Страница 57 из 77
На улице похолодало, Габриель совсем не выходила из отеля. Прошло десять дней после показа весенней коллекции, она выглядела утомленной и недовольной. Пресса писала: «Шанель, как всегда, на коне», но британец слышал, что, создавая коллекцию, мадемуазель была невыносимо придирчивой.
— Софи вернулась ради новых фотографий, — равнодушно проговорила пожилая дама. — Завтра я с ней увижусь.
Парень кивнул и сделал большой глоток вина.
— Ты знаешь о ее… положении? — Шанель посмотрела на него в упор.
— Конечно, мадемуазель, это ведь мой ребенок.
— И что собираешься делать?
— Хочу жениться. Что я еще могу предложить?
Старушка одобрительно кивнула.
— Ей повезло. Мне ни один мужчина подобного не предлагал, — тихо проговорила она. — Но почему Софи не согласилась?
— Кажется, вбила себе в голову, что малыш должен принадлежать только ей.
— О времена, о нравы! — Шанель окинула Кристофера взглядом. — В дни моей молодости считалось возмутительным, если незамужняя дама из хорошей семьи рожала ребенка.
Юноша кивнул и перевел разговор на менее опасные темы.
Мадемуазель предложила нескольким писателям написать ее биографию. Но никто из них не согласился, потому что легенда мира моды упорно не желала снимать со своего прошлого завесу тайны. Шанель стыдилась своей молодости и не желала раскрывать подробности. Но она не стала придерживаться одной версии, а изобрела дюжину разных.
Уважаемый редактор, недавно ушедшая из французского «Вог», раздраженно высказалась насчет все время меняющейся биографии Коко: заявила, что после смерти мадемуазель появится очередная версия.
Ходили слухи, что в детстве Габриель жила в очень скромном приюте под опекой монашек.
За ужинами Кристофер и Шанель много разговаривали.
— Пища моей молодости, — проговорила мадемуазель, когда с их стола убрали. — Мы не можем перестать есть. Пусть даже не от голода, а ради вкуса. Все натуральное, никаких химикатов, никакой заморозки. Даже дешевое столовое вино там, где я выросла, было вкусным. Неразбавленным. Один бог знает, что в него добавляют сейчас.
Парень старался поддержать разговор, но еле доел ужин — так не терпелось проводить старушку до лифта.
Он пожелал Шанель спокойной ночи.
— Чего тебе от меня надо? — вдруг спросила пожилая дама.
— Ничего, кроме дружбы, — удивился британец.
Выражение лица Шанель смягчилось.
— Ты очень добр ко мне, Кристофер. С тобой приятно проводить время. Последняя коллекция выдалась трудной. Даже не знаю, сколько еще продержусь. А что потом? Кто-то должен моделировать для дома «Шанель». Может, ты?
— Почему я? — засмеялся парень.
Мадемуазель прислонилась к стене, разглядывая юношу.
— Ты понимаешь мой стиль…
— Да, понимаю, но мой стиль совсем другой. Простите, но мне достаточно наших бесед за ужином.
— Да… — вздохнула старушка. — Верю.
— Я совершенно искренен.
Он поцеловал ее в морщинистые щеки и завел в лифт. Потом отправился домой пешком.
Нужно ли ему выяснять, когда появится Софи? Сможет ли он по-прежнему любить ее — ту, которая носит его ребенка, но даже не позвонила?
После новых фотосъемок для «Шанель» Софи пообещала уделить Клаусу пару часов своего драгоценного времени.
— Может, придешь? Удивишь ее? — предложила Саманта Кристоферу, когда они вместе пили кофе. — Женщины любят сюрпризы. Я буду там. Нужно проследить, чтобы Клаус сделал лучшие фотографии в своей жизни.
— Удивить? — процедил юноша. — Софи не отвечала на звонки и письма. Станешь ли ты удивлять Клауса, если он бросит тебя?
— Зависит от того, буду ли я рогатой, — хихикнула американка.
— Нет. — Парень решительно покачал головой. — Я не хочу портить атмосферу на вашей съемке.
— Да ничего ты не испортишь!
— Я зол, обижен и разочарован. Разве ты не понимаешь, что она делает со мной?
Девушка поглядела будто бы сквозь друга (она всегда так делала, когда задумывалась о чем-то серьезном).
— Я поговорю с ней, — пообещала она. — Посмотрим, что из этого выйдет.
— Софи, ты роскошно выглядишь! — крикнула Саманта подруге. — Привезла из Лондона совершенно новый образ!
Француженка и правда была по-новому очаровательна: рыжие волосы, выпрямленные и подстриженные под мальчика по английской моде, с ровной челкой, обрамлявшей лицо и подчеркивавшей выражение глаз, стали ярче, чем обычно.
— Совершенно новый образ, — повторила Саманта, внимательнее разглядывая ее.
— Это цветные линзы? — Она приподняла веко Софи.
Та отвела взгляд.
— Нет, у меня такие глаза. Как поживает Кристофер?
— Замечательно. Я подумала, может, он заглянет повидаться с тобой…
Софи поморщилась.
— Не стоит. — Она указала на округлившийся живот. — Надеюсь, ты подобрала одежду, чтобы скрыть это?
Саманта передала ей платье от Шанель.
— Да, дорогая. Мы хотим, чтобы ты была счастлива. В основном будем снимать крупный план. Покажи нам эмоции. Мы хотим ambiance…[108]
— Поставь песню Ива Монтана, — попросила Софи.
— А чем тебе не нравится «Rolling Stones»? — крикнул Клаус, поправляя белый бумажный фон.
— А чем они должны мне нравиться? — возмутилась модель. — Я француженка, мне нужен Ив Монтан. Раз я посвящаю тебе два-три часа своего времени, то могу, по крайней мере, выбрать музыку?
Удивленная Саманта заторопилась к проигрывателю.
— Кажется, у нас новая дива, — буркнула она Клаусу. — Бедняга Кристофер! Хорошо, что он не пришел.
Софи исчезла в cabine, где специально вызванный Жан-Жак начал колдовать над ее лицом.
— Если она продолжит в том же духе, — проговорила американка, — то новое лицо «Шанель» скоро станет первой «задницей „Шанель“».
Шампанское со льдом помогло Клаусу сделать несколько замечательных фотографий. Жесткий яркий свет (синхронизированные вспышки с серебристыми зонтами) делал тени глубже и усиливал контраст между черным и белым.
Саманта изобразила несколько поз и попросила Софи повторить их.
В исполнении модели это было не так смешно. Будущая мама рассказала, что на недавней съемке для британского «Вог» фотографы просили ее становиться на колени или садиться, убежденные, что это даст арт-директорам другие «формы» в противовес стандартным позам в полный рост. Стало модно фотографировать бегающих, прыгающих моделей на белом фоне. Движение, действие, эмоции!
Роскошную одежду от Шанель сочетали с потертыми джинсами и футболками, чтобы подчеркнуть протест; Софи изображала девушку сегодняшнего дня или даже завтрашнего. Манекенщица предложила надеть пиджак «Шанель» вместе со старыми узкими джинсами.
— Мадемуазель упадет в обморок, увидев такое святотатство, — сказала Саманта. — Но смотрится очень современно.
Жан-Жак начал с незаметного естественного макияжа и дошел до маленьких желтых и белых маргариток на лице модели. Лучше всего получился романтический образ: дымчатые, оттененные глаза, нарумяненные щеки и прелестные нежно-розовые губки — неземная красота, словно ангел моды спустился с небес.
— Что ты творишь? — спросила Саманта, когда модель наконец переоделась и вышла из гримерной. — В смысле со своей жизнью?
Клаус на другом конце студии приклеивал ярлычки к кассетам.
— А в чем дело? — Софи прикурила и выдохнула длинную прерывистую струю дыма.
Повисла тишина. Девушка выдержала взгляд Саманты, даже не моргнув.
— Пытаюсь жить как хочу, — наконец произнесла она. — Видишь ли, нужно многое понять и спланировать. Мне нравится Лондон… и одиночество.
Саманта, у которой редко просили совета, внезапно очень-очень захотела дать его. Она приобняла подругу.
— Не потеряй Кристофера! Таких парней — один на миллион. А ты не желаешь понять, как тебе повезло. И он тебя любит. Я знаю это.
Софи кивнула, выдыхая дым, и умоляюще посмотрела подруге в глаза.
108
Оживленность (фр.).