Страница 52 из 59
Он видит, как человеческая плоть внезапно начинает мерцать, и обличье, которое демон нацепил на себя, изменяется. Сможет ли он сохранить этот облик, если захочет? Но существо исчезает все с той же лисьей усмешкой на губах. От волнения он
всего
Он преодолевает усталость и боль, чтобы выразить последнюю волю, и наполняет завещание обманом, обвинениями, жалобами и недомолвками. Работа занимает не один день. Он распределяет богатства, которые, вероятно, никогда не достанутся наследникам. Его имущество заключается в спрятанных в тайниках запасах золота, франков, ртути, его волосах и его серебряной лампе, которую он завещает живущей в Риме матери. Позабыв о бритье, он в изнеможении падает на кровать. Один из оставшихся спутников время от времени заходит в спальню, чтобы почитать ему газеты. Он отдает не заслуживающему доверия доктору золотую табакерку со строгим наказом произвести посмертное вскрытие. Создается впечатление, что бывший император страстно желает, чтобы его тело разрезали и обезглавили — словно для уверенности в невозможности возрождения.
Приступы боли регулярно сотрясают тело через короткие промежутки времени. Между спазмами он дремлет, а иногда говорит присутствующим, что Жозефина была у него в комнате, но не стала обнимать, а заверила в их скором и окончательном воссоединении.
Еще немного. Еще немного, и смерть его заберет. Обивка за кроватью, вероятно, всегда была такой зеленой и со странными отметинами, напоминающими чей-то силуэт.
— Как долго… Ты заставил меня ждать, — говорит больной старик.
— А ты? Сколько пришлось ждать
мне?
Его второе «я» уже здесь, склоняется над ним, молодой, всего двадцать три или двадцать четыре года.
— Ты приготовился? — бормочет демон.
— Последнее — скажи, как я должен дать свое согласие? Неужели ты без этого не в состоянии завладеть моей кровью?
— Я же говорил. Только у других. Слабаков. Но не у тебя — ты достойный противник. Я отведал твоей жизненной силы случайными глотками из сновидений и воспоминаний…
— Из моих мыслей?
— Нет. Твоя сила держит эти двери закрытыми. Только из твоих стремлений — и то я ошибался, пока не узнал тебя лучше. Но теперь меня ждет настоящий пир. Ты боишься?
— Нет. Я всегда был любопытным. Математика. Вот что больше всего меня интересует. И в том, что предстоит, тоже есть определенная математика.
Существо, принявшее его облик, склоняется все ближе и ближе. Старик ощущает запах его кожи, льняного белья, волос, его тепло и снова отмечает стремление демона удовлетворить его желание. И в доказательство его догадки по лицу скользит прядь молодых волос. В то же мгновение он чувствует, как кровь из его вен, сердца и мозга начинает безболезненно, а потому еще более пугающе перетекать в существо демона. Он видит и самого демона — все его существо сияет и словно бы расцветает, как обильно политое растение, и молодые глаза — его глаза — выпуклые, сосредоточенные. Слышится сдавленный стон. Наслаждения? Удовлетворения? А затем пронзительный крик, издали, как крик чайки над плато. И все же слова можно разобрать.
— Она обжигает! Твоя кровь — она обжигает!
Старик, не настолько больной, каким он притворялся, поднимает руки, будто хочет обнять любимого сына, и обхватывает демона за талию. Он, к своему удивлению, обнаруживает, что еще достаточно силен — к удивлению их обоих. Он опрокидывает демона и сам ложится на него сверху. Тот сопротивляется, но уже ясно, что его противник выбит из колеи, и процедура прерывается.
Он не дает врагу возможности ни оправиться от изумления, ни отпрянуть. Своими острыми зубами он впивается демону в горло, кусает и рвет его, а потом ощущает во рту вкус крови — растительно-зеленой, бурлящей и склизкой, но не противной, такой вкус бывает у лечебных травяных настоев и листьев герани в салате…
Вампир визжит и мечется на кровати. Что-то произошло. Император, проглотив полновесный глоток зеленого вина, скатывается набок, отпускает жертву и только сейчас замечает, как сильно трансформировался вампир.
Он раздулся, изменил и форму, и окраску. Нет больше того видения, что вытекало из стены, нет и привлекательного молодого человека, изготавливавшего ружья в Тулоне. Теперь, опрокинутый на спину, как вытащенная из воды рыбина, в постели задыхается страдающий от лихорадки и неизвестного заморского ада изможденный и толстый старик. Его осунувшееся лицо состарилось до срока, темные глаза налились кровью, а белки стали желтыми от лихорадки.
Да. Вампир все еще остается его вторым «я», но теперь это его состарившаяся и сломленная сущность. Тем не менее он все еще материален, и хоть при касании кажется не теплым, а скорее липким и влажным, до него еще можно дотронуться.
Его кровь. Его жизненная сила.
Он видел, как люди по нескольку дней шли по пустыне без воды, а потом поглощали галлоны жидкости в каком-нибудь оазисе. Нередко после этого у них на губах появлялась пена, начиналась рвота, и люди умирали. Вампир так долго ждал его крови, обходясь случайными
каплями.
Она убивает.
Демон отравился ярким светом, остающимся в крови каждого героя даже тогда, когда он совершает ошибки и становится старым. Наполеона может покорить только Наполеон.
Император встает с кровати и отбрасывает назад пышные черные волосы, спадающие на воротник.
В каждой его жилке, во всех костях в безумной скачке бурлит и бушует жизненная сила вампира, трансформирует его тело вопреки законам времени, возвращает молодость, возможно навечно. То вещество, что содержалось в его крови и отравило противника, полученное от демона, принесло герою только пользу.
Центр Вселенной — как он только мог всерьез подумать, что может умереть? Он бессмертен.
А из дрожащей груды человеческих на вид останков доносится сдавленный стон.
— Ты знал… Ты знал… — по-детски обиженно хрипит демон.
Он отвечает. Теперь он может себе это позволить.
— Не наверняка. Но рискнуть стоило. Всю свою жизнь я строил на рисках. И на том, что втирался в доверие к своим противникам. Раньше. Но теперь… — Он изумленно умолкает. — Теперь я тайный гражданин мира. Ни один остров не может меня удержать. Только целый мир…
Он выпрямляется и поднимает голову. Его манит все сразу. Будет ли его жизнь такой же, как прежде? Или совсем иной? Бог знает.
— Господи! — восклицает он, повернувшись к окну. — Только взгляни на звезды!
И исчезает в воздухе.
Сделка, хоть прошла и не так, как было задумано, совершена.
Несколько мгновений спустя в спальню вбегает один из слуг бывшего императора, услышавший отдаленные крики, принятые им в первую минуту за голоса ночных птиц.
Едва он приближается к постели, как умирающий, приподнявшись, так сильно хватает его, что ошеломленный слуга даже не в состоянии позвать на помощь. Но доктор услышал звуки борьбы и появляется вовремя, чтобы освободить слугу от неожиданно крепкой хватки больного.
Бывший император снова падает на кровать. Обои за его кроватью приобрели устойчивый тускло-зеленый оттенок.
Он живет еще один день, пока дождь хлещет по ветхой крыше дома, и зеленый туман расползается по всем без исключения сырым и тихим комнатам. Порой кажется, что он просит пить, но не может ничего проглотить. В тот вечер буря вырывает с корнями еще одно дерево.
На исходе следующего дня, когда солнце начинает спускаться к водам Атлантики, окружающие понимают, что сердце бывшего императора уже остановилось.
Подкупленный табакеркой доктор в присутствии свидетелей глубоко рассекает брюшную полость мертвого тела и извлекает внутренние органы. Если что-то и оставалось живым в этом теле, его срок, бесспорно, подошел к концу.
Заключение о причине смерти противоречиво и неубедительно. Этот вердикт еще на два столетия останется предметом жарких споров.