Страшный суд

При этом Анатолий ловким движением набросил на грудь черную коробку с красной кнопкой посередине.

Когда они отходили от ракетной установки, Стас пару раз вполне натурально споткнулся, затем естественным образом упал и, поднимаясь, сумел достать из-под штанины небольшой пистолет, заряженный патронами непомерно убойной силы.

Распрямляясь, он видел спину Анатолия, куда и следовало пустить ему пули, только поднять пистолет Стасу Гагарину не довелось.

Анатолий Сидоров резко повернулся, указательный палец его правой руки надежно охватил спусковой крючок.

— Кто тебя послал, падла? — удивительно спокойным голосом спросил он, в голосе майора ощущалось тихое удивление, перемешанное с сожалеющими чувствами. — За сколько бабок ты продался чухонцам?

— Но позволь… Видишь ли, Анатолий, — заговорил Стас Гагарин, не выпуская пистолета из рук, но и не пытаясь поднять его для выстрела, ему попросту не дал бы этого сделать майор.

— Молчи, сука! — непоследовательно крикнул Анатолий Сидоров. — Надо тебя немедленно застрелить… Но ты умрешь не раньше, чем увидишь это!

Майор, не убирая палец с крючка, левой рукой прикоснулся к красной кнопке.

Только нажать ее Анатолию не удалось.

Из горла его вдруг высунулся металлический наконечник стрелы.

Стас Гагарин осознал это не сразу. Увидев, что майор взмахнул руками, не целит ему больше из калашника в грудь, он рефлекторно вскинул пистолет и выстрелил.

Пуля попала в красную кнопку, и тут же невообразимый грохот оглушил штурмана.

Две ракеты класса «земля-земля» сорвались с подвижного постамента и в мгновение ока с раздирающим душу ревом исчезли в сентябрьском уже небе Прибалтики.

Они помчались в сторону Игналинской АЭС.

Операция по захвату атомной станции началась внешне бесшумно.

Парни из Высшей Защиты оскорбленной России на прежнем месте работы в секретных службах Великого Союза считались профессионалами высокого класса. А если помножить их особую выучку на чувство патриотизма, искренней и осознанной любви к поруганному ломехузами Отечеству, то их боевые качества специального назначения затмевали известные в практике возможности рыцарей невидимого фронта.

Они и на полном, как говорится, серьезе были невидимками.

Без помехи сняв внешние посты, которые выставил подполковник милицейского батальона, взоровцы подбирались к главному корпусу АЭС с трех направлений: по водохранилищу, которое было создано для охлаждения урановых котлов, по дамбе, соединяющей станцию с жилым городком, и со стороны леса, примыкающей к собственной территории АЭС.

Поначалу командир группы захвата, уволенный без пенсии майор государственной безопасности Андрей Селижаров ни в какую не соглашался включить меня в число тех, кто первым проникнет на Белоярку.

— Ваше ли это дело — снимать ножом часовых? — ласково спрашивал он Станислава Гагарина. — А вдруг — не дай Господь! — пулю схлопочете? Или еще какую травму… Читатели ваши в клочья меня разорвут! И от потомков прощения не дождешься… Нет, нет и нет!

При этом майор критически поглядывал на мою далеко не поджарую фигуру, небольшое пузцо, которое я старательно, хотя и без особого успеха, пытался притянуть к позвоночнику, по крайней мере, не дать ему вывалиться из-под ремня, стягивающего десантный пятнистый комбинезон.

— Конечно, — продолжал настаивать Папа Стив, — головорез из меня не ахти какой… Но мне-то больше для наблюдений туда необходимо! Впечатления для романа нужны… Как я смогу написать о действиях ваших бойцов правдиво, если проболтаюсь во втором эшелоне?

А часовых снимать я тоже умею… И стреляю неплохо!

— Этого мало, — отрезал Андрей. — Мои люди стреляют виртуозно! А вы дилетант, товарищ сочинитель… В нашем, разумеется, деле…

— Ну и что? — не унимался Одинокий Моряк. — Если на то пошло, то имею право участвовать… оттуда!

Я показал пальцем в потолок конторы Логиновской фермы, на которой разместился штаб взоровской спецгруппы.

Говоря «оттуда», я имел в виду карт-бланш, который мне выдали Зодчие Мира, и уж не знаю, как воспринял мои слова Андрей Селижаров, но заметно было, что майор заколебался.

И тут вмешался Александр Васильевич Суворов.

— По-своему наш сочинитель прав, — заговорил он, тронув майора за рукав. — Позволим ему участвовать в кампании, сударь… Ведь нам не написать о ней подобно нашему летописцу. И век нынче таков, что не усидеть в монастырских кельях. Как принято было выражаться в наше время: не только пером, но и шпагой пишет Станислав Гагарин историю Смутного Времени… Дайте и ему шпагу, милостивый государь!

— По воде пойдете? — отрывисто спросил Селижаров.

— Почту за честь! — воскликнул я. — Имею вроде как отношение к водному пространству.

Впоследствии мне стало известно, что Андрей схитрил: по озеру перебиралась резервная группа поддержки, и таким образом Папу Стива, старого пердуна с пером и шпагой, засылали-таки во второй эшелон. Но события, развернулись так, что именно озерный десант первым достиг урановых котлов и обезвредил фугасы, заложенные по приказу свергнутого президента подполковником Морозенко.

Непредвиденные трудности возникли на дамбе. Что-то не сладилось в спектакле с фальшивыми документами и подлинным паролем, который добыл командир группы захвата, и парням его пришлось вступить в активную схватку со стрельбой.

Время-операции затянулось, и получилось так, что роли наши поменялись. Основная группа, отвлекая противника, превратилась во вспомогательную, а наша, резервная, форсировав озеро на резиновых лодках с моторами, беспрепятственно проникла в главный корпус АЭС.

Я был здесь много лет тому назад, меня даже в зал, куда выходили верхние крышки котлов, провели, где молодой тогда еще тридцати с хвостиком летний Станислав Гагарин задорно схулиганил: лихо отбил кощунственную чечетку на могучих плитах атомной кофеварки.

Темп, с которым передвигались молодцы Андрея, был, разумеется, не для меня, и Папа Стив безнадежно отстал от высадившихся на берегу озера ребят.

Когда я догнал их в главном зале, все было кончено. Солдатиков из батальона Морозенко собирали вместе, заставив их держать руки за головами, самого подполковника искали, но тщетно, а люди его утверждали, что комбата не видел никто со вчерашнего дня.

Минеры из озерной группы снимали мощные заряды у котлов, и в самом деле могущие поднять на воздух ядерную их начинку, им помогали коллеги из группы, закончившей бой на дамбе, лесные ребята, кажется, были тоже здесь.

Операция как будто бы закончилась уже, и мне стало скучно, ибо ни о чем таком интересном поведать читателям я не мог, не было у меня ярких впечатлений.

— Нельзя ли мне побеседовать с кем-либо из захваченных вами солдат? — спросил я майора Селижарова. — Хочу узнать, почему они пошли за этим козлом, почему не поверили законно избранной власти…

Майор был страшно занят тем, что организовывал новую охрану атомной станции, совещался с руководством и физиками из персонала о том, как обеспечить бесперебойную работу котлов, ведь ядерную реакцию нажатием кнопки не остановишь, да и не было резона заглушать урановые топки.

— Чего вы от них хотите, — пренебрежительно отмахнулся Андрей. — Это же охлос… Стадо баранов, если по-гречески…

Я не стал поправлять майора, объяснять ему, что слово охлос означает толпа, а не стадо баранов. В сущности Андрей Селижаров был недалек от истины.

— Берите любого, — сказал он.

Любым оказался среднего роста парень, по моим представлениям типичный уралец, кстати, парень и родом был из Ирбита, в котором мы однажды встречались со «всенародно любимым» в узком кругу за гостевым столом после партийной конференции: он был тогда еще завотделом строительства Свердловского обкома КПСС.

— Ты знал, что Белоярку хотели взорвать? — спросил я солдата милицейского батальона, поддержавшего ядерный шантаж.