Страница 55 из 69
Митчел поднимается с места. Его длинная птичья шея вылезает из воротника. Обычно прилизанный и подчёркнуто обходительный, он теперь взвинчен и взъерошен. Даже аккуратно причёсанные на пробор редкие волосы его приходят в беспорядок. Он подходит к столу и берёт в руки налитый Мак-Милланом стакан.
— Двадцатый век должен принадлежать Америке. Это американский век. И мы его никому не уступим.
Митчел поднимает свой стакан и, залпом выпив его, повторяет азартно и злобно:
— И мы его никому не уступим.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ. ДОМ ДРУГА
Не выпуская руки девочки из своей руки, Глебка мчался по задам главного порядка изб. При этом он громко свистел, призывая Буяна, и всё оглядывался. Наконец, Буян вывернулся из-за угла избы, выходящей на главную улицу.
— Бу-я-ан, — закричал Глебка во всю мочь. — Буянко-о-о! Сюда.
Вслед за тем Глебка и припустил, что было сил. Теперь всё было в порядке. Надо было только скорей бежать, чтобы скрыться от возможной погони. Он-то, Глебка, понятно, может шибко и долго бежать, а вот эта синеглазая как…
Глебка опасливо покосился на девочку, но пока она не отставала и не просила передышки. Наоборот, она двигалась с удивительной лёгкостью и быстротой. Страх перед мучителями, от которых она только что вырвалась, удваивали её силы, и она не бежала, а летела рядом с Глебкой. Большие, не по ноге, моршни она ловко скинула на бегу и теперь неслась вперёд, быстро семеня по снегу босыми тонкими ножками и держа моршни в руке. Опасность погони, которой так боялся Глебка, уменьшалась с каждой минутой. Чтобы обезопасить себя ещё больше и запутать след, Глебка то и дело сворачивал в какие-то проулки и перелезал через изгороди. В конце концов он забежал в какой-то тупичок и, упершись в трухлявую и обмёрзшую стену, остановился. Вместе с ним остановилась и девочка. Пользуясь минутным отдыхом, она поставила на снег свои моршни и сунула в них озябшие ноги. Буян принялся обнюхивать девочку. Она боязливо отстранилась и припала к Глебкиному боку.
Глебка усмехнулся и сказал покровительственно:
— Ты не бойся. Он не укусит.
Шумно дыша, Глебка оглядывался, ища глазами выход из тупичка. Выхода не виделось, и Глебка посмотрел назад на тропку, приведшую его сюда. Надо было вернуться по ней к узкой улочке, которую он только что оставил. А куда приведёт его та улочка? Только сейчас вынужденный остановиться и оглядеться Глебка подумал о том, куда же он бежит.
В самом деле, нельзя же было без конца кружить по этой незнакомой деревне. Так, наугад плутая по ней, он мог набежать опять на своих недругов. В обычное время никто, может статься, и не обратил бы особого внимания на идущего по улице деревенского подростка, но после недавней стычки у кантина его знали здесь слишком многие. Участие в стычке Буяна ещё более ухудшало положение Глебки: пёс делал его очень приметным.
Опасно было не только шататься по улицам, но и заходить в избы. Деревня кишела рыжими шубами и, заглянув в любую избу, чтобы попросить приюта или осторожно разузнать о дороге на Шелексу, он мог и там натолкнуться на одного из тех солдат, что были у кантина. В таких обстоятельствах, пожалуй, самое лучшее, что Глебка мог сделать, — это разыскать баньку, в которой он спрятал ружьё и лыжи, и, забрав их, уйти из этой деревни.
Но даже и это сделать было теперь не так-то легко. Глебка не знал пути к баньке, да и боялся искать этот обратный путь, лежащий по ту сторону главной деревенской улицы. Как ни кинь, выходило дело дрянь… А как жаждал он во время своих лесных скитаний набрести на какую-нибудь деревню, войти в неё… Как мечтал. Это было совсем недавно, всего, несколько часов тому назад. А теперь… Теперь вот и деревня для него, как лесные дебри, — ни пути-дороги, ни тёплого угла, ни родной души, ни друзей…
Глебка мрачно надвинул на глаза свою заячью ушанку и уронил руку вниз. Рука коснулась мягких спутанных волос девочки. Он опустил глаза и увидел под рукой русую головку. Девочка доверчиво смотрела на него снизу вверх и зябко льнула к его боку.
— Ну чего? — спросил Глебка, и в груди у него потеплело.
— Холодно, — сказала девочка неровным от придыхания голосом. — Побежим, давай.
— Куда? — невольно вырвалось у Глебки, и он снова насупился.
— А к нам, на Подгорье, — торопливо выговорила девочка, заглядывая в глаза Глебке, и чуть потянула его за руку.
Потом отделилась от него и быстро зашаркала по снегу большими моршнями. Глебка, не раздумывая, кинулся следом за ней. Мрачные мысли разом отлетели прочь. Минуту тому назад думалось, что вот нет кругом ни родной души, ни друзей. А теперь всё иначе оказывается…
Девочка уверенно бежала вперёд, поворачивая то в один, то в другой проулок, огибая сугробы и перелезая через изгороди из жердей. Глебка не заметил, как они перекинулись на приречный край деревни, называемый Подгорьем, и вынеслись на угор, с которого начинался спуск к реке. Глебка поискал было глазами баньку, но не нашёл: река изгибалась, и баньки, верно, стояли за излучиной. Да и не было времени особо разглядывать окрестности. Из ближней избёнки вышла сухонькая старушка и, мелко перебирая ногами, путаясь в длинных тёмных юбках, заторопилась в гору.
— Баушка, — тихонько вскрикнула девочка, остановившись на спуске, и безотчётным движением схватила Глебку за руку, словно ища у него защиты.
Только сейчас она вдруг подумала о разбитой кринке, о молоке, которое не сумела донести до дому, и растерянно глядела на поднимавшуюся по тропинке бабушку. Тропинка была узка и сбита на сторону недавней оттепелью. Чтобы не поскользнуться, старушка глядела себе под ноги, и это поглощало всё её внимание. Глебку и его спутницу она заметила только тогда, когда была уже в нескольких шагах от них. Остановившись и всплеснув руками, она тяжело перевела дыхание и сказала прерывистым, словно надтреснутым голосом:
— Слава те…
Конец фразы Глебка уже не расслышал. Девочка, кинувшаяся к старушке, обхватила её руками, ткнулась лицом в её. живот и, громко всхлипывая, быстро-быстро заговорила. Что она говорила, разобрать было почти невозможно, так как беспрерывные всхлипывания заглушали и комкали её речь. Глебка улавливал только отдельные слова: кринка… молоко… камманы. Но и этих слов было достаточно для того, чтобы уяснить себе, о чём говорит и что переживает эта припавшая к старушке девочка.
Поглаживая тихонько голову девочки тёмной дрожащей рукой, она говорила своим надтреснутым голосом:
— Будет тебе, бог храни, что минуло, то не воротится. Ладно ещё, что этак-то обошлось. А то, как прибежала Кузьминична, да как закричала на голос, что тебя на улице камманы терзают, у меня сердце зашлось. Думаю, кости старые сложу, а измываться проклятым басурманам над ребячьей душенькой не дам. Кинулась я в гору, а ты уж вона и тут, макова головка.
Старушка снова погладила голову внучки и, кивнув на избёнку, из которой только что выбежала, сказала:
— Глянь-ко, дед тоже на выручку тебе срядился.
Девочка, всё ещё продолжая всхлипывать, подняла голову. И она и Глебка поглядели в сторону прилепившейся на полгоре избёнки. На низеньком покосившемся крылечке стоял старик, опирающийся на пешню, которая прежде всего и бросилась Глебке в глаза, хотя ничего особо примечательного в ней не было. Это была самая обыкновенная пешня-ледоруб с толстой рукоятью и железным носом, которой делают проруби на реке. Но сейчас эта мирная пешня, упёртая носом в доски крыльца, напоминала древнюю палицу, а опирающийся на её рукоять коренастый и плечистый старик, походил на витязя, собравшегося в поход против врага. В сущности говоря, он и в самом деле собрался бежать на выручку внучки и так спешил, что не успел как следует и одеться. Только теперь, увидев, что спешить уже некуда, старик начал приводить себя в порядок. Он заправил в валенок вылезающую наружу штанину, надел как следует шапку, запахнул тулуп и поставил в угол, к перилам крыльца, пешню. Тем временем старушка, девочка, а следом за ними и Глебка спустились к избёнке. Старик смотрел на них молча и хмуро. Он был ещё взбудоражен пережитым волнением. На впалых щеках проступали пятна бурого румянца, руки приметно дрожали, большая седая борода топорщилась, зацепившись за крючок незастёгнутого полушубка.