Губкин

В лучах заходящего солнца водораздел Меридиональный наливался сиреневым свечением; по карнизу его вилась зеленая малахитовая полоска. «Скарны?» — удивился Наследов. Здешние скарны (особый тип пород, образующийся на контакте известняков с расплавленной магмой), по его давней замете, содержали золото и медь. Впоследствии это подтвердилось, и все же Бозымчак стал знаменит другим. Возвращаясь по карнизу, довольно опасному своей крутизной, Борис Николаевич наткнулся на искусственную расщелину; по отвердевшим отвалам можно было судить, что она вырыта давно. Забегая вперед, сообщим, что нынче ее возраст оценивается в десять тысяч лет.

Если быть точным, то надо сказать, что подобные сооружения он видел и раньше, но не обращал внимания. Сколько открытий таится подчас в заурядных явлениях — сумей только обратить на них внимание!.. Много в то лето Наследов ездил и ходил, и немало любопытного попало в его планшетку; и загадочные «закопушки» преследовали его, как насмешливые призраки. Представьте, что должен испытывать человек, уверенный, что ходит по дичайшим местам, никем до него не описанным, не закартированным, и на каждом шагу ему попадаются следы, которые оставить мог только геолог. Опытному глазу нетрудно было в заросших шиповником выбоинах опознать шурф, штольню; однажды ему попалась настоящая шахта, вполне правильного сечения, с крепью. Рядом валялись странной формы кайла, черепки посуды.

Кто мог здесь побывать до него?

Наследов имел мужество признаться в своих терзаниях душевных, и из этого вытекли два важных следствия. Во-первых, родилась новая отрасль науки, что в те времена происходило гораздо реже, чем сейчас; названия отрасль тогда не получила: она на стыке геологии и археологии. Во-вторых, мир узнал о древних рудознатцах.

И узнал нечто поразительное.

Начало древних горных работ датируется — по современным воззрениям — верхним палеолитом. Трудновообразимая давность, тысяч пятнадцать лет тому назад. Оказывается, в это время предгорья Тянь-Шаня, его уютные долины, зеленые ущелья с кипящими водопадами населяли отважные и любознательные племена. Так называемыми дарами земли они не удовлетворялись. Они и к самой матушке земле приглядывались с прищуром, заскорузлыми пальцами ощупывали валуны. Гальки цветные, серые, зернистые, литые, тяжелые, легкие — они скатываются со склонов, их уносят гремучие воды рек… Камни по-разному пахнут и звучат…

Бесспорно, в первом человеке, проникшем в «душу» кремния, следует признать гениального петролога. Кремний обточлив, из него несложно изготовить топор, наконечник стрелы. Недаром освоение кремния открывает первую страницу цивилизации.

Когда же была понята способность меди смягчаться от жара и, остывая, затвердевать в нужной форме, начались настоящие походы за камнем на громадной территории: от подножий Гиссар до Кызылкумов. Кстати, раскопки стоянок медных дел мастеров в пустыне помогают находить древние протоки Аму-Дарьи; это важно знать современным мелиораторам. Узбекский ученый А.Г. Гулямов облазил берега озера Лявлякан, теперь пересыхающего и соленого, и раскопал стоянки первобытного человека. Везде плавили медь и шлифовали бирюзу. Плавильщики меди пользоваться соленой водой не могли. Значит, озеро тогда было пресноводным.

В 1963 году впервые в русском переводе вышло знаменитое «Собрание сведений для познания драгоценностей» великого хорезмийца Бируни — одно из оригинальнейших минералогических сочинений средневековья. Бируни упоминает около трехсот минералов, «эксплуатировавшихся» с незапамятных времен. Из книги мы узнаем о копях ляпис-лазури и благородной шпинели, о горном хрустале Памира и аметисте близ нынешнего Душанбе. О разработках золота, серебра, ртути. Ученый посмеивается над верой в чудодейственную силу самоцветов. Бирюзовое ожерелье дарили невестам, считалось, оно приносит счастье в любви и семейной жизни. Серпантинит растирали и пили в случае укуса змеи. Многие легенды и верования, связанные с камнем, полны поэзии. Разве не ясно, что они могли родиться только у того народа, который всем сердцем привязался к камню?

Размах древних поисков необычайно широк. Кажется, все скалы, саи и горные останцы своей родины «обстучали», как выражаются геологи, древние рудолюбы. И тут мы подходим к самой темной и привлекательной стороне загадки: как в старину искали полезные ископаемые?

Мы теперь пользуемся сложнейшими приборами, производим гору всяческих расчетов, чертим карты, схемы и диаграммы, бурим, наконец, дорогостоящие скважины. Древние ничего этого, конечно, не знали, однако точность их «попаданий» поразительна. Добро бы еще, они находили только поверхностные залежи — нет ведь! Сфотографирована, например, наклонная штольня, пробитая к рудному телу, залегающему на стометровой глубине. Никаких признаков его на поверхности не заметно. Как древние догадались, что под землей есть залежь?

Среди геологов мастерство их стародавних коллег до последнего времени вызывало немало толков. Находились и такие, что склонны были приписывать древним способность чувствовать намагниченность и слабые электрические токи и даже «видеть» пальцами сквозь толщу пород. Но, очевидно, никакими сверхъестественными талантами старые искатели кладов не обладали. В хребте Султан-уиздаг, неподалеку от Хорезма, они плавили железную руду. Несколько лет назад эти плавки подвергли химическому анализу. В них оказалось (в пересчете на тонну породы) семнадцать граммов золота! На железо переплавлялась отличная золотая руда! Золото в породе микроскопически рассеяно, и древние не подозревали о его существовании. Таких фактов немало. Древние развили в себе изощренную наблюдательность, научились подмечать конфигурацию, оттенки цвета горных пород и правильно судить по ним о геологическом строении участка. Они искали интуитивно, но интуиция у них была развита блестяще. В этом их сила и их слабость.

В полной мере эта сила и слабость сказались и в их отношении к нефти.

Наконец мы добрались до нефти! Этого главного предмета страсти нашего героя. Нет, он не был однолюбом и, возглавляя долгое время Госгеолком СССР, одинаково щедро субсидировал своими чувствами и алмазников, и полиметаллистов, и нефтяников. Ему, как уже упоминалось, принадлежит честь открытия Курской магнитной аномалии; за одно это он был бы достоин памятника. В свое время это уже сделал Владимир Маяковский, так сказать, в нерукотворном виде: написал прекрасное стихотворение «Рабочим Курска, добывшим первую руду, временный памятник работы Владимира Маяковского». Ныне на месте, где бурилась скважина, стоит памятник постоянный — город, названный именем Губкина.

«Что такое время? Бесплотное и всемогущее — оно тайна, непременное условие мира явлений, движение, неразрывно связанное и слитое с пребыванием тел в пространстве и их движением. Существует ли время без движения? Или движение без времени? Неразрешимый вопрос!» — таким восклицанием открывает Томас Манн главу седьмую романа «Волшебная гора». Что касается движения в данной главе, то оно явно не в связи со временем, характерным признаком которого считается: то, что «будет», никогда не бывает раньше, чем то, что «было». Начав с Наследова, мы углубились затем в верхний палеолит и через средние века вынырнули в 30-х годах нашего столетия. Но уж коли мы вынырнули в 30-х годах, то на память приходит маленький эпизод, случившийся с нашим героем как раз в 1934 году.

Иван Михайлович Губкин совершал экспедиционную поездку по Туркмении. День выпал утомительный, жаркий. К вечеру добрались до геологического лагеря, расположившегося близ Балаханских гор. Ивану Михайловичу шел шестьдесят четвертый год. Он устал так, что едва дождался, пока в палатке поставят раскладушку. Полежав, решил выкупаться в озерке, на берегу которого был разбит лагерь. Ему не разрешили. Он вернулся в палатку.

Ночью он внезапно проснулся. Так всегда бывало, если он днем переутомлялся. Вышел наружу и увидел неподалеку странное пламя, похожее на миниатюрное северное сияние.

«Господи, что это? Разбудить кого-нибудь из местных геологов?.. Ах я, старый глупец», — рассмеялся Губкин. Перед ним было одно из горящих озер пустыни. По дну его ветвились трещины, и по ним из глубин земли бежали струйки природного газа. Слабо булькая, газ вырывался из воды. Солнце, а может быть, чабан какой-нибудь, чтоб знали, что вода заражена, подожгли газ.