Валентин и Валентина

Будто спящий демон в душе Лент открыл свои желтые глазищи и заставил встать за ее спиной, а через секунду прижать к той деревянной колонне, возле которой он был прежде. Спиртное, страсть, одиночество, эта сладкая как ваниль женщина делали с ним дурные вещи – он перестал отдавать отчет своим действиям. Он послал в черту свой здравый рассудок и, раздвинув коленом ее ноги, прижал еще сильнее к дереву. Он запустил дрожание пальцы в ее пушистые волосы и наслаждался их ароматом, но он не оценил ее. Девушка собралась с духом и оттолкнула его от себя, да так, что мужчина не удержал равновесия и упал на пол. Поднявшись на ноги, мужчина сорвал с шеи галстук, с силой натянув ткань между сжатых кулаков, прошипел:

– Сегодня, детка! Ты моя сегодня!

Глупая, наивная, сладкая, нежная, ароматная девочка – она думала, что убежав в поле пшеницы, сможет от него уйти? Она думала, что он так просто от нее отстанет после того, как он видел ее обнаженной у реки? После того, как его черные глаза оценили все прелести ее фигуры? После того, как он впервые ощутил аромат ее губ? Нет. Сегодня она его. Он ни за что ее не отпустит…

Никогда он не бегал так быстро. Никогда еще сбивал с ног человека. Никогда не завязывал никому глаза и не прижимал к колкой пшенице. «Однако всегда нужно делать что–то впервые», – мыслям Лент хищно улыбнулся. Обхватил запястья пленницы, а второй рукой стал гладить ее тело: руки, плечи, грудь…какая у нее одновременно нежная грудь и упругая на прикосновение. Бедра…у нее восхитительные бедра, а под ними попка такая же упругая, как нежная грудь девушки. Зачем ей платье? Зачем ей этот кусок ткани? Она прекрасна. Она великолепна. Зачем скрывать такую красоту под куском материи? К черту платье…

Раздев девушку, мужчина дрожал от предвкушения. Ему не терпелось взять ее в свою власть. Однако пленница извивалась под ним, рычала и требовала опустить ее, поэтому он был обязан ее приласкать, что бы она затихла, поняла, что никуда от него не денется. Он твердо говорил ей – «нет», и целовал в губы. Девушка прикусывала его нижнюю губу до крови, но ее неповиновение дразнило персонального демона в Харте и заставляло снять свою рубашку, расстегнуть пояс на брюках, приспустить их и войти в нее.

Первая его мысль была – девственница, потому что девушка вскрикнула от боли. Мужчина быстро провел пальцами по влагалищу так и есть, пальцы окрасились в алый цвет, однако назад дороги уже не было. Забывшись, он отпустил ее запястья, нужно было действовать быстро и желательно с помощью двух рук. Он подогнул ее ноги так, что ее колени упирались ему грудь и несколько раз быстро вошел и вышел из нее. Пленница заскулила, но больше не сопротивлялась – она просто лежала под ним, ее пальцы сильно сжимали пшеницу. Сама того не осознавая она помогала себе и ему.

Мужчина же выпрямил одну ее ногу, вторую оставил полусогнутой, сам лег поверх нее и снова вошел, теперь его движения были не такие дерзкие и быстрые, они стали более размеренные, такой темп нравился ему больше. Его руки были свободны, и ими он мог ласкать ее тело. Ему нравилось, что оно было податливо его ласкам. Может девушка и поджимала губы, кривилась, но ее тело говорило об другом: по нему бежали мурашки от соприкосновения с его потным телом, грудь была податлива под широкой ладонью человека, когда девушка начинала потеть и дышать быстрее глубже, мужчина ускорил темп. Пленница, испугавшись нового чувства, прижималась к нему всем телом, и запускала пальцы в волосы. Мужчина не скрыл, что доволен и целовал свое сокровище в губы.

Однако алкоголя больше не было в крови – было только поле, изнасилованная женщина, его руки в ее крови. Натянув на бедра брюки Лент, осознал, что все могло быть иначе: медленно, не дерзко, в постели, с любовь, а не страстью:

– Моя любовь, прости меня, – он приобнял замученную девушку, надел на ее свою рубашку, (то, малое что он мог сделать тогда), и крепко обнимая свою пленницу, гладил по волосам. Девушка совсем притихла, только тихонечко всхлипывала. Ждала видимо, что будет дальше. По щекам мужчины катились слезы – слезы раскаяния и того, что у них не будет будущего. Никогда. Он сам испоганил все, напившись до сумасшествия. Это он виноват и может быть когда–нибудь…нет, никогда не будет этого «когда – нибудь». Он искалечил ее жизнь, а за такое не прощают…

– Не знал, что ты играешь на скрипке, Лент, – в дверном проеме комнаты на Квейтен Стрит стоял Данил.

– Ты многое обо мне не знаешь, брат, – и Харт оборвал игру на скрипке.

Нет, он не плакал. Он скучал по ней, потому что он исправил свою ошибку молодости, если бы не обстоятельства, то они могли бы быть вместе…

– Пошли вниз? – предложил он брату, – Я кушать хочу.

Глава 7

Прага. Чехия

Прага – это комичность культур, где улочки города одновременно сочетают многогранную культуру Евразии и пышность каменной Европейской культуры. К примеру, вот на углу расположился старый – старый дом, чем – то напоминающий мрачный замок: серый кирпич, конусообразные окна и цветное стекло. Рядом со старым домом построен маленький одноэтажный домик, выполненный в синих тонах и украшенный виноградной лозой в маленьком дворике. Или, например, по правую сторону, когда путешественник смотрел через железнодорожные пути, то, видел четырехэтажные здания, расположенные близко друг к другу, так что двух пальцев не просунешь между стенами.

Семья Валентины обосновалась в квартале Вышеград. Их двухэтажный желтый дом окруженный посадками елей был построен на пересечении улиц Итальянской улицы и еще одной улицы, название которой Валентина не запомнила.

У Дома Галины было уютно. Много цветов на клумбах, асфальтированные дорожки и беседка у елей. Создавалось впечатление сказки, может оттого, что весной Прага утопала в обилии зеленой растительности. Деревья, клумбы, цветы, лужайки, парки – все оживало после зимних холодов и превращалось в маленькую сказку. Однако в самом доме можно было запутаться. Первый этаж вмещал в себя большую гостиную, из которой вели комнаты в зал, на летнюю веранду, (больше похожую на мини сад, расположенный за стеклянными окнами), и также кухню. В коридоре было четыре лестницы в разные этажи и стороны дома: одна вела на балкон, вторая в правое крыло на чердак, третья, кажется на второй этаж. Куда вела четвертая, Валентина понятия не имела. Зато от декоративной постройки дома в восторг пришел Саша. Сын захлопал в ладоши и звонко смеялся.

– Без карты у тебя не разберешься, – пошутила Валентина, оставив чемоданы возле себя и не зная в какую сторону идти.

– Я подумала, что вы займете комнаты на втором этаже, у нас Софией есть даже детская, – мать обняла дочь, – жаль, что Лиза не приехала.

– Они с мужем в Ницце. У них что–то второго медового месяца, – оправдалась Валентина. Не говорить же матери, что Лиза до сих пор зла на поведение Софии. Даже сама Валентина, когда ехала в Прагу, то не хотела встретиться с Софией один на один. Она боялась разговора, который мог состояться у них – София бы начала говорить на запретные темы, а Валентина просто не выдержала и сказала бы все как есть. Она не терпела лжи и фальши, поэтому чувствовала не правду моментально в голосе и мимике собеседника.

Галина будто подслушала мысли дочери:

– Кстати, Софии не будет несколько дней – она уехала по работе в Малу Страну. – Галина сказала прислуге отнести чемоданы и показать детскую Саше. Мальчик довольный, что у него будет новая комната, последовал за рыжеволосой девушкой.

– Этот дом твой? – Валентина сделала вид, что не расслышала слов мамы. Говорить о Софии она не хотела, ей не хотелось разрушать искусственную идиллию семьи.

– Не совсем. Его арендует компания, на которую я работаю. Тут живем мы с дочерью, – зачем–то добавила Галина.

– Вы можете позволить себе прислугу – это хорошо, – кивнула Валентина.

– А ты не можешь? – удивилась мама, но тут же поправилась, – Ой, милая извини – я совсем стала европейкой. Для среднего жителя России этот дом роскошь. Давай, я покормлю тебя и Сашу? Вы наверно, устали с дороги?