Я вас жду

— И не отвечу, — бросаю с вызовом. — «Чего вдруг потянуло…» Это моё личное дело.

— Нет, не личное, — усмехается Пересада. — Вопрос, Галочка, имеет прямое отношение к составу преступления. Только, пожалуйста, не пугайтесь.

Вся дрожу от негодования: что ж у него получается? Учительница, трусиха, умышленно оставляет детей на произвол судьбы…

— Галочка, почему молчите? Странно, не узнаю вас, не узнаю.

— Думаю о том, что вы ни капельки не изменились — людям не верите.

— Как вы смеете?! — срывается он вдруг с места, весь багровый.

Дня через два я уже сидела перед другим следователем. Здесь погода царила совсем иная — «облачная с прояснением». Тучи, правда, долго не рассеивались. ЧП на стройке отняло у нас много сил, времени, зато послужило весьма поучительным уроком.

Прикрыв настольную лампу газетой, чтобы не мешать Оксане уснуть, записываю по свежим следам событий.

— Галка, иди спать! — третий раз напоминает мне Кулик, хотя у неё самой голос не очень-то сонный. — Галка…

Она не уехала. Более того, вместе с другими встречала профессора Багмута.

К станции Каменск «рафик» подкатил минут за сорок до прибытия поезда. Мы оставались в машине, в тепле, так как на улице бушевала снежная буря. Король Лир вышел покурить, Руслан и Недилько, сидя на передних сиденьях, рассуждали о каком-то новом открытии науки, мы же с Оксаной молча то и дело дышали на обледеневшее стекло, пальцами протирая окошки, хотя заранее знали, что, кроме густой мглы, ничего не увидим.

— Жуткая погода. Поезд может застрять где-то в пути» — подала наконец голос Оксана.

— Как так? Не самолёт, — отозвалась я, думая совершенно о другом.

О том, что вот сейчас мы, две подруги, молчим от неловкости, дуем на обледеневшее стекло… А ведь у каждой из нас на уме один и тот же человек, который, сидя в тёплом вагоне, тревожится, как добраться из Каменска в Сулумиевку в такую пургу. Ведь он не знает, что его с нетерпением ждут на станции.

— Да-а-а, надо быть профессором, чтобы тебе воздали такие почести, — заметил шутя Недилько, когда я из школьной теплицы занесла в «рафик» свежие каллы.

— Надо, Олег Несторович, просто чтобы тебя любили, — заметила Оксана.

— Все или кто-то один? — спросил в том же тоне математик.

— Все и особенно кто-то один.

Невинное зубоскальство… Тем не менее в голосе Оксаны явно слышались нотки гордости уверовавшего в себя человека. Эти шуточки были направлены обоими фехтовальщиками в мой адрес. Они не могли не заметить, как я взбудоражена и рассеяна. А комичное приключение перед самым отъездом в Каменск! Забыв, что буря намела снегу по пояс, я выскочила из дому и кинулась к «рафику» в лакированных туфельках. «Галка, ты с ума!..» — воскликнула Оксана испуганно. Тогда лишь я опомнилась, рванула назад и всунула ноги в валенки.

— Любишь его? — неожиданно спросила Оксана.

Я окаменела. Впервые с тех пор, как я привезла в Сулумиевку Руслана, Оксана задаёт мне такой вопрос. Раньше, думаю, она боялась спросить, теперь же, когда нашла в себе силы положить «всему этому» конец, осмелела. Совсем недавно, ещё на днях, когда разговор заходил о Трофиме Иларионовиче, мою подругу моментально выдавали её глаза, губы. Тревога, горечь, безнадёжность… Теперь же она спросила спокойно, как старшая сестра, которой не безразлично, кого любит младшая.

Не в моей натуре обманывать. Возможно, никогда так серьёзно не думала о своих чувствах к Багмуту, а ответила с какой-то детской непосредственностью:

— Не знаю, честное слово. Нравится — да. Не так уж чтобы очень…

Оксана взяла меня за плечи, обернула к себе, улыбнулась.

— Ты счастливая, Галка.

— Я? Чем?

Она помедлила с ответом.

— Тем, что умеешь говорить правду. Всегда ты какая-то светлая, ясная.

— Не светлая, а рыжая.

— Всё шуточки да прибауточки… — усмехнулась Оксана. — Смотри, всю жизнь будешь школьницей.

Я ткнула себе пальцем в висок.

— С приветом?

Она рассмеялась.

— Не дури! Мы все тебя любим, уважаем.

— Послушай, Оксана, ты сегодня что-то подозрительно высоко меня возносишь…

Между тем время шло. Король Лир, накурившись до одури, пришёл заявить, что пора выйти на платформу, так как через две минуты прибывает поезд. Мы схватились с места, кинулись к выходу, а когда оказались под открытым небом, едва удержались на ногах, до того разыгралась снежная буря. Мы так и отгораживали лица от ударов обледенелой метлы.

— Гал-ка, а цветы? — спохватился Руслан. — Цветы, — крикнул он ещё громче, чтобы пересилить пронзительный свист ветра. Рванулся назад, к автобусу, но я удержала его.

— Потом…

Задрав головы вверх, мы следим за бегом постепенно замедляющих ход вагонов. Запорошенные ступеньки, разукрашенные хрустальным морозным узором окна. Вот и девятый! Чувствую, как у меня от волнения сжимается сердце. Сейчас он выйдет, сейчас…

Вот он. Нет, старушка лет семидесяти. Она задерживается, отворачивает лицо от ветра, словно решила ехать дальше, хоть на край света, лишь бы не выходить в такую погоду. Алексей Остапчук берёт её в охапку вместе с узелком и осторожно опускает на платформу. Второй пассажир, третий, а Трофим Иларионович всё не показывается. Неужели?..

И вдруг:

— Па-па, па-па!

Профессор в зимнем пальто, в ушанке…

Руслан первым кинулся к отцу. Олег Несторович взял у гостя чемодан. Оксана пыталась меня пропустить вперёд, но я так растерялась, обрадовалась тому, что пассажиры оттёрли меня в сторону, что ей пришлось здороваться первой.

— Галочка!

Он меня ищет, зовёт! Никогда ещё ни в чьих устах не звучало так красиво моё имя. У меня хватило силы ровно для того, чтобы шагнуть к нему, протянуть руку.

— С наступающим!..

Лишь в «рафике» мы вручили Багмуту цветы и Олег Несторович произнёс короткую, но преисполненную пафоса речь о том, что все сулумиевские педагоги приветствуют желанного гостя и надеются, что он будет рад встретить Новый год с коллективом, членом которого является и его сын.

От Каменска до Сулумиевки всего час с лишним езды. Но, разумеется, не в такую погоду. Теперь мы чуть ли не через каждые десять минут выскакивали из машины в этот ад кромешный, чтобы подталкивать сзади буксующий «рафик». Командовал парадом Олег Несторович: «Раз, два — взяли! Раз, два — взяли!» — кричал он, надрывая голос.

Никогда я ещё не видела Недилько таким энергичным, весёлым, разговорчивым. Возможно, он хотел показать перед гостем или, напротив, давал мне понять, что нисколько не ревнует.

Вместо одиннадцати утра мы подъехали к Сулумиевке в первом часу. Зато здесь уже царила полнейшая тишина. Всё было одето в нежно-белый, расшитый миллиардами хрустальных блёсток наряд — поля, крыши домов, деревья.

— Папа, гляди, солнце, — воскликнул Руслан, указывая на выглянувший из облаков мглистый диск.

— Красиво здесь, — заметил с восхищением Трофим Иларионович.

Руслан взмахнул рукой, усмехнулся:

— Видел бы, как рано утром здесь солнце встаёт. В городе не увидишь такого из-за домов, а тут всё открыто. Солнце большущее.

Трофим Иларионович взглянул на меня с благодарностью. Мне, не скрываю, это было очень приятно.

Директор дал у себя дома в честь гостя обед. После этого мы втроём — Трофим Иларионович, Руслан и я — несмотря на то, что наступили сумерки, отправились на стройку. А показать профессору было что!

Рабочие постарались до наступления холодов окончить кровельные работы. А вот оконные рамы, двери, которые мы сами изготовляли в столярной мастерской, ещё не были все навешены, лежали аккуратно сложенные в штабели. Заметив на некоторых из них следы свежей замазки, я невольно подумала — работа Руслана.

На стройку прибежал и только что вернувшийся из командировки Виталий Максимович.

— Виталий Максимович, это мой папа! — представляет Руслан своего отца.