Страница 22 из 31
- Сказал же бригадный, что никогда еще на его памяти новобранцы не дрались лучше, чем мы вчера! И, наверное, другие полки тоже лицом в грязь не удари
ли. Значит, армия не виновата.
- Конечно, не виновата,- суровым тоном подтвердил его друг.- Никто не скажет, что мы не дрались как черти. Не посмеет сказать. Ребята дрались как бешеные.
И все-таки… все-таки нам не везет.
- Ну, если мы деремся как черти, а они ни с места, значит, виноваты генералы,- решительно и высокомерно сказал юноша.- И я не вижу смысла в том, чтобы
вот так сражаться, и сражаться, и сражаться и терпеть поражение за поражением из-за какого-то дерьмового старикашки-генерала.
- Тебя послушать, Флеминг, так выходит, что все вчерашнее сражение ты вынес на собственных плечах,- с ленивым сарказмом заметил солдат, шагавший рядом с
юношей.
Эти случайные слова пронзили его. Он весь как-то обмяк. Ноги подкосились. Робко глядя на саркастического солдата, примирительно забормотал:
- Нет, нет, вовсе я так не думаю. И не говорю, что вынес вчерашнее сражение на своих плечах…
Но тот, видимо, ничего худого не думал. И ничего не знал. Просто у него была такая манера говорить.
- Да ну? - только и промолвил он тем же спокойно-насмешливым тоном.
Тем не менее для юноши это был сигнал тревоги. Все его существо содрогалось при мысли об опасности, поэтому он сразу прикусил язык. Скрытый смысл слов саркастического солдата сбил с него спесь, а вместе с ней пропало и желание все время вылезать вперед. Он мгновенно присмирел.
Солдаты тихонько переговаривались. Офицеры раздраженно покрикивали, омраченные словно тучами вестями о поражении. Войска угрюмо пробирались по лесу. В роте юноши кто-то вдруг громко расхохотался. Человек десять поглядели на него с молчаливым упреком.
Их неотступно преследовал гул пальбы. Иногда он как будто немного отступал в сторону, но неизменно вновь приближался с удвоенной наглостью. Солдаты злобно оглядывались и чертыхались.
Наконец они остановились на какой-то поляне. Полки и бригады, оторвавшиеся друг от друга во время похода сквозь густые заросли, снова сомкнулись и построились лицом к неприятельской пехоте, догонявшей их с неумолчным лаем.
Эти звуки, это рычание рвущихся вперед металлических псов слились в ликующий рев, но в ту минуту, когда солнце безмятежно взошло на небеса, пронизав лучами тенистые заросли, он раскололся на отдельные громовые раскаты. Лес затрещал, словно охваченный пожаром.
- Ух ты как! - сказал кто-то.- Началось! Сколько крови, сколько разрушений!
- Так я и думал, что, как солнце взойдет, они тут же пойдут в наступление! - негодующе крикнул ротный лейтенант юноше. Он свирепо подергал свои усики и с суровым достоинством начал расхаживать позади ро ты, залегшей за жалкими прикрытиями, которые уже успели соорудить солдаты.
Артиллеристы, установив в тылу полка батарею, начали старательно наводить орудия на цель. Полк, пока еще невредимый, ждал мгновения, когда серые лесные тени перед ним будут прорезаны огненными языками. Солдаты брюзжали и сквернословили.
- Господи! И всегда-то нас загоняют в угол как крыс! - ворчал юноша.- Меня прямо тошнит от этого. Никто знать не знает, куда мы идем, зачем идем. Нас расстреливают и справа и слева, бьют там и тут, и никому нет дела, есть ли в этом хоть какой-нибудь смысл. Чувствуешь себя как котенок в мешке. Ну, какого дья-
иола нас привели в этот лес? Чтобы устроить удобную мишень для мятежников? Заставили пробираться сквозь проклятущий шиповник, у нас все ноги ободраны, а теперь изволь сражаться, когда мятежники загодя уже приготовились к атаке. И пусть не говорят мне, что нам просто не везет! Уж я-то знаю! Этот старый хрыч…
Хотя друг юноши совсем, видно, обессилел, он перебил его и сказал спокойно и уверенно:
- Все кончится хорошо, вот увидишь!
- Держи карман шире! И брось ты свои дурацкие проповеди! Нечего сказки рассказывать. Я-то знаю…
Но тут его перебил сердитый лейтенант, который, чтобы дать хоть какой-то выход накопившемуся раздражению, накинулся на солдат:
- Замолчите, ребята! Нечего все время трепать языком о том да о сем! Раскудахтались, как старые курицы! У вас одно дело - воевать с мятежниками, а через десять минут их здесь будет вдоволь. Поменьше болтовни и побольше боевого духу - зарубите это себе на носу. В жизни не видел таких ослов-пустобрехов! - Он сделал паузу, готовый дать взбучку любому, кто посмеет ему перечить. Но все молчали, и он опять начал с достоинством расхаживать взад и вперед.- И вообще на этой войне слишком много шуму и слишком мало дела,- добавил он в заключение, окинув взглядом солдат.
Солнце поднималось все выше, теперь оно заливало лучами кишащий людьми лес. До места, где расположился полк юноши, долетел еле уловимый запах боя. Передовые части немного перестроились, чтобы стойко встретить врага. В этой части леса воцарилось напряженное ожидание. Медленно ползли мгновения, предшествующие буре.
Одинокая пуля пробилась сквозь кустарник перед залегшим полком. За ней тотчас последовали другие. Лес загудел от треска и хруста, слившихся в мощный хор. Стоявшие сзади пушки проснулись, разбуженные вражескими снарядами, летевшими в них, словно головки репейника, и, озлившись, неожиданно вступили в отвратительную перепалку с бандой вражьих орудий. Гул сражения превратился в гром, в непрерывный, неумолкающий раскат грома.
Полк охватила тревожная нерешительность - ее выдавало каждое движение солдат. Люди извелись, измучились, не выспались, выбились из сил. Они стояли, ожидая удара, вглядываясь туда, откуда доносился все нарастающий грохот боя. Иные вздрагивали, дергались. Они стояли, словно привязанные к столбу.
XVII
Юноше чудилось, что враги приближаются, как беспощадные охотники. Он был вне себя, весь кипел от ярости. Топал ногой, злобно скалил зубы, глядя на клубящийся дым, который грозил захлестнуть его, точно призрачный поток. Противник явно решил не давать ему ни минуты передышки, ни минуты на спокойное раздумье - как же тут не взбеситься! Вчера он сражался и удрал с поля боя. Пережил немало приключений. И сегодня он имеет право отдохнуть и спокойно поразмыслить. Как было бы приятно рассказать неискушенным слушателям о том, чему он стал свидетелем, или глубокомысленно обсудить перспективы войны с другими столь же опытными воинами! К тому же ему необходимо восстановить силы. После вчерашней передряги у него ныли все кости. Он довольно потрудился, пора перевести дух.
Но люди в серых мундирах как будто не ведали, что такое усталость; они продолжали сражаться с прежним пылом. Юноша люто их ненавидел. Вчера, когда ему казалось, что на него ополчился мир, он ненавидел его богов - и малых и больших, сегодня он так же страстно ненавидел вражескую армию. Он не котенок во власти злых мальчишек и не позволит истязать себя, твердил себе юноша. Опасно загонять человека в угол: у самого кроткого вырастают тогда когти и клыки.
Он наклонился к другу и прошептал ему на ухо, грозя лесу кулаком:
- Если они и дальше будут наседать на нас, пусть пеняют на себя. Нельзя так испытывать терпение людей.
Тот тряхнул головой и спокойно ответил:
- Если они и дальше будут наседать, то сбросят нас в реку.
Юноша даже взвыл от этого замечания. Он стоял, пригнувшись за невысоким деревом, злобно сверкая глазами, по-собачьи ощерясь. На нем все еще была неумело наложенная повязка с пятном запекшейся крови. Волосы растрепались, несколько непокорных прядей свешивались над повязкой. Мундир и рубашка расстегнулись, обнажив загорелую юношескую шею. Он судорожно глотал слюну.
Его пальцы нервно вцепились в ружье. Как ему хотелось, чтобы оно обладало всесокрушительной мощью! Враги смеются, издеваются над ним и его товарищами, убежденные в их слабости и ничтожности. Юноша понимал, что не может отомстить за это, и, обуянный темным, неистовым, как дух зла, гневом, мысленно совершал омерзительные жестокости. Враги, эти мучители, точно комары, алчно пьют его кровь, и сейчас он готов был отдать жизнь, лишь бы, отплатив по заслугам, увидеть их лица, искаженные гримасами боли.