Прыжок через пропасть

Бояре сидели в полумраке, при закрытых с улицы ставнях, потные и испуганные. Глаза бегали, не хотели встречаться с холодными и сумрачными, льдом обжигающими глазами воеводы. Боярских слуг уже успели разоружить, и те собрались отдельной группой в углу, не понимая, что происходит, растерянные. Никогда еще на памяти бодричей не было случая, чтобы по приказу князя или воеводы так обращались с боярами. И потому казалось, будто начинается нечто страшное, рушащее всю привычную жизнь.

— Что, господа бояре, предательство гадкое, говорят, вы задумали?

— Как можно, княже Дражко… — за всех ответил Мис-тиша. — Мы же тебя с младенчества знаем. И ты всех нас знаешь. Как можно…

Дражко злобно, как дикий камышовый кот, пошевелил усами. При всей его внешней военной прямолинейности, хитрости ему было не занимать, и с Мистишей, при случае, потягаться мог. И потому, изображая эту известную всем прямолинейность, задал вопрос, который косвенно подтверждал боярский заговор:

— Кто данам сообщил об отъезде Годослава? Ты? Можно было в ответ просто удивиться: как, а разве Годослав уехал? И тогда у воеводы не было бы причины, чувствуя предательство, допрашивать их с пристрастием. Но бояре были слишком напуганы. Даны далеко. Годослав далеко. И все решает здесь Дражко. И потому Мистиша сразу постарался переложить груз на чужие плечи.

— Это не мы… Это слуга герцога Гуннара с Фрейей разговаривал. Она сказала, а он побежал докладывать.

— А кто вам разрешил привести во Дворец Сокола слугу герцога Гуннара? Кто, я спрашиваю!…

Мистиша не нашелся, что ответить. Не мог же он сказать, что взять с собой жалтонеса приказал герцог. Это значило бы сразу подписать себе смертный приговор. Но они уже и без того приговор подписали.

— Почему вы пришли сюда с вооруженными слугами? Готовились захватить и убить Годослава? Или меня? Говори! Кто приказал прийти сюда? Говори!

Мистиша опять не ответил.

— Стража! — крикнул князь-воевода.

Через главные двери с шумом ввалились стражники с копьями наперевес. Они все слышали, они уже знали о заговоре. Бояре осмелились на князя руку поднять! Бояре данам продались! Предателей всегда ненавидят больше, чем врагов.

— В подвал их. К хозарину. Пусть для начала плетью каждого с душой отходит, потом разговаривать с ними будем всерьез. И пусть Чернобогу молятся, он их с удовольствием примет… Слуг пока оставьте. С этими я сам сначала поговорю.

Бояре пытались сопротивляться, начали возмущенно вопить, угрожать страже, надеясь воспользоваться авторитетом своего звания, чего не могли перед князем-воеводой, но стражники тоже были озлоблены.

— Да как смеешь, чухло неумытое, на боярина руку поднимать!…

Одного ударили в лоб тупым концом копья так, что язык чуть не проглотил. Мистише, когда тот ударил стражника, проткнули острием плечо, а кулаком, боевой рукавицей скованным, нос расквасили. Кровь сразу произвела впечатление. Воздух вышел, и гонор кончился. Замолчали и дали себя увести. Поняли, слишком далеко уже зашел Дражко, чтобы остановиться. Лучше вести себя тише. Может, все и утихомирится. Воевода отходчивый.

— Княже, Сфирка прибыл…

— Пусть сюда идет.

А сам подступил к боярским слугам. Эти не бояре, попроще, без гонора, сразу при приближении к ним упали на колени. Молча, с сознанием вины. Для слуг это не зазорно. Особенно, когда и сами бояре готовы к тому же. Князь смотрит сурово, топорщит усы.

— Зачем пришли оружными?

— Бояре велели.

— А боярам кто?

Молчание. Им, конечно, известно мало. Кто слугу посвящать будет? Разве что сдуру… Слугам только приказывают и не требуют от них думу думать. Думающих слуг метлой со двора гонят.

Но Дражко внезапно сказал с усталостью:

— Вы люди подневольные… Вам приказал хозяин, вы пошли. Потому, на первый раз, может быть, и прощу.

— Подневольные мы… — подтвердил сиплый голос. За спиной князя остановился Сфирка.

— Я забираю вас.у бояр. Сами бояре из подвала больше не выйдут. А вы еще княжеству послужить должны, и вину свою искупить. Ждите здесь, вот он вам прикажет, что делать, — показал Дражко на Сфирку. — Заслужите прощение, живите… Не заслужите, уж не обессудьте… Даны вам не помогут, покуда вы не бояре. И будете ими вряд ли…

— Вряд ли… — согласился тот же сиплый голос.

В полумраке комнаты Дражко и не рассмотрел толком, кому этот голос принадлежит.

Он вышел во двор, чтобы поговорить со Сфиркой. Подниматься на этажи дворца не хотелось, да и времени не было бегать вверх-вниз.

— Где жалтонес?

Сфирка смотрел виновато, как побитая собака.

— Не знаю, княже, что мы натворили… Шум лютый из-за нас поднялся! Догнали бояр уже у посольского двора. Прямо у самых ворот. Кинулись к жалтонесу, а тут из калитки выскакивает посольская стража, и на нас. Драться даны, сам знаешь, княже, умеют. А нас немного… Еле отбились. Но в посольстве переполох вызвали небывалый. Сам герцог на шум вышел. Жаловаться теперь будет. Что делать?

— Гонцов перехватывать, вот что делать, — не на Сфирку, а на обстоятельства разозлился Дражко. — Они сейчас гонца погонят в Хаммабург к Сигурду. Охоту объявят на нашего князя Годослава. Знают уже; что он там.

— Посты никто не снимал. Гонцов перехватим, не впервой. Постами западе Скурлата ведает, на севере Годион. Они свое дело знают.

— А если не перехватите?… Сколько людей у Ставра? Сфирка плечами пожал.

— Не знает никто. Думаешь, бывало, вдвоем с ним пошел, приходишь куда след, а там еще добрый десяток по лавкам сидит, ждет. У него везде люди есть. И в Хаммабур-ге есть. Я был там с ним раз. Думаю, вместе с нашими, десятка два наберет.

— Возьми еще десяток, и гони туда сам. Хотя, подожди… Ты и тут понадобишься на случай моего отъезда. Доверю тебе княгиню охранять. Есть кто надежный под рукой?

— Лют-пращник. Только утром от переправы прискакал.

— Молод.

— Самый сообразительный. И умом и делом быстр…

— Добро. Мы с тобой тоже молодыми были. Пусть берет десяток — Ставру в помощь, и гонит хоть всю ночь без передыху в Хаммабург. Только одно скажет: «Сигурд знает». И побыстрее. И подумай, как боярских слуг использовать. Они в твоем распоряжении. Гоняй по всем делам, чтобы волосы на голове задымились, пусть с потом из них дурь выходит. Они же бодричи… И… И весть пусти, что князь-воевода слуг помиловал, а боярам предательства не простил. Слуг и дворовых у бояр много. Они нам понадобятся…

Сфирка торопливо убежал, сам запыхавшийся и потный, но почти сразу же и вернулся. Лицо, обычно хитрое, как у лисы, совсем тучи мрачнее. Но Дражко от такого облика разведчика только просиял и усы расправил. Там, где следует быстро решать и так же быстро действовать, он себя лучше всего чувствует. А действовать уже надо в самом деле быстро и решительно. Ощущается приближение грозы. Не природной, небесной, от богов идущей, а человеческой. Она пострашнее бывает любой бури.

— Вестовой прибыл. Из догляда, что у посольского двора сидел. Говорит, герцог Гуннар сюда едет. Вместе со всеми своими дружинниками.

— Сколько их там, полусотня?

— Около того.

— Он что, с умом разругался?

— Похоже на то.

— Добро. Ты беги свое дело делать. Мы их тут встретим.

Дражко вызвал сотника стражи. Оказалось, тот уже в курсе дел.

— Дозволь, княже, стрельцам галерею занять. Обзор хороший, все подходы перекроют.

— Пусть занимают. Только пусть сразу не показываются Гуннару. За парапетом посидеть есть где. Сколько у тебя еще людей наготове?

.— Две сотни еще.

— Полусотню распредели по первому этажу. Перекрыть входы и окна, что без ставен. Остальных по окружности площади. И бегом… Как только даны подойдут, пусть сжимают кольцо. И побольше факелов наготовить. Чтобы видно их было, если совсем дотемна время протянут. Действуй!

Теперь осталось ждать. Но ожидание противника — это не ожидание вестей. Ждать противника привык каждый воин. Привык и Дражко. А если Гуннар идет вместе с полусотней воинов, идет в преддверие ночи, когда его не должны ждать, это уже война.