Атланты

— Я же вам говорила! Вы принесли нам несчастье! Это демон, исторгнутый Океаном! Это тень человека, посланная, чтобы уничтожить нас, всех до единого…

— Замолчи! Это человек из плоти и крови, как и мы. Он истощен долгим плаванием и потерял сознание. Его плавание было страшным и одиноким!

Старуха не соглашалась:

— Откуда ты это знаешь, бедная дурочка?

— Его корабль износился.

— Ты слишком много возишься с дурачком, вот и набралась от него глупостей. Теперь уже корабли разговаривают?

Ико улыбнулась светло и нежно. Остальные голосили, кричали или беспричинно хохотали во все горло, а она все еще сохраняла способность улыбаться, может, потому, что была молода, а может, и потому, что не потеряла твердости духа.

Широкоплечий мужчина нетерпеливо спросил:

— Ну, так что мы решаем?

— Мы будем его лечить и выхаживать.

— А когда он выздоровеет, — просипела старуха, — что он будет делать?

— Кто знает?.. — мечтательно ответила Ико.

Дурачок вновь появился перед входом в пещеру: вход в нее был украшен огромным камнем с гранатовыми прожилками, стоявшим на двух естественных опорах. Он легко вспрыгнул на площадку, пробился сквозь толпу и тоже дотронулся до человека в шлеме. Прекратил завывать. Брови его сошлись на переносице, глаза сощурились, губы растянулись, обнажив неровные зубы: он вторил улыбке Ико. Это всех приободрило. Люди направились ко входу в пещеру, сопровождая четверых носильщиков. За ними, бормоча, следовала Фаина. Дурачок подпрыгивал от радости, как собака, возвращавшаяся в свою конуру. Слышались разговоры:

— Это точно один из наших.

— Он из Посейдониса.

— Судя по пряжке и поясу — важный человек.

— Вельможа из дворца?

— Может, принц из дома Нода. Посмотри на изображение у него на доспехах: солнце, два морских конька. Он, наверное, из царской семьи!

— Будь он царем или царским сыном, у него была бы свита и руки не были бы такими грубыми. Ты не на доспехи смотри, а на его пальцы.

— Это капитан, потерявший экипаж, может, даже адмирал!

— С такими мозолями?

— Во всяком случае, — сказала старуха, — пока это еще один лишний рот, а у нас и так еды еле хватает. Знать бы, выживет он или нет?

Ико молчала. Она смотрела, не отрывая взгляда, на это лицо с опущенными веками и чувствовала себя удивительно и необъяснимо счастливой.

9

Они ухаживали за ним как нельзя лучше, сперва сдержанно, прячась от самих себя, затем с азартом, соперничая друг с другом в усердии. Присутствие незнакомца пробуждало в них качества, которые они уже давно в себе похоронили: любознательность, изобретательность, инициативность, сострадание и уважение друг к другу. Теперь им хотелось действовать, и будущее виделось им совсем в ином свете. У них появилась цель жизни и темы для разговора. Отныне они принадлежали не окружающей их серости, а самим себе.

Широкоплечий набрался смелости и исследовал ту часть острова, куда еще никто не осмеливался проникнуть после стихийного бедствия: он обнаружил там зеленую, укрытую от ветра долину, где росли молодые деревья и бродило огромное стадо коз. Опьяненный собственным успехом, он принес с собой соты и козленка. Другой привел с собой послушных овец с выменем, полным молока. Еще один, большой любитель собирать ракушки, соорудил вилы и загарпунил ими крупную рыбу. Так продолжилось чудо возрождения этих исстрадавшихся душ. Им казалось, что какой-то невидимый доброжелатель поселился на их острове, направляя каждое их движение, поступок или мысль. Теперь уже не дурачок будил их, а плодотворные идеи: «Сегодня пойду по такой-то тропе… Вернусь в такую-то долину… А почему бы не сделать рыболовный крючок из кости: немного терпения, и все получится!.. А не проверить ли расставленные капканы? Пожалуй…» Дурачок, как ни странно, больше не ходил на утес любоваться морем и солнцем; он тоже бродил по горам. Однажды он нашел цветы. С тех пор, как затонула Атлантида, это были первые цветы, которые они видели: нежные белые венчики на длинных гибких стеблях. Ико с почти религиозным восторгом собрала их в букет и поставила в кувшин у изголовья больного. Все это, вместе взятое, таинственным образом рождало в людях надежду. В то время как немногие выжившие все с большим и большим трудом цеплялись за жизнь, у них неожиданно появился источник существования — огромные немеренные богатства: ведь еще не все долины были исследованы, и теперь было совершенно ясно, что они выживут. Фаина больше не толковала о «демоне, исторгнутом Океаном». Она, напротив, утверждала, что создания, «появившиеся с восходом солнца», безусловно, являются «Его посланниками». Она желала как-то оправдаться за свои мрачные предсказания, поэтому, склоняясь над телом незнакомца, бормотала:

— Ты действительно сын божественного Солнца, не будь я Фаина.

Потом она клала свои когтистые руки Ико на плечи и провозглашала:

— Да хранит тебя Бог, маленькая служительница Солнца! Не теряй надежды, дитя мое, тебе воздастся за страдания.

Благодаря незнакомцу, они вновь обрели прежние привычки. Похоронили мертвеца с корабля согласно обряду, а не бросили в море, как делали это раньше со своими умершими. Кроме того, они обнаружили на борту множество сундуков с инструментами, ножницами, обсидиановыми зеркалами и бритвами. Женщины вновь смогли причесываться, а мужчины — подстригать бороду.

Беспамятство незнакомца сменилось комой, а затем — лихорадкой, хорошо еще, что он получал достаточное для поддержания жизни количество пищи. Порой его мучила нестерпимая боль, но ни одного стона не вырывалось из его уст. Тогда Ико вытирала струившийся по изрезанному морщинами лбу и седеющим вискам пот, Она следила, чтобы он не сбрасывал с себя покрывало. Она без конца натягивала на него шкуры, самые лучшие, какие смогла найти. Она готовила ему пищу, спала подле него. Часто можно было видеть, как при свете масляной лампы, подвешенной на изогнутый выступ скалы, она, облокотившись на край кровати, внимательно смотрит на это резкое, властное лицо воителя, доброе и мужественное одновременно; изможденность его лица лишь подчеркивала его суровое благородство, чуть великоватые уши указывали на принадлежность к «высшей расе» атлантов, цвет глаз напоминал своей изменчивостью и неуловимостью море, а иногда его взгляд горел отсветом какого-то внутреннего пламени и тогда становился устрашающе неподвижным.

Незнакомец не разговаривал и не отвечал ни на один вопрос. Его молчание обескураживало. Люди начинали сомневаться, понимает ли он их язык и настоящий ли он атлант. У Ико не было сомнений на этот счет. В моменты, когда сознание возвращалось к нему, она ловила в его взгляде настойчивость и слишком красноречивую, хотя и мимолетную выразительность. Однажды, когда в пещере, кроме них, никого больше не было, она рискнула спросить:

— Господин, скажи мне, кто ты?

Он вновь опустил веки, и на лице его отобразилась такая грусть, что она забеспокоилась, сожалея о допущенной ею неловкости. Он почувствовал ее волнение сквозь тьму, в которую было погружено его сознание, и взял Ико за руку мягким и одновременно властным движением.

В тот же вечер она доверительно сообщила остальным:

— Трудно вообразить, что ему довелось перенести.

— А мы?

— Ему было гораздо хуже, чем нам. Он плавал долгие месяцы. Я это точно знаю. Прежде, чем пристать к нашему острову, он потерял товарища. Вряд ли кому-нибудь удастся вынести то же, что и он.

— Что он искал?

— Остатки Атлантиды.

— Это он тебе сам сказал?

— Он еще скажет. Когда он окрепнет, к нему вернутся память и дар речи. Но уже сейчас я могу ручаться, что он необычный человек.

— Он сын Солнца, светлый умом, — заклинала Фаина, — я сразу это поняла. Ах, хорошо бы знать, откуда он прибыл!

— Его спина исполосована шрамами. В какой битве получил он эти страшные раны? Или его пытали? В нем чувствуется неодолимая смелость. Он выживет. Он все вспомнит. Я обещаю вам это…