Страница 13 из 13
«История родов российского дворянства» отвергает происхождение Лопухиных от легендарного Редеги, но считает фамилию уже существовавшей в XV веке.
Представители этой семьи в первых шести коленах не отличались, правда, особенными заслугами до того счастливого случая, когда царица Наталья Кирилловна за личную к ней приверженность не остановила выбор невесты сыну на дочери мелкопоместного дворянина Иллариона Абрамовича Лопухина. А пять братьев Лопухиных составляли большую спаянную силу, которой так не хватало вдовствующей царице. Ведь в ее партию входили в основном родственники Нарышкины, не считавшиеся «дельными» людьми, Апраксины, возвысившиеся через царицу Марфу, и умный, достаточно образованный, говоривший по-латыни, но вечно пьяный князь Борис Голицын, ловко ведущий кампанию против царевны Софьи. О двух других временщиках: брате царицы Льве Кирилловиче и свойственнике обоих царей по бабушке Тихоне Стрешневе — князь Куракин говорил, что первый был человек очень недалекий и пьяный, взбалмошный, но не злой, а второй неглупый, но лукавый и недобрый, «интригант дворовый».
Отец царской невесты был переименован из Иллариона в Федора по имени святыни Романовых, Федоровской иконы, и получил боярство вместе с четырьмя своими родными братьями.
Невеста родилась 30 июня 1670 года в селе Серебрено Мещовского уезда в родовой вотчине бояр Лопухиных. Ее матерью была Устинья Богдановна Ртищева, которая останется с дочерью до самой своей смерти.
Ртищевы не относились к знатным фамилиям и вели свой род от Ослана-Челеби-Мурзы, выехавшего в 1389 году из Орды на службу к московскому князю Дмитрию Ивановичу Донскому. Сын Ослана, Лев Прокопьевич по прозвищу Большой Рот — «Ртище», — и стал главой семьи. Один из выдающихся представителей фамилии, Федор Михайлович Ртищев-старший, сторонился двора, все свое время посвящая наукам и Церкви. Один из первых русских благотворителей, он привечал сирых и убогих, раздавал богатую милостыню. Царь Алексей Михайлович заметил его, приблизил, сделал постельничим. Но юноша не стремился делать карьеру. Он был привержен науке, церковной святости. Из своего скита он создал Спасо-Преображенский монастырь, в котором основал так называемую «Ртищевскую школу». Ее ученики переводили с греческого на славянский язык Библию, Моисеево Пятикнижие и другие богословские труды. Целью Федора Ртищева было «научение словено-российского народа детей греческой, латинской и славянской грамматике, философии и риторике — науке о том, как говорить хорошо, правильно и красиво».
Но насколько забота о собственных интересах и расчетливость отца Федора, Михаила Ртищева, спокойно воспринимались придворным окружением, настолько бескорыстие и безразличие к чинам его сына вызывали бурю негодования при дворе. Его обвиняли в «нарушении православной веры», и неизвестно, как повернулось бы дело, если бы Б. И. Морозов не отвел от Ртищева эти обвинения и оправдал перед царем. Однако против Ртищева выступил Никон, возмущенный его советом не вмешиваться в светские дела. Вопрос вставал даже о физическом уничтожении Ртищева. Но пронесло и на этот раз. Пал Никон, а Ртищев добился перевода своей школы в Москву, в Заиконоспасский монастырь — впоследствии, в 1685 году, она станет ядром Славяно-Греко-Латинской академии. Сам Федор Михайлович до этого не дожил: он умер в 1673 году, сорока восьми лет от роду.
Конечно, тот факт, что родственником Евдокии был выдающийся человек, не доказывает, что и она была женщиной незаурядной. Но то, что эти сведения замалчиваются, наводит на определенные размышления.
Тем более что не принято говорить и о том, что внучатым племянником Евдокии, внуком ее брата Абрама, был модный в свое время поэт Авраам Лопухин, которого ценил и приглашал к сотрудничеству Карамзин.
О детстве, юности и воспитании девушки никаких документальных упоминаний не осталось. Известно, что ее крестили Прасковьей и она была старшей из четырех сестер. При избрании Лопухиной царской невестой она получила новое имя — Евдокия — либо в силу его большей «царственности», либо во избежание путаницы с царицей Прасковьей Салтыковой, женой царя Ивана. Может быть также, что царица Наталья настояла на этом имени в честь своей единственной сестры, которая звалась Евдокией.
Большинство сведений о жизни Нарышкиной и Лопухиной почерпнуты из мемуаров князя Бориса Куракина. Этот представитель одного из самых знатных родов России, блестящий дипломат-полиглот, оставил весьма интересные и эмоциональные воспоминания о выдающихся деятелях своего времени. В 1692 году он женился на сестре Евдокии Ксении. Ксения была на восемь лет младше Евдокии, и в тринадцать лет уже жила с Куракиным «как жена с мужем», поскольку брак князя еще не был решен его бабкой. Но через год четырнадцатилетняя невеста и семнадцатилетний жених обвенчались. Ксения умерла в возрасте двадцати одного года, родив сына Михаила.
Таким образом, Куракин становился свояком Петра, а его сын являлся двоюродным братом царевича Алексея, что в будущем сильно компрометировало бессменного «посла державы Российской».
Но особенно любила Евдокия единственного[9] брата Абрама, который всегда держал сторону сестры и был поддержкой в ее несчастливой судьбе.
С легкой руки А. Толстого Евдокию принято считать невежественной, косной, чуть ли не убогой. Даже о ее выдающейся красоте говорить как-то забывали. Между тем именно красота девушки обратила на себя внимание царицы Натальи Кирилловны, рассчитывающей через более взрослую, чем сын, толковую и во всем покорную себе невестку еще более упрочить влияние на мужавшего царя. В переписке иностранных послов содержатся похвалы внешности Евдокии, хотя нельзя сказать, что она постоянно «была на публике». Но вот в Кремле устраивается огнестрельный праздник с грандиозным ночным фейерверком, и на нем, по воспоминаниям Патрика Гордона, присутствуют «вдовствующая царица Наталья Кирилловна, молодая царица и царевны, сестры Петра и Ивана Алексеевичей».
Сохранившееся изображение Евдокии представляет лицо вовсе не заурядное, отмеченное чувством собственного достоинства. На большинстве портретов она изображена в иноческом платье; по-видимому, они относятся к тому времени, когда власть и корону получил ее родной внук. Но Евдокия в молодости напоминает портрет М. И. Лопухиной, урожденной Толстой, кисти В. Боровиковского.
Она давно прошла — и нет уже тех глаз,
И той улыбки нет, что молча выражали
Страданье — тень любви, и мысли — тень печали…
Но красоту ее Боровиковский спас.
Стихи неизвестного современника относятся к изображению Марии Лопухиной, как и стихи Якова Полонского; но кажется, что писано это о Евдокии:
Так часть души ее от нас не улетела,
И будет этот взгляд, и эта прелесть тела
К ней равнодушное потомство привлекать,
Уча любить — страдать, прощать — молчать.
(Я. Полонский)
В отличие от Петра, впервые увидевшего невесту в день свадьбы, Наталья Кирилловна имела возможность досконально рассмотреть девушку, не раз приглашая ее с собой в «мыльню». И если пристрастная царица осталась довольна статями будущей невестки, та действительно была хороша.
Евдокия по тогдашним меркам была образованна — умела читать и писать. В ее письмах позднего периода обнаруживаются твердость, образность мышления, способность четко выражать свои убеждения.
Традиционный смотр царских невест не был устроен. То ли вторая семья покойного царя не располагала нужными средствами, то ли царица Наталья стремилась женить сына не мешкая.
27 января 1689 года была скромно сыграна царская свадьба. На невесте была легкая сорочка и чулки, красного шелка длинная рубаха с жемчужными запястьями, китайского шелка летник с просторными, до полу, рукавами. На шее — убранное алмазами, бобровое, во все плечи, ожерелье (воротник). Поверх летника суконный опашень со ста двадцатью финифтяными пуговицами, еще поверх — подволока сребротканая, на легком меху, затем мантия, тяжело шитая жемчугом. Пальцы были унизаны перстнями драгоценными, уши оттянуты звенящими серьгами. Коса переплетена множеством лент, на голове высокий, в виде города, венец.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.