Западня

— А ты откуда знаешь?

Он показал в сторону железнодорожных путей, исчезающих за поворотом берега.

— Там бараки. Их отсюда не видно. В этих бараках уже неделю живут русские пленные.

— Зачем их пригнали?

— Рыть шурфы. Видела, наверно, на семнадцатом и двадцать втором причалах вчера работали?

— Разве не по ремонту?

— Какой ремонт! Роют ямы глубиной в два с половиной метра, шириной сантиметров семьдесят. Как раз туда поместится килограммов двести взрывчатки.

— А ты уверен?

— У нас есть такие спецы, их не проведешь.

Он закурил, подержал в коротких сильных пальцах коробок спичек, потом засунул его в карман.

— Слушай-ка, Тоня, нужны ночные пропуска. Штуки три. Режим с каждым днем все строже. У некоторых моих ребят пропуска отобрали, а у нас дело горит.

— Постараюсь. Но это трудно.

— Сам знаю — трудно. Но это приказ руководства. А легких дел сейчас, сама знаешь, не бывает.

— Постараюсь, — сказала Тоня.

— Когда встретимся?

— Завтра в десять, на этом же месте.

— Давно мне девушки свидания не назначают, — улыбнулся Бирюков.

В той спокойной уверенности, с которой он держался, Тоня, казалось, черпала силу. Только недавно она считала себя почти одинокой в этом огромном море человеческих страстей, а оказывается, рядом с ней действуют товарищи по борьбе.

Тоня вернулась в управление порта и до конца дня помогала секретарше: то варила шефу кофе, то регистрировала документы.

Корабельников только к вечеру вышел из кабинета и направился к начальнику порта Петри, кабинет которого был этажом выше.

Секретарша, сидя за машинкой, перепечатывала какой-то длинный список, а Тоня продолжала сортировать бумаги — это были накладные, циркуляры, распоряжения… Некоторые она проглядывала — ничего значительного: только расширялось число городов, из которых зондеркоманды направляли сюда демонтированное оборудование заводов и украденные музейные экспонаты.

Тишина. Дверь в кабинет приоткрыта, и если секретарша отлучится, то дело одной минуты войти в кабинет, быстро открыть средний ящик письменного стола и из голубой папки вынуть несколько пропусков. Это только бланки, печати на них ставятся в канцелярии Петри, но умелая рука Тюллера наверняка поспорит с подлинным оттиском. О том, что Корабельников держит в своем столе аусвайсы для тех случаев, когда необходимо срочно предоставить право движения по ночному порту кому-нибудь из служащих, она узнала случайно. В одном из складов лопнула водопроводная труба, нужно было немедленно вызвать слесаря, и секретарша при Тоне оформила ему пропуск. Тогда-то она и увидела голубую папку и заметила, куда ее прячут.

А может быть, взять пачку документов и войти в кабинет для того, чтобы положить их на стол? Это вполне естественно. Уже несколько раз она так поступала.

Нет! Из-за нескольких пропусков она не имеет права рисковать. Сегодня утром первая сводка о положении в порту — уже в штабе армии. Савицкий наверняка помянет ее добрым словом.

Бирюков поймет, что ее осторожность не сродни трусости. Есть дела, в которых она не только не должна, но и не имеет права принимать участие. А где взять пропуска, она скажет.

Глава восьмая

На другое утро она убедилась, что Бирюков сказал правду. Небольшие группы военнопленных под присмотром конвоиров копали шурфы во многих местах порта.

На первый взгляд ямы возникали в самом хаотическом беспорядке, образуя нечто вроде созвездий, в одном месте пять, в другом — семь, на самом же деле военнопленными руководили специалисты-подрывники. Лейтенанта Крайнца, который ими командовал, Тоня уже знала, по какому-то делу он приходил к Корабельникову.

Ровно в десять она подошла к развалинам склада, сгоревшего еще в начале войны. Через минуту появился Бирюков. Он был чем-то подавлен и угрюмо прислонился к стене так, чтобы его не было видно со стороны дороги.

— Плохие вести, Тоня: умер Федор Михайлович!

Она стояла молча, не в силах двинуться с места, забыв обо всем, что ее сюда привело. Неужели же она никогда больше не услышит чуть хрипловатого, но такого задушевного голоса!

— Это точно? — спросила она, понимая, что вопрос ее нелеп.

— Да, из катакомб ко мне приходил связной. Теперь я буду во главе группы.

— Бирюков! — сказала она. — Я убила того, кто его ранил…

Он с сомнением оглядел ее с ног до головы, как бы примеривая, способна ли она на это. Очевидно, решил, что не способна, ничего не сказал.

— Ну как? Удалось что нибудь сделать? — проговорил он.

— Аусвайсы у Корабельникова есть. Несколько штук лежит в его столе в голубой папке…

— Достать можешь?

— Опасно.

— Ну, а когда уходит секретарша?

— Часов в семь.

— Ты же можешь остаться после нее?

— Могу.

— Ну так вот! Выжди, когда этого типа куда-нибудь вызовут или он сам уйдет…

— Все равно опасно. Мне не разрешено входить в его кабинет без вызова.

— Так дело не пойдет, — рассердился Бирюков. — Тебе что, нужно персональное приглашение, напечатанное в типографии с золотым обрезом?

— Не могу. Не могу рисковать! Ты пойми, у меня свое задание. Помогать буду, не отказываюсь!

Девчонка, которая многим ему обязана, выступает как равная партнерша! Но она смотрела на него с такой непонятно откуда взявшейся силой внутреннего упорства, что он невольно опустил глаза.

— Ладно, — проговорил он, — достанем сами… Так, значит, секретарша в семь уже смывается?

— Иногда задерживается минут на десять.

— На сколько примерно времени Корабельников покидает свой кабинет?

— По-разному. Иногда минут на десять, а иногда на час, если, например, идет на причалы.

— Где он хранит папку?

— В среднем ящике стола… Но на бланках нет печати, — добавила она.

— А где их ставят?

— В приемной Петри, адъютант.

— Черт побери, как все запутывается! — На его широких скулах напряглись желваки.

— Может быть, поможет Тюллер, — подсказала Тоня.

— Возможно!.. Так вот, где окно приемной Корабельникова, я знаю. Давай договоримся о сигналах. Когда уйдет секретарша, ты откроешь форточку. Когда выйдет Корабельников, ты ее закроешь — и сразу же убирайся!

— Но он часто приказывает его дожидаться…

— Тогда уж тебе придется разыграть пострадавшую. Другого выхода нет.

— Ну, а если он быстро вернется?

— Уж не знаю. Все зависит от того, как он себя поведет.

— Он может закричать, и тогда услышат в коридоре.

— Все не так-то просто! Сначала он выйдет в приемную, а там будет его дожидаться посетитель с важным делом… Поговорив с ним, он войдет в кабинет. Посетитель — за ним и тут же ткнет ему в бок револьвер. Тут уже не до криков!

— Но ведь в любом случае кабинет будет заперт. Уходя вечером даже на несколько минут, он никогда не оставляет его открытым.

— Какой замок?

— Французский.

— Ну, так оттянуть одну половинку двери, поддеть язычок ломиком — секундное дело.

— А если он не уйдет и будет сидеть и час, и два? До позднего вечера?

— Тогда все переносится на завтра. Считай, обо всем договорились — выполнять все, как надо!

Тоня отошла на несколько шагов, потом обернулась;

— Только помни: для твоих ребят — мы с тобой не знакомы.

— Это ясно, — сумрачно улыбнулся Бирюков.

Тоня привыкла не задавать лишних вопросов, но из самой заинтересованности Бирюкова, готового пойти на крайний шаг, больше, чем из слов, поняла, что пропуска нужны для какой-то важной операции.

Возможно, Бирюков и посвятил бы ее в свои планы, но она сама опустила заслонку между ними.

У нее ведь много своих забот. Днем на рейде появился военный корабль, к нему на катере направился сам начальник порта, прихватив с собой офицеров. Наверняка в Одессу прибыл какой-то важный инспектор.

Вот бы его и поприветствовать бомбежкой!

В первые дни она требовала в своих донесениях усилить налеты авиации. Позавчера, на рассвете, три самолета бомбили порт. Когда Тоня проснулась от тяжких разрывов, ею овладело чувство радости — наконец-то! Призывы услышаны — значит, ее усилия не пропадают даром.