Страница 3 из 58
Тема зажмурился.
Морщинистая мягкая рука легла на Темин лоб.
— Светик, головка болит?
Бабушкин голос встревожен.
Тема открыл один глаз. Бабушка склонилась над ним, высокая, полная, в темно-вишневом до полу платье из какой-то тяжелой шелковой ткани. Черные, слегка припорошенные сединой косы коронкой возвышаются на голове. В молодости бабушка была красавицей, «звездой Еревана», как назвал ее однажды кто-то из знакомых.
— Который час, бабушка?
— Начало седьмого. Чаю хочешь? Выпей с малиновым вареньем.
— Не хочу! — Тема безнадежно вздохнул: «Не идти, что ли, к Саше? Скажу, не мог — и все…»
— Мы с мамой идем в театр. Ужинай с папой без нас. Голова как будто не горячая…
Бабушка уплывает из комнаты.
«Идти или не идти?» Размышления Темы прервал испуганный возглас:
— Ты не заболел? Щеки у тебя красные!
Теперь над ним шуршат черные шелка. И что-то сверкает перед глазами: брошка, серьги… Большие темные глаза матери с нежным беспокойством вглядываются в лицо Темы. Мать — та же бабушка, только моложе лет на двадцать. «Звезда Еревана номер два», — мелькает у Темы непочтительная мысль.
От надушенной руки, трогающей его лоб, Тема дергается в сторону.
— Пристали! Щупают меня каждую секунду.
— Но ты лежишь, Темочка! — жалобно говорит мать. — V тебя что-нибудь болит? Прими на всякий случай аспирин.
Тема вскакивает и начинает торопливо зашнуровывать ботинки.
— Еще аспирин! Техника на грани фантастики!
Мать стоит и смотрит ка него обожающим взглядом.
— Идите вы поскорей в театр, — говорит Тема. — Мы с папой как-нибудь сумеем поужинать без вас.
Не замечая иронии в его голосе, мать сокрушенно вздыхает:
— У папы заседание в институте. Он придет очень поздно. Эти заседания! Как они его утомляют! Если ты уйдешь, не возвращайся позже десяти.
«Вечные два пунктика! Не болен ли я и — слишком много работает папа. Всегда то же самое! Хоть бы правда заболеть хорошенько. Вот сейчас, сию минуту! Лишь бы не тащиться к Мятликову! К несчастью, я здоров, как бык!» — с досадой думает Тема.
Он одергивает смятую рубашку, засовывает в карман тетрадь и карандаш и, мимоходом щелкнув по носу статуэтку какой-то греко-римской дамы в тунике, стоящую в столовой на круглом столике, идет в переднюю.
Саши не оказалось дома. Вот так номер! А Тема был уверен, что Мятликов подстерегает его, как леопард свою жертву.
— Он просил, чтобы вы подождали. Он сейчас придет. В аптеку побежал.
Миловидная женщина в синем фланелевом платье и белом вязаном платке, накинутом на плечи, стояла перед ним, приветливо улыбаясь. Малыш лет трех выглянул из-за ее подола и опять спрятался.
— Садитесь, пожалуйста.
Женщина опустилась на стул у швейной машинки и взяла в руки шитье. Малыш, топоча, убежал из комнаты.
Тема сел у стола и с любопытством огляделся. Ему ни разу не случалось бывать у Мятликова.
На окнах — цветы в горшках, кружевные занавески. На чистом крашеном полу валяются волчок и кукла.
«Это того малыша, — подумал Тема. — Странно, что у мальчика кукла. А это, должно быть, Сашина старшая сестра, — поглядел он на женщину, склонившуюся над шитьем. — Не похожа. У Сашки выражение такое, точно он вот-вот кого-нибудь отругает или поднимет на смех, а у этой… В общем, красивое лицо. Впрочем, женщина и должна быть красивее мужчины».
— Я просила Сашу не ходить в аптеку, раз к нему должен товарищ прийти. — Голос у женщины был мягкий, довольно низкий.
«Добрая, должно быть», — подумал Тема.
— Вы с Сашей в одном классе учитесь? А то к нему, случается, и из других классов заходят товарищи.
Вдруг в комнату ворвался мальчуган, очень похожий на давешнего малыша, но постарше.
— Мама! Генька не умеет делать трубочку!
Увидев незнакомого, он замолк, с ходу остановился и уставил на Тему любопытные глаза.
— Мама, Геня не умеет! — с таким же криком вбежала девочка, беленькая, с крошечными косичками, тоже замолкла и уставилась на гостя.
— Саша придет и покажет Гене, как делать трубочку, — спокойно сказала женщина.
— Какую трубочку? — спросил Тема.
Ребятишки молча смотрели на него. Девочка, пухленькая, в передничке, с ясными глазами, носом-пуговкой и словно надутыми губами, переступила с ноги на ногу. Такая маленькая, она была удивительно похожа на мать, и это показалось Теме забавным: разобрать по чертам — совсем другое лицо, а сразу взглянешь — такое же, только ребячье, а не взрослое. Тема улыбнулся девочке, и ответная улыбка сейчас же заиграла на ее лице.
Мальчуган еще некоторое время изучал Тему, потом решительно подошел и взял его за руку:
— Пошли, сделаешь трубочку. Ты тоже большой.
— Вася, мальчику некогда, наверное. Что ему твоя трубочка? — слабо запротестовала мать им вслед.
Вернувшись из аптеки, Саша застал в кухне шумное общество: Васю, Маню, Никитку и соседнего восьмилетнего Геню. Тема сидел на полу рядом с мыльницей, наполненной пеной, и бумажной трубочкой пускал разноцветные пузыри. Каждый пузырь вызывал крики восторга.
— Ты извини, что я так задержался, — сказал Саша. — Очередь была.
— Саша! Саша! — закричали дети, бросаясь к брату. — Тема умеет пузыри какие пускать!
— Подряд семеро штук! — округляя глаза, баском сообщил Вася.
— Цепочкой летят! — радостно говорил Геня.
— Вот он покажет тебе! Покажи, Тема! — подпрыгивала и хлопала в ладоши Маня.
— Подружились, я вижу, — сказал Саша. — В другой раз, ребята, он с вами поиграет. Нам надо заниматься. — Он снял с гвоздя полотенце и подал его поднявшемуся с пола, несколько смущенному Теме. — Вымой руки и пойдем.
— Чего тебе в конце концов от меня надо? — Тема смотрел на Сашу исподлобья, нахмурив густые брови. В глазах горело возмущение. Полные губы Темы дрогнули, как у обиженного ребенка. — Уже полторы недели у меня не было ни одной двойки.
— Тебя это огорчает? — прищурился Саша. Он сидел с подчеркнуто хладнокровным видом, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. Лишь в уголках рта да где-то в глубине глаз бродила затаенная усмешка.
Тема отвернулся с досадой. Взгляд его наткнулся на чисто выбеленную стену. Тема чуть не показал стене язык. В эту минуту он ненавидел и стену, и аккуратный листок расписания уроков на ней, и карты, висевшие справа и слева от стола, и стопки учебников, и даже настольную лампу под абажуром из зеленой гофрированной бумаги.
Скоро три недели, как он вынужден через два вечера на третий любоваться невыносимым порядком на Сашином письменном столе. Они сидят в этой белоснежной кладовке без окон, превращенной Сашкой в «кабинет», отрезанные от всего мира с его радостями. И он, Тема, обливаясь потом, выкарабкивается из лабиринта задач и примеров. Саша старательно выбирает самые трудные задачи и задает ему на дом столько, сколько никогда в жизни не задавал ни один школьный учитель.
— К следующему разу снова все повтори о квадратном уравнении!
В невозмутимо спокойном голосе Саши Теме слышится издевательская нотка, и ему хочется пнуть ногой стол.
— Следующего раза не будет! — гордо заявляет Тема. — Ты деспот проклятый!
За дверью, на которую накинут крючок, послышался шорох, какая-то стукотня, точно кто-то нетерпеливо притопывал каблуком об пол, потом явственно донесся вздох, и в замочную скважину раздалось протяжное:
— Те-ема-а!
— Вася, уходи от двери! — строго сказал Саша. — Иначе Тема никогда больше не придет!
За дверью утихло. Тема пробубнил, не глядя на Сашу:
— Замашки у тебя самые тиранские. Как все равно у… Бирона какого-нибудь. Дышать не даешь.
— Историей ты занимаешься самостоятельно, и, я бы сказал, превосходно, — отозвался Саша. — Тем не менее твое мнение о Бироне меня не интересует. Зато представление об органах дыхания у тебя самое неопределенное.
Вчера, когда Георгий Иванович тебя вызвал, ты спутал бронхи с трахеей.