Терракотовые сестры

Мила Коротич, Ник Перумов

Терракотовые сестры

Часть первая

Мириам

Глава 1

…Никто из детей не отзывался. Лассия больше не чувствовала их, ни одного. Все, все были мертвы, ужас и боль их предсмертных мгновений разрывали сердце девы Лесов, были и ее ужасом, ее болью.

Дубовая роща, родина и детище Лассии, серо-черным призраком отражалась в роднике когда-то зеленой поляны. Только он и оставался живым в этом выжженном войною месте: тонкий ручей стекал в ложбину между оплавившимися валунами. Стекал тихо, как слезы на щеках девы, и исчезал где-то в глубине породившей его земли. Из земли в землю. Из праха в прах.

Лассия же, когда роняла слезы в источник, видела не обгорелые стволы, а зеленую дубраву, ту, что взрастила: из желудя, из семечка, каждого в любви. Вот они, малыши, слабые, почти прозрачные, робкие и любопытные, и она гладит их руками. Они льнут к ее теплым маленьким ладошкам и растут на глазах… Вот дубки уже ростом с нее, а травяная зелень сочным ковром стелется под ноги… А вот хозяйка уже не может обнять своих чад, так могучи их стволы. Теперь они склоняются к ней, чтоб прикоснуться к зеленым материнским косам и прошептать что-то нежное…

Но снова слеза упала в источник, и вот уже пошла рябь: чернеющее небо, всполохи магического огня, зарево. Огненные шары и россыпь колючих искр, светящиеся древним волшебством мечи, дрожь мироздания от заклинаний чужих магов и смерть. Смерть ее зеленых детей, созданных для красоты и покоя, жизни и радости, не повинных ни в чем, стоящих в стороне от игрищ богов и магов, но просто оказавшихся частью этого мира, просто встретивших и разделивших судьбу сотен, тысяч, миллионов когда-то живых и мирных.

Мир Молодых Богов повержен, и даже всеблагая Ялини не защитила. Да и кто же думает в пылу сражений о том, что будет здесь после?! А когда проиграл, нет смысла жалеть о погибших, их не вернешь слезами. Не бывает войны без жертв, а уж без разрушений – тем паче. Горе побежденным. Несите его с честью. Терпите. Вы заслужили. Заслужили?

Лассия уже не могла плакать, мягкость сердца обернулась гневом. И ее дети тоже заслужили? Они – и все, кто погиб незамеченными – люди, эльфы, половинчики, травы и немые твари, звезды и воды, – кто жаждал защиты и уповал на установленный миропорядок, кто доверил себя великим богам и их свите, веря, что преданность и надежда – лучшая броня для простодушных? Они сгорели, как осенний лист над костром. И семь богов не защитили их. Даже не заметили, что не защитили. Боги, они далеко!..

– И я вас тоже не смогла спасти. – Тонкие нежные губы роняли слова, как слезы. С ними Лассия выплакала и свою кротость. – А что это за властители, если не заботятся о вверенном? Тираны! И я была среди вас?! Значит, я тоже как они. Но не народ же для владыки, а владыка для народа! Так! И все справедливо, а значит, и я пойду за вами, мои дети. Я ждала, что нас защитят, а надо было… – Изящные руки Лассии сжали посеревший жезл с навершием в виде некогда раскидистой кроны дерева. Сейчас оно было похоже на хрупкий скелет заморского коралла. – Но если бы я могла, я… Добрая Ялини, ты покинула этот мир, бросив нас умирать, почему же я живу до сих пор?! Что хочет от меня Творец? Я готова искупить или примите мою душу! – Жезл пеплом осыпался на гладь родника. И впервые дева Лесов увидела себя. Такой, какой она стала после войны.

Невысокая, очень стройная, но возраст ее уже нельзя было определить на вид. Просторный, когда-то изумрудно-зеленый плащ, стянутый на талии узким поясом из зеленовато-синих самоцветов, стал теперь серо-желтым. А камни пояса теперь не играли каплями росы, а мерцали мертвым металлическим светом. Не осталось зелени и в длинных волосах Лассии: толстые косы стали пепельно-серыми. Только яркая зелень огромных глаз, как двух последних листков, осталась от прежней девы Лесов.

– Я готова идти, Великие братья, – прошептала девушка, – я готова идти за моей госпожой и моими детьми… Хранительница, не сохранившая своих…

Золотые глаза отразились в источнике за спиной Лассии. Четыре зрачка. Рябь пошла по воде. Дева упала на колени, не оборачиваясь. Но сильные руки подняли ее и поставили на ноги. Человек надвинул на лицо капюшон бурого плаща, но сияние глаз нельзя было спрятать.

– Ты достойная дочь своей госпожи и зеленого мира. – Лассия молчала. Что отвечать всезнающему? Лишь тонкие пальцы дрожат. – А она получила второй шанс! – Орлангур уже знает, что бывает от таких слов. Да. Вот и сейчас: живой лианой седые косы сдвинулись на спину, зеленые листья глаз засияли, чуть разжались сомкнутые в смертной решительности губы. Надежда! Но еще робкая. – Но чего в тебе больше, Лассия, Бывшая дева Бывших Лесов: отчаяния, горя, страха, злости, покорности?

– Желания справиться, ради памяти павших и любви к живым, – вскинула глаза дева. – Быть пеплом, удобрившим землю после лесного пожара, стать опавшей листвой, укрывающей от морозов, помочь взойти новой зелени. Спасти, без слова «если».

Четыре зрачка сверкали ночными звездами. Великому Дракону не нужно заглядывать в глаза, чтоб увидеть, что на душе. Но он сделал шаг к юной женщине, и вот ей уже не отвести взгляд от желтоглазой вечности под бедным плащом.

– Знаешь ли ты, чего просишь, дева Лесов? Войди в источник, что течет у твоих ног. Сможешь ли войти два раза в те же воды? Так и судьба одной сущности единична в мире Упорядоченного. Менять судьбу – менять себя – менять мир. Так далеко ты готова зайти?

– Испытай, Великий Орлангур!

Особый вздох прошел по сгоревшей дубраве, всколыхнув полы плащей: Демогоргон тоже был здесь.

– Будет так, как ты просишь, но не так, как предполагаешь, – Орлангур произнес эти слова как приговор. И снова легкий вихрь обдал деву, подтолкнув к оплавленному берегу умирающего источника.

И в помутневшей глади родника вновь изменилось отражение Лассии. А за ней, отраженной, исчезали сгоревший лес и усталое небо Хьерварда. Лассия падала в воду источника, кто-то крепко держал ее за руку, но неудержимо тянул ко дну, и горько-соленой оказалась вода ее родного сладкого ручья. Зато дева успела увидеть, как черные скелеты рощи растаяли в золоте. Золотой дракон обнял их на прощание. Дальше соль разъедала глаза…

– «Горькая» отныне имя тебе. Мириам, – звуки вытолкнули девушку на незнакомый берег. Светило иное солнце.

Бледное, оно обжигало даже через мокрую одежду, доставало кожу сквозь водяную толщу. И под его лучами выгорал плащ девы, выгорали ее косы. Цвет словно смывался, уходил вниз, в воду, прячась от белого светила в синеве воды. И вода была иная, плотная, обхватывающая как тугой корсет, не желающая отпускать тело женщины. Стоя по грудь в воде, Мириам чувствовала, как тянет ее на дно и как выталкивает вверх одновременно. Нет, не разрыв, а сила возможности. Никогда она еще не ощущала так физически возможность. От ее воли, даже не от движения, зависело, где она окажется – на дне или на берегу, а может быть, так и будет колыхаться в толще воды, как водоросль или медуза. Только сейчас дева заметила, что ни водорослей, ни медуз, никакой другой живности в воде не было. Она позвала своим привычным материнским зовом, привычным жестом хотела сотворить заклинание поиска, но тело оказалось не таким послушным в плотной соленой воде. Движениям не хватило скорости, Мириам почувствовала, как отрывки сплетенной ею магии падают на дно, так и не ожив. И на зов хранителя тоже никто не отозвался. «Я теперь дева озера? Но тут же никого нет. Кого охранять? О ком заботиться?» Тишина была ответом.

Мириам сделала шаг назад, в глубину, поджала колени, закрыла глаза и мысленно представила, как солнечные лучи пробиваются к ней огненными стрелами через толщу воды. И сейчас же соленая влага залила ее по самую макушку, а холодное дно водоема бросилось ей под ноги. Мириам открыла глаза: солнечные лучи едва пробивались к ней, далеко вверху, футах в двадцати, сиял сине-зеленый жидкий купол. Но недостатка воздуха дева не испытывала. Она стояла на морском дне, словно на берегу, а когда попробовала сделать шаг, сделала его легко, лишь с небольшим сопротивлением, словно путаясь в густой траве своей любимой рощи. «Я теперь дева озера?» – снова спросила она саму себя, надеясь услышать ответ Великого Дракона. Но тут воспоминание о погибшей дубраве, о том, как Лассия ступала по ковру из трав, ярко вспыхнуло в сознании, и ревнивая глубина вытолкнула вверх изменщицу-деву.