Западня

С каждым днем напряжение в Одессе нарастает. Слухи просачиваются сквозь, казалось бы, самые надежные заслоны. На Дерибасовской закрываются рестораны и магазины. Поездами, через Кишинев на Бухарест и дальше, спешат уехать те, кто только недавно, казалось, уже надежно держал в своих руках бразды правления. А в то же время тысячи горожан целыми семьями уходят в катакомбы, присоединяясь к партизанам.

На совещании у начальника гестапо Гесслера Дауме получил серьезный выговор за бездействие. Необходимо срочно блокировать катакомбы, завалить шахты, через которые поступает воздух, взорвать выходы! Пусть все, кто там находится, погибнут.

А как же быть с Фолькенецем? На этот вопрос Дауме получил недвусмысленный ответ. Гесслер пробурчал, что, конечно, его волнует судьба полковника, но обстоятельства требуют принятия чрезвычайных мер.

Так в одну минуту была решена «проблема» Фолькенеца. Дауме со спокойной совестью принялся за подготовку операции.

Вернувшись от Гесслера, он пригласил к себе командира саперной роты капитана Таубера, они долго изучали план катакомб, решая, где нанести удар.

А к вечеру Таубер с двумя обер-лейтенантами поехал на рекогносцировку. Они выехали на шоссе и поехали в направлении Тирасполя. Здесь, невдалеке от города, особенно часто действовали партизаны. Недавно они убили шестерых солдат, которые везли на машине мясо.

Вот виднеются скотные дворы, постройки, силосные вышки, а за ними, среди оврагов, — шахты и входы в катакомбы.

Таубер вернулся в Одессу к вечеру, доложил Дауме план действий. Он сожжет все постройки в районе действия его группы, чтобы вырвавшиеся из катакомб не смогли найти себе убежище, а затем методическими взрывами начнет заваливать входы в шахты.

— Сколько солдат вы возьмете с собой? — спросил Дауме.

— Взвода вполне хватит, — ответил Таубер.

Если бы только они знали, что именно в эти минуты а глубине катакомб, в одном из глухих отсеков, заседает военный совет!

Здесь уже стало известно, что три немецких офицера бродили по оврагам и делали отметки на карте. И не надо было обладать особой прозорливостью, чтобы понять: нужно ожидать удара.

Один за другим выступали командиры. Все понимали, что, если выжидать и бездействовать, это приведет к гибели всех, кто находится в катакомбах. Они будут замурованы живыми. Но неизвестно, когда и какой дорогой пойдут подрывники. Сколько их будет?.. Вероятнее всего, что нападение будет совершено ночью. Ночь всегда союзница внезапности.

Егоров вызвался организовать разведку дорог, чтобы определить наиболее вероятное направление, по которому будут двигаться подрывники.

Несколько групп вышли из катакомб и разошлись и разные стороны.

Через несколько часов они вернулись, и командиры вновь собрались для окончательного решения.

Егоров доложил выводы. Наиболее удобный путь для противника — через совхоз, где можно организовать исходную базу. Поэтому он предлагает устроить несколько засад: на основном направлении, а также на тех дорогах, которыми противник может воспользоваться.

Обсуждение не продолжалось и десяти минут. Было решено немедленно собрать вооруженные группы и, когда начнут сгущаться сумерки, выйти к намеченным местам для засад.

Группу разведчиков, которые должны были сообщать, когда появятся гитлеровцы, возглавил Егоров.

Он должен был присоединиться к Тоне, но она передала ему через связного, что ему нужно на два дня задержаться: новые документы для него у Тюллера еще не готовы.

Глава десятая

Как только на другое утро Тоня вошла в приемную, то сразу поняла, что Мария Семеновна ушла навсегда. Папки, сложенные вчера вечером, лежали. Рядом с ними на столе валялась пачка кем-то небрежно брошенных документов. Надрывно звонили телефоны, и этот перезвон в пустой комнате лишь усиливал ощущение, что в сердцевине механизма, который еще недавно казался надежно слаженным, началось необратимое разрушение.

Дверь в кабинет, как всегда, закрыта наглухо, и по тому, что из-за нее не доносится приглушенного толстыми стеклами рокота начальственного голоса, Тоня поняла — шеф где-то задерживается.

Все, что вчера произошло, казалось ей странным, неестественным, так не совмещалось поведение Корабельникова с устоявшимся у нее представлением о том, как должен был бы он повести себя в д а н н ы х обстоятельствах.

Судя по всему, он вернулся, когда группа еще находилась в кабинете. Но что между ним и Бирюковым произошло? Почему он приказал молчать?

Всю ночь она думала, думала. Может быть, не возвращаться в порт, а отправиться в катакомбы? Савицкий наверняка поймет, что она так поступила не из-за трусости… Но потом размышления незаметно перешли в другую фазу. Ну хорошо, если даже Бирюков арестован, то все равно он никогда ее не выдаст.

Идет Корабельников! Она уже привыкла к резкому стуку его подкованных каблуков.

Корабельников переступил порог приемной, подтянутый, спокойный, как всегда; убедился, что Марии Семеновны нет, и повернулся к Тоне.

— Зайди, — коротко приказал он.

Ссадины на его щеках были запудрены; очевидно, он старался скрыть следы вчерашней баталии.

Тоня вошла в кабинет и остановилась перед столом. Впервые она видела Корабельникова как бы отключенным от потока дел, неторопливо двигавшегося по кабинету. Он даже не прикоснулся к трубке зазвонившего белого телефонного аппарата. Тоня уже знала, что это прямая связь с начальником порта.

— Садись, Тоня… Нет, нет, поближе, — сказал Корабельников; в тоне его не было обычной раздраженности, которая отпугивала от него людей; сейчас он сосредоточился на какой-то беспокоившей его мысли.

И Тоня подумала, что Мария Семеновна все же знала его лучше, чем другие.

Корабельников вынул сигарету, закурил и ладонью медленно развеял облачко дыма.

— Ты давно связана с Бирюковым? — спросил он как-то очень буднично, словно не сомневаясь в том, что это так и есть, а лишь требуется небольшое уточнение.

— Вы говорите про того, кто меня ударил?

— Я не знаю, кто из них тебя ударил. Я говорю о том, кто их возглавлял. Ну, вот что, Тоня, поговорим откровенно. Давай подумаем, почему они тебя не… убрали. Ты ведь для них нежелательный свидетель.

— Но они… и вас не тронули? — Тоня улыбнулась, стараясь в то же время вникнуть в смысл его вопросов.

Он кивнул головой:

— Верно. И для этого были определенные причины.

— А может быть, меня хотели убить?

— Но ты осталась чудом жива? — Он насмешливо поклонился: — Поздравляю…

— Это было так неожиданно! Они вошли… и тут же один из них на меня напал.

Корабельников помолчал, рассматривая Тоню.

— Почему ты, уйдя отсюда, не донесла в гестапо?

— Вы же сами приказали мне молчать, — сказала Тоня, подняв на него удивленный и в то же время преданный взгляд.

— Только поэтому?..

— Я решила — вы поступите так, как нужно.

— А если бы я теперь попросил тебя об одной услуге? Разыщи Бирюкова и скажи ему, чтобы он зашел ко мне в два часа дня.

— А где его можно найти?

— Где-нибудь на железнодорожных путях. Ну, иди!.. И забудь все, о чем мы сейчас говорили.

Она вышла из его кабинета в еще более смятенном состоянии, чем вошла. Что же произошло в то время, когда она находилась без сознания? На какую причину он намекал? Кто он? Не новый ли вариант Короткова?

Она пошла в сторону железнодорожных путей. Только что прибыл санитарный эшелон, и началась разгрузка. Тяжелораненых сразу же на носилках переносили в машины, которые доставляли свой печальный груз к причалам, и там постепенно накапливалась длинная очередь у трапа корабля. Легкораненые сами ковыляли по дорогам и тропинкам, вытоптанным между груд ржавого железного лома.

Такого количества искалеченных людей Тоня еще не видела. Один солдат, у которого была почти по бедро ампутирована правая нога, ковылял на костылях и при этом умудрялся наигрывать на губной гармонике.