство. Эти люди… — взмах изящных тонких пальцев, — они считают, что мои работы годятся только для… бутиков! И, наверное, они правы.

— Но ведь в эти лавочки ходит гораздо больше людей, чем на выставки, — возразила Кэтрин. — Значит, вы нравитесь большинству. А сегодня любой, кто может кое-как слепить приблизительную фигуру и выковырнуть в ней дыру, уже может называть себя серьезным художником.

— Я тоже, — ответила Марсель, пожав тонкими плечами, — я тоже не люблю современное искусство. — Казалось, эта фраза истощила ее словесный запас, и она замолчала. Потом спросила: — Вы здесь раньше были только один раз? Поэтому Филипп сам привез вас сюда?

Кэтрин не совсем поняла, что хотела сказать этим юная француженка. Очевидно, все гости прибыли сюда своим ходом, и то, что живущую недалеко Кэтрин привезли, удивило Марсель.

— Да, я здесь была только один раз, — ответила она осторожно. — Не уверена, что я сама нашла бы дорогу сюда. Со стороны доктора было очень любезно заехать за мной.

— Филипп всегда такой внимательный, — горячо сказала Марсель, посмотрев в его сторону. — Он с самого начала сказал мне, чтобы я смотрела на их дом как на свое прибежище. И он, и Иветта пригласили меня жить у них. Но моя замужняя кузина — с кем я живу в Босоле — говорит, что это будет не comme il faut. Видите ли, Филипп и я… — она осеклась и, разрумянившись, сказала: — Гораздо лучше, когда я бываю здесь только в гостях. Филипп не очень-то любит эту богему. Может быть, и у меня платье тоже не совсем… — она не договорила. — А теперь я буду опять заниматься в художественной школе; собственно, это и есть причина, почему я уехала из дома, из Прованса. Да я тут уже и заплатила за весь год обучения.

Ну, это если и не романтический, то, во всяком случае, практичный подход к вопросу… Эта девушка оказалась приятной и удивительно скромной, учитывая, что она была здесь единственной художницей, которая получила хоть какое-то официальное признание.

Иветта подошла к ним, приказав многострадальной Марте разливать чай… и кофе, и шоколад, кто что захочет. Вскоре она увела Марсель от Кэтрин к Филиппу. Снова вернулась к Кэтрин.

— Какая прелесть эта Марсель! Я ее так люблю, и она так отличается от меня, что мы с ней самые близкие подруги. — Она отпила глоток чаю и подняла лицо странной сердцевидной формы, глядя на Кэтрин с холодной проказливостью. — Так трудно найти женщину, с которой можно дружить, а не соперничать. И Марсель — умная. Она будет прекрасной женой для доктора.

— Да, я тоже так думаю, — ответила Кэтрин.

— Можно не сомневаться. Ее интерес к ваянию — это просто увлечение. Я бы сказала, что такой интерес нужен, когда человек близко соприкасается со страданиями других. От этого ему легче. А я… мне просто повезет получить такую сноху.

— Вы действительно думаете, что они поженятся?

— Да, думаю. Марсель мне подходит, и ей так нравится Филипп. А Филипп… Я стала замечать, что временами он бывает таким раздражительным. Но когда здесь Марсель, он всегда ласковый и спокойный. — Она откинула назад короткие черные волосы. — Наверное, думаете, что я эгоистка? Что я думаю только о себе? Вот уж нет! Теперь я больше всего хочу, чтобы у Филиппа была любящая жена.

— И это должна быть Марсель Латур? — легко спросила Кэтрин, ставя свою чашку.

— Еще ни разу в жизни, — с величайшим хладнокровием произнесла Иветта, — я не встречала другой женщины, кроме Марсель, с кем бы я могла жить в мире. Она знает, что я чувствую, она дружелюбна, и она не собственница. У нас будет такой счастливый дом!

— Это будет зависеть от вашего брата, наверное? А вдруг он решит вообще не жениться?

— Ну нет. — Иветта многозначительно улыбнулась. — Он очень любит свое дело, поглощен им. Но он также весьма эмоционален. Я недавно в шутку говорила ему насчет Марсель — и, поверьте, он ни слова против не сказал. Да, вот что мне пришло в голову, — добавила она, взглянув в глаза Кэтрин тем прямым взглядом, в котором не читалось ничего, — что вы мне можете немного помочь.

— Чем же?

Иветта энергично жестикулировала:

— Филиппа часто приглашают на виллу Шосси; он и Верендер близкие друзья. Было бы замечательно, если бы вы могли устроить так, чтобы туда приглашали и мадемуазель Латур.

Кэтрин спокойно глядела в лицо Иветты:

— Я могла бы сказать об этом мистеру Верендеру, но будет ли от этого толк? Да и зачем вы так торопитесь с этим делом?

Улыбка, которая, казалось, не сходила с губ Иветты, вдруг исчезла.

— С Филиппом что-то происходит — не так заметно для других, но я-то знаю его насквозь. Как доктор, он всегда такой мягкий и внимательный, но как человек — иногда он как леопард в клетке; и я понимаю, что в нем есть какая-то сторона, которую я не знаю. И эта сторона, — произнесла она бесцеремонно и торопливо, — нуждается в женщине, в собственной женщине.

Спокойная манера Кэтрин превратилась в холодную.

— Я думаю, что ваш брат в состоянии сам урегулировать эту сторону своей жизни. Здесь вы ничего не сможете сделать.

— Неправда! Я очень многое могу! Я ввела Марсель в наш дом совсем не для того, чтобы Филипп осознал свои подспудные стремления и стал искать что-то на стороне. Она — единственная женщина, с которой я смогу жить в одном доме, и вот почему я прошу вас, хотя мы почти незнакомы, немного помочь мне. — Нижняя губа у нее задрожала от неожиданного гнева. — Ну, поможете мне? Ведь это такая мелочь — пригласить и Марсель, когда Филиппа пригласят к обеду?

— Я… я предложу это. — Кэтрин помолчала. — Так за этим вы меня сегодня и пригласили — чтобы попросить об этом?

На лице Иветты опять появилась улыбка — наполовину дерзкая, наполовину веселая.

— Я, конечно, собиралась поговорить с вами, но вы украсите любой прием. Посмотрите, как поглядывают на вас мужчины. Даже эти идиоты, которые ляпают цветные треугольники на холст и зовут это искусством, — даже их чарует Тициан, который умел нарисовать женщину такой, как она есть, а не изображать ее в виде глаза, пальца ноги и блюда лангустов. — Она засмеялась и хотела сказать еще что-то, когда в холле зазвонил телефон.

— Ну вот, наверное, Филиппа!.. Извините.

Кэтрин кивнула и повернулась, чтобы поставить свою чашку на стол. Она выглядела спокойной и собранной, но внутри у нее все кипело от безжалостной откровенности Иветты.

Около дверей была какая-то суматоха. Филипп твердо сказал:

— Ничего не поделаешь, Иветта. Раз уж он позвонил, значит, ребенок болен. А насколько это серьезно, я смогу увидеть только сам. Я немедленно еду в Сен-Калар.

— Но мы еще толком не договорились насчет вечера, — настаивала Иветта. — Когда же ты вернешься?

— Через час, надеюсь. Не сомневаюсь, что вы все еще будете здесь. — Он повернулся к Кэтрин и сказал ей через головы: — Пожалуйста, дождитесь меня здесь.

— Я уже готова ехать, — быстро ответила она. — Вы меня высадите по дороге в Сен-Калар.

Иветта запротестовала:

— Но Сен-Калар — это вглубь в горы. Кто-нибудь отвезет вас домой.

Но взгляд Филиппа был просящим, хотя он говорил обычным тоном.

— Если хотите ехать сейчас, я вас возьму. — Он быстро улыбнулся Марсель: — Оставайтесь здесь на ужин, Марсель. Позвоните своей кузине. Хорошо?

Кэтрин торопливо попрощалась со всеми сразу и вышла с ним к машине. Он отъехал задним ходом от красного автомобильчика и, миновав все другие разноцветные машины, быстро выехал на дорогу. От виллы к Главному карнизу вел только один путь.