Контрразведчик

Он вспомнил, как сетовал в шутку, что не моряк и его никто не провожает и не встречает, было это за день до прихода «Уральских гор». А теперь вот он сам отравляется в рейс на этом судне, и опять его никто не будет провожать… Вера Васильевна и не узнает, что ее муж выходил в море. Такая уж работа, что делать. Ведь и сам не подозревал еще несколько дней назад, представить не мог себя в такой роли.

Стараясь двигаться тихо, чтоб не разбудить жену, Юрий Алексеевич вышел из спальни, в прихожей подставил стул, чтоб снять с антресолей саквояж, с которым он всегда отправлялся в дорогу. Обтерев пыль, он открыл саквояж и стал собирать необходимые вещи. Подошел к письменному столу, где лежала стопка чистой бумаги, а верхний лист был исписан наполовину. Справа лежали десятки два листков, тесно заполненных неровным почерком. Это был недописанный доклад Юрия Алексеевича «К вопросу об исторической эволюции принципа onus probandi — бремени доказывания». Доклад Юрий Алексеевич готовился прочитать своим коллегам, с которыми занимался в научном обществе «Теория и практика права», организованном в их управлении.

События последнего времени заставили забросить доклад, и сейчас Юрий Алексеевич с сожалением перелистал страницы незавершенной работы.

«Не взять ли все это с собой?» — подумал он и тут же усмехнулся несуразности такой мысли: что-то нечасто попадаются директора судовых ресторанов, интересующиеся теоретическими вопросами уголовного процесса.

Леденев вспомнил свои вчерашние слова о том, что бремя обвинения Яковлева в убийстве возложено законом на них, и это им необходимо искать доказательства вины, и, подняв листок к глазам, прочитал утверждение английского юриста Стифена: «He who affirms must prove» — «Утверждающий что-либо должен доказать это».

«Наша обязанность — доказать вину, — подумал Леденев. — Но если нет внутреннего убеждения в виновности данного человека, могу ли я вместе с обвиняющими его фактами искать те, которые снимают вину?»

Еще в древние времена, полнее всего в римском государстве, были разработаны принципы обвинительного процесса, по которым обязанность или бремя доказывания возлагалась на обвинителя: actori incumbit probatio — на действующем, т. е. предъявляющем какое-либо утверждение лежит обязанность доказательства. В Риме право обвинения предоставлялось не только специальным государственным органам, но и любому свободному гражданину.

«Мы должны во всем следовать фактам, и только фактам, — подумал Юрий Алексеевич, продолжая просматривать доклад о природе бремени обвинения. — А интуиция, подсознательное приятие или неприятие данного человека в качестве преступника? Следователь не имеет права поддаваться чувству, но и отбрасывать он такое чувство не должен. Необходимо разобраться в природе того, что рождает подспудное убеждение: этот человек мог быть или не мог быть убийцей. И главное орудие в анализе случившегося — факты, верное их осмысление. Я обвиняю — мне и доказывать вину…»

Леденеву показалось, будто он слышит шорох в спальне. Он поднял голову, прислушался. Тихо. Перевернул еще несколько страниц.

«Текст новых Основ уголовного судопроизводства в настоящее время полностью исключает бытовавшую во время оно ошибочную точку зрения, что на прокуроре в советском уголовном процессе, и только на нем, лежит обязанность доказывания виновности подсудимого.

Согласно статье 17 Положения о прокурорском надзоре и статьям 20 и 40 Основ уголовного судопроизводства, а также статьям 25 и 248 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР обязанность доказывания лежит одинаково на прокуроре, как на представителе органа охраны законности, и на суде, как на органе правосудия.

Что же касается обвиняемого, то он имеет право защищаться, но статья 14 Основ уголовного судопроизводства запрещает перекладывать на него обязанность доказывания, лежащую на государственных органах».

Часы пробили семь раз.

«Да, — подумал Юрий Алексеевич, — мы обязаны добыть доказательства вины Яковлева. На месте преступления обнаружено орудие убийства, которое хранилось у обвиняемого в каюте и принадлежало ему. Примерно в то время, когда наступила смерть Подпаскова, подозреваемый находился в его квартире и расположен был к нему отнюдь не дружески. Это все по поводу причастности Яковлева к убийству. Связь его с группой Мороза — дело другое… Значит, он находился в его квартире в то время, когда наступила смерть. Кто-то должен был запомнить время, когда Яковлев ушел с судна. Вахтенный, например. Вахтенный в проходной, если он знает в лицо старпома. Да! Таня… Но ее свидетельство не может иметь такой силы… Хотя… Ее тоже следует допросить. Наконец, шкипер баржи, к которому уехал Яковлев. Вот кто может быть полезен! Судебно-медицинский эксперт сказал, что смерть наступила 10–12 часов назад. Мы прибыли в половине восьмого. Если двенадцать часов назад, значит, Подпасков был убит в семь — в половине восьмого. В это время и был в квартире диспетчера Яковлев, плюс — минус тридцать минут. А если десять часов?.. Значит, убийца пришел к диспетчеру двумя часами позже. Где был в это время Яковлев?..»

Размышляя об этом, Юрий Алексеевич укладывал вещи и не заметил появившейся в дверях спальни жены.

— Далеко собираешься, Юра? — спросила она, и от неожиданности Леденев вздрогнул.

— Ну, — сказал он, — напугала… В командировку, Веруша, деньков на десять.

— Что же ты с вечера не сказал? Я бы сама тебя собрала.

— И не спала б всю ночь, — проворчал Юрий Алексеевич. — Знаем мы эти предупреждения с вечера. Так вот, экспромтом, оно лучше…

Утром в разговоре с Василием Пименовичем Леденев поделился своими соображениями.

— По-моему, — сказал он, — следует точно определить время смерти Подпаскова. И мог ли в это время находиться там Яковлев. Ведь дверь-то была открыта… До соседа тоже мог кто-то зайти. Если это обвинение отпадет, то легко снимается и подозрение о связи старпома с Морозом. Разумеется, версию эту отбрасывать сразу нельзя… Но уж больно все по нотам выходит — записка эта…

— Послушать тебя, Юрий Алексеевич, так ты прямо защитником к Яковлеву назначен, — усмехнулся Бирюков.

— Если мы во что бы то ни стало будем искать только факты, компрометирующие Яковлева, то нам легко будет оказаться в плену ошибочной версии. А это приведет к осуждению невиновного или, по меньшей мере, к потере времени, на что, возможно, и рассчитывает наш противник. Значит, надо искать также факты, снимающие вину с Яковлева.

— В Гремячий уже отправился Корда, — сказал Бирюков.

— Именно такой, как Корда, там и нужен, — проговорил Леденев.

— Как видишь, где-то мы с тобой идем параллельно… Правда, я послал его вообще проверить показания Яковлева, но Алексей Николаевич уточнит и время прибытия старпома на баржу. Назначим повторную судебно-медицинскую экспертизу, попросим строго уточнить время смерти Подпаскова.

— Да, Юрий Алексеевич, — обратился Бирюков к Леденеву, — миссия твоя на теплоходе «Уральские горы» будет иметь решающее значение. Гляди в оба на судне — присматривайся ко всем и ко всему. На всякий случай ты имей в виду этого парня, второго штурмана. После заявления капитана о его повышенной бдительности мы проверили его. Михаил Нечевин — надежный человек, ежели что — можешь опереться на него…

Вот, возьми. Это вид Скагена, довоенного Скагена. Подарок Эйриксона. Видишь, на обороте надпись на норвежском языке: «Жизнь и смерть — поровну». Написано рукою Лейва Эйриксона. При встрече с ним покажи фотографию и назови мою фамилию. Он немного говорит по-русски и знает немецкий, общий язык вы найдете. Разумеется, на «Уральских горах» никто не должен знать о ваших встречах. Лейву надо рассказать о том, что нас интересует неизвестный член экипажа, связанный с иностранной разведкой. Может быть, он сумеет узнать что-нибудь там, куда тебе, Юрий Алексеевич, в силу своего положения попасть никак нельзя. Понимаешь?

— Понимаю…

— Желаю удачи. До отхода сиди на «Уральских горах». Осматривайся. С женой простился?