Кутерьма

После бабушкиных украинских борщей, вареников, плавающих в сметане, пирожков с вишнями или с капустой, жареных цыплят и всяких компотов столовская или наспех приготовленная дома еда казалась скудной и невкусной. Привыкший к обильным разносолам, Севка подголадывал. Но зато он был сам себе голова — полная свобода. Придешь из школы, выучишь уроки и хочешь — опять иди в школу на какой-нибудь кружок, хочешь — гуляй во дворе, а то и поезжай куда-нибудь на трамвае или автобусе. От денег, оставленных на покупку продуктов, всегда можно было сэкономить мелочь на транспорт и даже на кино.

С плащом обошлось без неприятностей.

Вечером, когда мать вернулась с работы, Севка с особенной предупредительностью кинулся в кухню ставить чайник, сообщил, что получил сегодня две пятерки. Удовлетворенная улыбка скользнула по красивому утомленному лицу матери. Видно, очень устала или чем-то была расстроена. Поэтому Севка выждал, пока мама поужинает, уберет посуду, усядется на диван с вязаньем — любимое ее занятие в свободные минуты. Лишь когда мать пришла в умиротворенное состояние, Севка заговорил жалобно:

— Ах, да, мамочка, знаешь, со мной случилась неприятность. Понимаешь, я заходил к одному больному школьному товарищу, относил уроки. А у них печное отопление. И уголек из печки случайно выпал прямо на мой плащ. И плащ прогорел. Так жалко!

Версию с пожаром Севка отверг. Слишком легко проверить, был ли поблизости от их дома пожар. А рассказать правду — у него неизвестно отчего загорелся на спине плащ — невозможно! Он и сам с трудом этому верил, и мама не поверит. Вдобавок во всей этой истории было что-то унизительное для Севки.

— Посмотри, как нехорошо получилось… — Севка вытащил из-под дивана обгорелый плащ.

Мать издала возглас изумления:

— Какая колоссальная дыра! Как же вы сразу не заметили, что плащ горит?

— Мы находились в этот момент в другой комнате.

— Что за неосторожность класть плащ возле топящейся печки!

— Прости, мамочка, мне очень жалко, что так вышло…

Мать снова взялась за спицы.

— Плащ придется выбросить. Досадно — совсем новый. Но скоро станет холодно, будешь пальто носить. А пока походишь в старой курточке, в той, коричневой. Она тебе уже маловата, но все-таки на форму налезет, я полагаю?

— Мамочка, мне и форма уже маловата, — поспешно сказал Севка. — Жмет под мышками. И вообще она у меня уже второй год… Наверно, я расту.

— Надеюсь, ты ростом пойдешь в меня. Папа мог бы быть повыше… Для мужчины очень важен хороший рост. Что ж, придется купить новую форму. На днях пойдем. Как только выдастся у меня время.

Молодец у него мама: совсем не скупая и не мелочная. Бабушка разахалась бы при виде испорченного плаща. И непременно велела бы Севке сейчас же надеть форму, чтобы посмотреть, сильно ли жмет под мышками. А как ее мерить, если на спине кителя тоже паленое пятно, не очень, правда, заметное. Но маме и в голову не пришло проверять, мала ли ему форма. Удача!

Утром, отправляясь в школу, Севка вместо форменного кителя надел темный пиджачок. Мама еще лежала в постели, когда он убегал к половине девятого, и не заметила, что на нем надето.

С плащом обошлось, в школе Севку похвалили за классное сочинение, и во двор он вышел в хорошем настроении.

Было ветрено и прохладно, но ясно. Вартан с Колей сидели в обнимку на качелях и о чем-то совещались.

Усидев Севку, Вартан закричал:

— Севка! Севка! Иди сюда!

Севка неторопливо подошел, засунув руки в карманы.

— Ну, чего тебе?

— Отчего ты вчера загорелся? Как это? Мы прямо так…

— Поразились! — подсказал Коля.

— Да, да! Как это получилось? Откуда на тебя огонь упал?

— А это не Васька Большой и Рыжий тебя подожгли?

— Весьма возможно, — сдержанно и с таким видом, что он-то много чего знает, да просто не хочет говорить, сказал Севка.

— Вот и мы так подумали, — сказал Вартан. — И Котька так же думает.

Севка насторожился.

— Какой Котька?

— Константин Петрович его зовут, — пояснил Коля. — Мальчик тут один приходил к нам во двор. Да ты его видел! Вот когда ты загорелся, он как раз и приходил.

У Севки перекосилось лицо.

— Вы с кем-то говорили об этих врагах-хулиганах? Да как вы смели?! Это же тайна!

У Вартана раскраснелись щеки.

— Мы тоже сказали ему, Котьке этому, что это тайна. А он говорит, что он этих хулиганов все равно знает. Так чего же тайна, если знает?

— Видел их даже сколько раз! — подхватил Коля. — На спортплощадке какой-то. Рыжего и Ваську Большого видел.

— Видел он, как же! Болтуны вы все, вот кто! — Севка машинально вытащил из кармана брюк какой-то предмет и нервно вертел его между пальцами. — Доверяй вам тайны! Болваны! — В ярости он швырнул вещь, которую вертел, на землю.

Вартан взглянул туда и обомлел. Схватил Колю за руку:

— Смотри, смотри! Та наша коробочка круглая! Из сокровищницы! — Он метнулся с качелей, схватил металлическую коробку, открыл ее: в коробочке лежали канцелярские кнопки.

— А где же алмазы? — спросил Коля.

— Давай мою коробку! — резко сказал Севка. — Еще рассыплешь.

— Откуда, откуда, откуда?! — завопил Вартан. — Откуда у тебя наша коробочка? Она же в сокровищнице лежала, в дупле! Я все думал на Ирку…

— И где алмазы? — настойчиво повторил Коля.

— Да не ваша это коробка, дураки! Ты что, не видишь, что там мои кнопки?

— Наша, наша! — закричал Вартан. — Вон зазубринки, я сам пилил ножиком букву «к», — Колина, значит, — да не допилил, твердое очень. Постой! — Вартан потрясенно уставился на Севку. — Ты там был, возле дупла… Ты случайно нашел дупло, да?

— И ограбил сокровищницу нашу? — напрямик спросил Коля. — Уворовал алмазы?

— Молчи! — грубо прикрикнул Севка. — Уворовал! Пищит, как жирафенок какой-то полудохлый!

— А жираф не может ни пищать, ни кричать, — растерянно проговорил Коля. — У жирафа нет голосовых связок.

— У тебя зато они есть, ты… недоразвитая безотцовщина!

На момент Колины голубые глаза широко раскрылись, он немного отступил назад. И вдруг улыбнулся бледными губами, смущенно и виновато.

Смысл сказанных Севкой слов в первый момент не дошел до Вартана, но вот он увидел Колину улыбку, вдруг понял и как-то похолодел, сердце у него перевернулось. Как можно так про Колю?

Всем существом своим Вартан почувствовал, что это гадко. Своими отцами мальчишки могут гордиться, хвастаться, могут их ругать, но когда у кого-нибудь нет отца, об этом не говорят. Совсем не говорят. Севка нарушил неписаный мальчишеский закон. И это Колю он так!

У Вартана потемнело в глазах. Разъяренным тигренком он прыгнул Севке на грудь, повалил его на землю и стал молотить кулаками, драть за волосы, выкрикивая бессмысленно:

— Ты, ты! Ты такой! Я т-тебя!

Отбиваясь, Севка визгливо кричал.

Коля дергал и тянул Вартана за куртку:

— Вартик! Перестань! Пусти его! Вартик!

Тяжело переваливаясь, к ним подбежала вездесущая тетя Мотя и вырвала Севку из рук Вартана.

— Ну-у, разбойник! — кричала она сердито. — Очумел? Да за что ты его? Не-ет, братец ты мой, такое даром тебе не пройдет!

Вид у Севки был жалкий: расцарапанное лицо, окровавленный нос. Он плакал и пристанывал с взвизгами. Тетя Мотя под руку повела его домой.

— Между нами все кончено! — кричал Вартан.

Сидя на диване, Анна Петровна чинила Колины штаны. Но то и дело поднимала голову, сдвигала на лоб очки и смотрела на Колю, сидевшего за письменным столом.

На худеньком, бледном лице терпеливое уныние. Чуть не час уже Коля мучается над примерами. Задачи решает он тоже медленно, но правильно, соображает неплохо. А в примерах то сложит от рассеянности, вместо того чтобы вычесть, то не ту цифру напишет и, не заметив, продолжает действие, получается, разумеется, чушь. А сейчас и совсем перестал писать. Застыл с ручкой, зажатой в пальцах. Считает, что ли, мысленно?

— Баб-Аня, — задумчиво сказал Коля, — как ты думаешь, скольких мальчишек в Ленинграде моют дома, потому что им не с кем пойти в баню?