Страница 39 из 47
Пока я слушал рассказ об этой удивительной жизни, мы приблизились к деревне. Теперь уже ясно можно было разглядеть небольшие отверстия в горе, освещенные изнутри электричеством. Черные силуэты людей мелькали в отверстиях. Была еще ночь, но деревня уже не спала. Я скорее угадывал, чем видел, движение и суету на горе, как будто пещерная деревня к чему-то готовилась.
Караван продолжал идти вперед, и по рядам слышались разговоры, люди взбодрились, увидя свет, предчувствуя теплоту человеческого жилья. Женщины, сидевшие на ослах, вглядывались вперед, и мужчины шагали бодрее. До деревни оставалось не более двух или трех сотен шагов, когда муллу окликнули с камня, висевшего над дорогой. Какой-то человек, выпрямившись во весь рост, размахивал руками и кричал ему, чтобы мы остановились. Шедшие впереди замедлили ход, а задние продолжали идти, так что скоро весь караван столпился под нависшим над дорогой камнем.
— Кто вы такие? — кричал человек на камне.
— Верующие, идущие за Мехди, богом на путь наставленным, — ответил Мамед и собирался объяснить еще что-то, но человек на камне снова замахал руками.
— Знаю, знаю, — кричал он, — вы идете из Мертвого города! Вы все меня слышите?
— Слышим! — отвечали из толпы.
— Я из этой деревни, — отвечал человек, — проходите мимо! Мне поручено вам сказать, чтобы вы проходили мимо. Мы не приглашаем вас!
Толпа молчала. Надежды на отдых, на теплый очаг, на свежий плов уходили, и снова каждый видел перед собой бесконечную дорогу, темноту и пустынные молчаливые горы.
— Мы устали, — оказал Мамед, — среди нас женщины и старики.
Человек на камне не дал ему договорить.
— Мы слышали о ваших делах, — закричал он, — и мы не хотим вас знать! Идите!
Тогда выступил вперед Шварке.
— Нас много, — сказал он, — и у многих из нас есть оружие.
Человек на камне молча показал рукой вперед. Все обернулись по направлению его руки. В предрассветной полумгле я увидел: люди сидели на камнях над дорогой, и многие из них держали в руках охотничьи двустволки.
— Хорошо, — сказал Шварке голосом, дрожащим от злости. — Есть дорога в обход вашей деревни?
Человек указал на тропинку, ведущую вниз, узкую тропинку между камней. Молча, взяв под уздцы осла, Шварке начал спускаться вниз, и камни, шурша, осыпались под его ногами. Медленно, как бы колеблясь, двинулся караван за Шварке, и снова один за другим отходили в сторону люди, выводили ослов и становились у края дороги, пропуская караван. На этот раз мулла не поносил их, проклиная, и Мамед не пытался их удержать. Караван уходил в молчании, и проходившие мимо отводили в сторону глаза. В этой деревне осталось, я думаю, человек двадцать пять, и караван поредел еще заметней. Так же, как в прошлый раз, оглядываясь назад, я видел, как там, на горе, оставшиеся сбрасывали вьюки на землю, и жители деревни вели их к себе, в освещенные электричеством пещеры.
Мы шли. Рассвет начинался в горах, багровые вершины поднимались вокруг, в утреннем свете люди увидели друг друга в лицо и поняли, как они устали. Люди шли спотыкаясь, на ходу засыпая, еле переставляя ноги. Горный ручей пересек дорогу, и Шварке поднял руку и крикнул, что здесь — привал. Наскоро развязав тюки и стреножив ослов, люди валились, где кто стоял, на сухую, колючую землю. Они были даже не в силах приготовить еду и засыпали голодные и спали тяжелым сном, вскрикивая и бормоча во сне.
Я лег рядом с Мамедом и сразу заснул. Мне снилось, что я шагаю и рядом со мной идут люди, и мы все идем и идем без конца, без надежды, что дорога когда-нибудь кончится.
Проснулся я оттого, что солнце било мне прямо в глаза. Я поднял голову и огляделся. Горели костры, на огне шипела баранина, ослы стояли тихо и покорно. Но что-то было такое в лагере, что заставило меня оглядеться еще раз. Да, я не ошибся. Осталось человек тридцать, не больше. Рядом со мной, наклонившись над картой, сидели Мамед и Шварке.
— Мамед, — спросил я, — а где остальные?
Мамед посмотрел на меня недовольно.
— Бог взял их живыми на небо, — сказал он зло. Я не стал допытываться и понял: ночью, пока я спал, остальные ушли назад. Им, хотя и верующим, хотя и малограмотным людям, дружба сограждан показалась дороже самого великого Мехди.
Я вскочил на ноги. Все тело мое ныло от усталости. Я умылся в ручье и снова вернулся к Мамеду. Он и Шварке по-прежнему сидели над картой. Шварке водил пальцем по линиям горных дорог.
— Здесь, — говорил он, — деревня. Здесь нам не пробиться. А вот здесь — дом отдыха учителей. Я слышал о нем, это — лесная дача, на которой живут четверо служащих да шесть-семь учителей. Есть телефон, и мы можем заставить кого-нибудь сообщить по телефону, что мы здесь не проходили. Если мы выйдем сейчас, то к вечеру будем там.
Мамед кивнул головой. Я обратил внимание на то что если в начале путешествия Шварке, почтенный, добродушный хлопкороб, держался в сторонке, то сейчас он уже почти откровенно командовал и распоряжался. Подсев к одному из костров, я получил изрядный кусок баранины и съел его, торопясь и обжигая рот. В это время заканчивались последние сборы, ослы стояли навьюченные; я только успел кончить завтрак как Мамед скомандовал отправление, и поредевший караван двинулся в путь к дому отдыха учителей. Я шел сзади и думал о том, что в этом доме отдыха отдыхает учитель физики Харасанов, и представлял себе нашу с ним встречу. И еще я думал о том, как бы мне незаметно отстать, чтобы повидаться с Бостаном и сообщить ему, куда направляется караван.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Как изменился вид каравана! Уже не осталось женщин и почти не было стариков. Оглядываясь кругом, я видел крепких, мускулистых мужчин. За ночь у всех оказались раньше, видимо, спрятанные наганы, маузеры и смит-вессоны. Теперь они открыто висели у поясов, высовывались из карманов, поблескивали, заткнутые за седельные ремни. Казалось, будто бы отпала необходимость скрываться и прятаться, будто бы ночью ушли посторонние и теперь остались только свои.
Мулла уже не распевал стихов из Корана. Он даже не совершал утреннюю молитву. Он вообще потерял видимость вождя и командира. Он скромно ехал в хвосте недовольно оглядываясь вокруг, обыкновенный, злой, сварливый старик. Во главе каравана шел Шварке и рядом с ним его адъютант Мамед.
Мы теперь спускались в лесные районы. Вокруг была по-прежнему тишина, и, если не считать орлов, важных и равнодушных птиц, кое-где сидевших на скалах, я не видел ни одного живого существа.
Я очень волновался. Мне необходимо было сообщить Бостану, куда мы идем, но Мамед то и дело смотрел на меня, и стоило мне отойти немного подальше, он начинал искать меня взглядом, а найдя, улыбался, кивал головой и манил к себе пальцем. Я не мог понять, то ли я зачем-нибудь был ему нужен, то ли он боялся, чтобы я не сбежал и не сообщил бы о нашем маршруте.
Солнце стояло уже высоко, когда мы услышали рокот мотора. Эхо множило и разносило звуки. Караван шел в это время ущельем, с двух сторон поднимались гладкие каменные стены, и мотор гремел неизвестно где все громче и громче. Всем стало немного не по себе. Все смотрели наверх, все оглядывали неширокую безоблачную полосу неба. Встревоженные орлы поднимались с насиженных мест и улетали. Потом из-за скалы показался двухместный маленький самолет и пролетел совсем низко над нами. Все видели высунувшуюся из кабины голову бортмеханика в шлеме и огромных очках и даже сквозь стекла очков видели его глаза, внимательно и спокойно глядевшие на нас. Самолет исчез за скалой, и скоро рокот мотора затих, и вновь наступила тишина, и потревоженные орлы снова уселись на скалы. Никто не сказал ни слова. Люди молча шли дальше, один за другим растянувшись по горной тропинке, но, кажется, всем стало жутко от этого спокойно пролетевшего самолета. Вся шайка почувствовала себя как бы под увеличительным стеклом, как бы под пристальным взглядом смотрящего на нее сверху большого и зоркого глаза.