Страница 63 из 82
И все-таки что же это такое динамичный сюжет (ДС)? Непреложная константа? Или метод, имеющий свои границы применимости? Тогда где пролегают эти границы и как часто они нарушаются? Любую ли задачу в фантастике можно решить, используя ДС? Не вредит ли он художественному уровню произведения?
Понятно, почему ДС получил столь широкое распространение в современной фантастике. Начнем с внелитературных соображений — издательских, коммерческих. Разумеется, подобную книгу купят с большой охотой. «Драйв» — погони, схватки, интриги, сложные ситуации и чудесные избавления — утоляет сенсорный голод и потому гарантированно продается. Конечно, при условии, что качество текста не совсем уж убогое. Однако речь далее пойдет о тех произведениях, чей уровень превышает некую условную планку.
Итак, в числе первопричин мы назвали издательский диктат. В явной или опосредованной форме, но он существует. С ним сталкиваются все, имеющие профессиональное отношение к фантастике.
Но дело не только в неумолимых издателях. Сам по себе ДС — это сильный литературный метод. С его помощью можно одним махом решить немало художественных задач. Во-первых, захватить читательское внимание, без чего в фантастике самому блестящему и глубокому тексту гарантирован провал. Во-вторых, ДС позволяет искусственно обострить исследуемую проблему, вычленить ее из общего потока жизни. Возьмем, к примеру, ранний роман Сергея Лукьяненко «Рыцари сорока островов». Да, можно было бы написать сугубо бытовой текст о непростых взаимоотношениях подростков в современном российском городе, о войне группировок, об этических проблемах и тупиках, что встают и перед самыми чистыми душами. Но тогда проблематика неизбежно оказалась бы «размазанной» на фоне множества сиюминутных мелочей и жизненных обстоятельств. И вот, чтобы отсечь все лишнее, мешающее главной задаче, автор поместил своих юных героев в искусственно созданную среду, где они обречены воевать друг с другом. Таким образом, ДС здесь выполняет функцию эквалайзера, отсекающего лишние частоты.
Примерно то же самое сделал Святослав Логинов в фэнтезийном романе «Многорукий бог Далайна», где полностью сконструирован целый мир (если не сказать — мироздание). И конструкция сия такова, что ДС неизбежно из нее вытекает: в жестоком и непредсказуемом мире Далайна просто невозможно плавное, неспешное течение событий. Но и сама конструкция предстает перед читательским взором именно благодаря ДС и потому воспринимается легко. С помощью таких декораций, когда оригинальность мира и динамика сюжета друг из друга вытекают, Логинов ставит этическую проблему, которую в «естественных условиях» трудно вычленить из потока бытовых реалий.
В-третьих, за счет ДС нередко создается благоприятная среда для изображения тех психологических моментов, которые в обыденной жизни скрыты, неявны. Взять хотя бы толстовского инженера Гарина. Изобрел он свой гиперболоид — и по естественному ходу вещей тем самым оказался втянут в бурный поток событий. И его доселе незаметные диктаторские наклонности, его авантюрная жилка, параноидальные комплексы оказались вскрыты, явлены читателю и доступны художественному исследованию. А вот как предъявить то же самое, будь Гарин заурядным инженером в арбузолитейном НИИ с распорядком жизни «дом-трамвай-контора-трамвай-дом»? Как убедительно показать нечто, спрятанное в глубине души, не позволив этому «нечто» вырваться наружу?
Наконец, к ДС уже выработалась привычка и у читателей, и у писателей. Писатель ведь всегда в той или иной степени ориентируется на читательские ожидания.
Ну так что же в этом плохого? Если всем нравится, если получаются хорошие книги — что же тревожиться?
Ну, в набат бить, может, и не стоит, но о некоторых вещах задуматься следует.
Сам по себе ДС — лишь один из инструментов писателя. Это хороший метод, но все же не универсальный. И уверенность в том, будто он работает всегда и годится для решения любой художественной задачи, по меньшей мере наивна. Не бывает достоинств без недостатков. Есть они и у ДС.
Взятый автором ускоренный темп нередко мешает углубиться в поднятую проблему. Некогда углубляться, надо вызволять героев из одной западни, чтобы тут же заманить их в другую. Логика событий вынуждает автора описывать многочисленные поединки, аферы, предательства, побеги, захваты — и это занимает львиную долю текста. Выходит, что средство, с помощью которого проблема обнажалась, оказалось самодовлеющим.
Примеров тому немало. Тот же Сергей Лукьяненко порой скользит по поверхности затронутой проблемы — ему некогда бурить на глубину, не хватает романного времени, да и нельзя это сделать без явных провисаний сюжета — того самого, крутого и динамичного. Другой сюжет, возможно, и выдержал бы.
Еще в большей степени это касается романов Андрея Столярова, Михаила Тырина, Олега Дивова и других. Выигрыш в остроте сюжета влечет проигрыш в глубине. Тут что-то вроде принципа неопределенностей из квантовой физики: чем точнее знаешь скорость частицы, тем хуже знаешь ее координаты. Примером может служить и «Кесаревна Отрада между смертью и славой» Андрея Лазарчука. Роман начинается так, что ждешь философской глубины, психологизма, нестандартного взгляда на реальность, на что Лазарчук вполне способен. Но дальше набирает силу «экшн», начинается такая крутизна, что ни о какой глубине и речи нет — некогда, некогда…
ДС мешает показать психологию героя в естественном темпе жизни, в естественных условиях. Избыточная концентрация экстремальных обстоятельств, конечно, выявляет в человеческом характере нечто скрытое, но в то же время затемняет открытое. А ведь порой лицевая сторона бывает куда интереснее изнанки. Но у нас — динамичный сюжет, который чаще всего достигается с помощью экстремальных ситуаций, куда попадает герой. В этих ситуациях ему приходится резко менять стиль поведения просто для того, чтобы выжить. То есть приспосабливаться к некоему шаблону поведения бойца, узника, похитителя, спасителя и т. п. В итоге мы порой получаем предсказуемое повествование. Возьмем совместный роман С.Лукьяненко и Н.Перумова «Не время для драконов». Московский врач Виктор, попавший в фэнтезийную реальность и вынужденный вписываться в рамки острого сюжета, постепенно блекнет. Интересный психологический типаж по ходу действия все более стандартизируется, превращается в обычного фэнтезийного персонажа.
Стало быть, не всякий герой годится для использования в ДС. Талантливый писатель ведь не допустит, чтобы его персонаж в потоке бурных событий оказался трафаретным, потерял индивидуальность. И значит, сужается набор психологических типов, подходящих автору. Кое-что, само по себе интересное и достойное литературного воплощения, неизбежно остается за бортом.
Можно провести такой мысленный эксперимент. Возьмем какого-нибудь сложного, неоднозначного классического героя (ну, допустим, щедринского Иудушку Головлева) и поместим его в острый сюжет с драками, погонями, неожиданными ситуациями. Вряд ли это позволит раскрыть и осмыслить то, что творится у него в душе. Как всякий трус и эгоист, Иудушка очень быстро вживется в ту или иную роль. И получится стандартный тиран, или стандартный шпион, или стандартный жулик… Стандартный! А вот неторопливая, несовременная, не обремененная излишним драматизмом манера Салтыкова-Щедрина идеально подходит для исследования подобного монстра.
Нередко ДС разрушает и жизненное правдоподобие. Когда на единицу времени приходится слишком много экстремальных обстоятельств — веет театральностью, гротеском. Да, по отдельности все это в жизни встречается, но вместе и в таких дозах — это уж вряд ли. Можно вспомнить некоторые произведения позднего Крапивина. Ведя повествование на фоне современных реалий (пускай и приправленных фантастическим элементом), он просто не может не влить в острый сюжет излишне концентрированную порцию «чернухи». И хотя многие крапивинские повести и романы 90-х откровенно метафоричны и не являются фотоснимками реальности, все же читатель остается в некотором недоумении. С другой стороны, когда писатель меняет фон — сразу исчезает оттенок недостоверности. Пример — роман «Давно закончилась осада» (2000), действие которого развивается в 60-е годы XIX века. Конечно, сюжет его не лишен динамизма, но динамика здесь очищена от избыточности. В отличие, скажем, от «Травы для астероидов» (1999).