Страница 8 из 9
Во-вторых, Битва народов — обозначение, не раз возникавшее в мировой истории и всегда символизировавшее масштабность события. Источники описывают сражение на Каталаунских полях в эпических тонах: «Все ручьи вокруг, все водоемы окрасились от крови погибших в красный цвет». Число погибших неизвестно, но это безусловно были десятки тысяч людей.
Аттила перед боем вдохновил своих воинов короткой речью: «После побед над таким множеством племен я считаю бесполезным побуждать вас словами, как не смыслящих, в чем дело. Что же иное привычно вам, кроме войны?!» Варвары эпохи Великого переселения народов не просто все время сражались, но и осмысливали это, делали своим знаменем. «Что храбрецу слаще стремления отплатить врагу своей же рукой? — вопрошал Аттила. — Насыщать дух мщением — это великий дар природы. И я первый пущу стрелу во врага».
И действительно выпустил стрелу. Этим его личное участие в сражении ограничилось. Аттила уже не мыслил себя военным вождем, чье место впереди войска. Он был императором, властителем мира, который высоко поднялся над армией и над битвой.
У германских вождей сложились другие традиции, которые надолго закрепились потом в культуре западноевропейского рыцарства. Вождь должен идти впереди сам, сражаться лично, показывать пример отваги. Предводитель вестготов Теодорих погиб в этом сражении. Обстоятельства его гибели описываются по-разному. Не исключено, что его затоптала собственная конница, когда он оказался в ее гуще.
Финал сражения был странным. Поле было усеяно телами погибших обеих враждующих сторон. Аттила с оставшимся войском, в основном состоявшим из гуннов, заперся в своем лагере, огороженном повозками. Аэцию необходимо было узнать, сколько воинов там укрывается, чтобы принять решение о штурме. Но оттуда постоянно летели стрелы, и ни одному лазутчику не удавалось пробраться за ограждение.
В центре гуннского лагеря еще до начала битвы был сложен костер из конских седел. Аттила сказал: «Если мы не победим, я сожгу себя на этом костре». Опять же совершенно не в традициях Западной Европы, где вождь может умереть лишь на поле боя, сражаясь до последнего.
Аэций не решился штурмовать лагерь гуннов. Более того, источники сообщают, что он отпустил своих главных союзников. Сказал сыну погибшего Теодориха скорее возвращаться, чтобы власть не захватили его братья. Отправил домой и предводителя франков Меровея (Меровига) — с него, по преданию, началась первая франкская династия Меровингов.
Есть разные предположения относительно того, почему Аэций действовал именно так. Вероятно, он несколько опасался своих союзников-германцев. А может быть, рассчитывал примириться с Аттилой. В общем, он увел свои войска и позволил оставшемуся гуннскому войску уйти за Рейн.
Конечно, Аттила — повелитель мира — сейчас же принялся доказывать, что не был побежден. В 452 году он опять двинулся на Рим, но другим путем — прямо в Северную и Среднюю Италию. Как и в предыдущем походе, он уничтожал города на своем пути. Так, город Аквилею он просто стер с лица земли. Через сто лет его местоположение уже было известно лишь приблизительно. Гунны разграбили Верону, Мантую, Бергамо. Милан сдался и потому остался относительно целым.
Приск рассказывает о таком эпизоде, связанном с захватом Милана. В одном из уцелевших дворцов Аттила увидел картину, на которой были изображены два императора — Восточной и Западной Римской империи — на золотых тронах, а перед ними — тела убитых скифов. Это очень понравилось вождю гуннов. Он велел немедленно найти художника и заказал ему такую картину: на золотом троне сидит Аттила, а перед ним — два императора, Восточной и Западной империи, из мешка сыплют золото. Мешок золота оказался для него важнее, чем поверженные враги.
После ужасных погромов итальянских городов Рим ощущал себя совершенно беззащитным. Тем более что войско Аэция находилось далеко, в районе реки По. К приближавшемуся Аттиле направилась депутация нескольких знатных римлян во главе с епископом Львом I, которого тогда уже называли Папой. Позже именно он принял титул Великого понтифика. Этот человек претендовал на нечто большее, чем Римский епископат. Лев I имел опыт 12 лет епископства и был очень энергичен, несмотря на весьма преклонный для той эпохи возраст — 62 года.
Подробности переговоров неизвестны. Возможно, Лев I потряс Аттилу рассказом о всевидящем Боге, который накажет за грехи. Или просто откупился. А вероятнее всего — и то и другое.
Аттила к тому времени был болен. Его мучили кровотечения из носа, которые никак не удавалось остановить. По пророчеству, он должен был умереть так же, как Аларих I, вождь вестготов, который в 410 году взял Рим, разграбил его — и практически тут же скончался. Суеверного Аттилу это не могло не страшить.
К тому же в его войске началась чума. А в гуннской державе, где он оставил править своего сына и наследника Илака, поднялась смута. Было некое движение на Дунае, на севере Балканского полуострова, и новый византийский император Маркиан направил туда отряды. Да еще с севера к Риму спешил Аэций со своим войском. То есть сложилась крайне неблагоприятная для Аттилы военно-политическая обстановка.
И он развернул армию и ушел прочь от Рима. Это решение не могло не повлиять на состояние его духа. Ведь он уже второй раз убедился в том, что не является абсолютно непобедимым. Его опять остановили!
Примерно через год после похода на Рим Аттила умер при таинственных обстоятельствах. Позднейший эпос, литература, искусство всячески романтизировали эту историю.
Произошло вот что. Аттила в очередной раз решил жениться. У него была бесконечная череда так называемых жен, конечно, не в христианском понимании. На сей раз он выбрал девушку необыкновенной красоты по имени Ильдико (ласкательное форма имени Хильда или Кримхильда). В «Песни о Нибелунгах» эта героиня зовется Брунгильда, в исландском эпосе «Старшая Эдда» — Гудрун. Девушка происходила из дома Бургундов, когда-то, до Аттилы, уничтоженных гуннами. Это была страшная резня 437 года. Уничтожение целых народов навсегда остается неослабевающей болью в истории человечества.
И вот стареющий гуннский вождь, которому было уже за 50, взял в жены, а по существу — в наложницы — прекрасную бургундскую девушку. А наутро после брачной ночи его нашли на ложе утопающим в крови. Рядом сидела, рыдая, юная жена. Народная молва приписала ей месть за истребленных Бургундов. Потом появились и другие легенды — о жене, которая убила не только Аттилу, но и своих детей от него. Все это доказывает, какое глубокое впечатление произвела на современников внезапная смерть гуннского вождя.
По словам Приска, в ночь гибели гуннского вождя императору Восточной Римской империи Марциану приснился вещий сон. Христианский Бог показал ему сломанный лук Аттилы. Приск прокомментировал это так: «Настолько страшен был Аттила для великих империй, что смерть его была явлена свыше взамен дара царствующим». Смерть в виде подарка!
Состоялись пышные похороны. Были изготовлены три гроба: золотой, серебряный и железный. Тех, кто зарывал их в землю, потом сразу же убили, чтобы никто не нашел место захоронения.
Смерть Аттилы не спасла Западную Римскую империю, которая агонизировала и перестала существовать в 476 году. Последний римский император, Ромул по прозвищу Августул (Августенок), происходил из варварского рода, жившего в Паннонии, в тех местах, где была ставка гуннов.
После Аттилы его «держава» распалась. Младший сын Ирнак увел, как и было предсказано, остатки гуннов в степи Причерноморья. К VII веку само название «гунны» исчезло из источников: они растворились в других народах. Это неудивительно — процессы ассимиляции шли повсюду. Но показательно, что гунны не оставили в мировой истории ничего, кроме ощущения ужаса. Им будто нечего было сказать человечеству.
Рамзес II: один против тысячи колесниц
Египетский фараон Рамзес II, живший в XIII веке до новой эры, остался в истории с прозвищем Великий, и, конечно, не без оснований. Он и сам сознавал собственную значимость. «Один против тысячи колесниц» — так он видел свое участие в знаменитой битве при Кадеше.