Страница 2 из 12
Ой, товарищи, смотрите — и правда! — за разговорами нашими не заметили, как зима наступила. Я люблю зиму! Когда на первый снег смотрю, жутко работать хочется. Пойду только сначала перекурю, а то чаю перепился — голова ничего не соображает…
Здорово, мужики! Всё курите? А читали вчера в газетах, какие безобразия творятся в связи с введением антиалкогольного закона. Количество разводов в стране увеличилось в два раза! Как почём}7? Половина мужей на своих жён впервые трезвыми глазами взглянули!
Ну, ладно, я побежал. Аж руки чешутся, до чего работать хочется! Вот только в столовую загляну, а то голова на голодный желудок ничего не соображает.
Ух ты, очередь какая! Настя, ты, что ли? Какая ты молодец, что мне очередь заняла! Что? Ты не Настя? И меня не знаешь? Тем более молодец! Незнакомому человеку очередь заняла! Товарищи! Что вы шумите? Кто без очереди? Мне только чай взять. Я на диете. Здравствуй. Раечка. Раз ты сегодня на раздаче, дай мне сначала яйцо под майонезом, сыр. паштет, капусту, свёклу, горошек, рыбу, колбасу… Это на закуску. Теперь дай поесть. Товарищи, что вы опять шумите? Что? Я чай обещал взять? Рая, дай мне чай! Нет, без сахара. Вместо сахара дай борщ, зразы и скобянку… И ещё вот это блюдо, которое у тебя значится в меню под названием «мсяо» жареное. Что? Это опечатка? Нет, это не опечатка. Всё верно напечатано. Посмотри на него. Какое ж это мясо? Это мсяо. Вон и дальше верно напечатано — «говюжье»!
Всё, товарищи, ухожу, ухожу… А, Борис Юрьевич, здравствуйте! Идите скорее сюда — я вам очередь занял. Что? Вы не один? А с кем? С отделом? И сколько вас? Четырнадцать?! Надо же, а я как раз на четырнадцать и занял. Идите, идите и не стесняйтесь. А то, пока в такой очереди стоять будете, — весна наступит… Что? Уже наступила?! То-то, я думаю, я так проголодался?
Игорёк, подвинься — тарелки поставить некуда. И скажи спасибо, что я сегодня на диете. Ничего есть нельзя. Кроме мясного, мучного, молочного, кислого, сладкого, солёного, твёрдого и жидкого. Новая диета! Русская называется. Согласно этой диете, есть надо один раз в день. Но с утра до вечера!
Ну всё! Поел — пора за работу! Вот только ещё раз пойду курну, а то голова на сытый желудок ничего не соображает…
Ну что, мужики, всё курите? А как наш шеф на прошлой неделе кабана убил, слыхали? Ну что вы?! Выстрелил — не попал. Кабан на него. Шеф бежать. Кабан за ним. Шеф с испугу на дерево полез. А он ведь — сами помните — центнер с гаком весит. Сук под ним обломился, он упал прямо на кабана и убил его…
А теперь, извините, мне пора за работу. Вот только на воздух на секунду выйду, — а то перекурился чего-то — голова ничего не соображает…
Боже мой! До чего на улице хорошо! Листья распустились! Лето. Громова, ты, что ли? Вернулась? Ну и как, достала босоножки? А чего такая грустная? Только тридцать восьмой размер достался? А тебе надо? Тридцать третий? Ну не серчай, зимой на шерстяной носок как раз будут!
А теперь пошли скорее в отдел. А то отпуск прозеваем…
Ну что, Розалия Львовна, всё чай пьёте? А объяснительную вас ещё не заставили писать. Меня так просто замучили ими. Я наконец не выдержал и в конце одной объяснительной приписал «Целую». А начальник, как всегда, не прочитал и сверху резолюцию наложил «Одобряю»…
Ну всё — пора в отпуск. Вот работёнка: целыми днями крутишься, вертишься… А оглянешься назад — год пролетел. И непонятно, что ты за год сделал? Одно понятно — очень быстро на такой работе жизнь пролетает… Может, это и есть ускорение?!
ПРАВИЛО МЕХАНИКИ
В город О. я приехал после Таллина. В Таллине жил в гостинице «Олимпия». Её строили финны, по собственному проекту. Несмотря на то, что гостиница построена довольно давно, она всё равно в хорошем состоянии. Удивляет продуманностью архитектуры, планировки, до сих пор хорошим состоянием мебели, замков, форточек, дверей и водопроводных кранов, а обслуживание тоже на уровне мировых стандартов.
Но теперь, после Таллина, я приехал в город О., где меня поселили в гостинице, которая, по-видимому, строилась не финнами и вообще без проекта. Первое, что я испытал, когда вошёл в свой номер, было чувство унижения человеческого достоинства.
Сначала я сдержался. Подумал: раз до меня здесь жили люди, то и я поживу, ничего со мной не случится. Лёг отдохнуть, но, промучившись с неудобной кроватью и со всем остальным, о чём я скажу ниже, пошёл позвонить в Москву. Тут мне нагрубила администратор гостиницы. Я попросил её разменять деньги по пятнадцать копеек, чтобы позвонить по междугородному автомату, который висел в вестибюле. Она начала на меня кричать: мол, их кассир не обязана менять деньги, потому что телефоны-автоматы относятся не к гостиничному хозяйству, а к Министерству связи, и что если я пойду на центральный телеграф, мне обязаны будут разменять. Я опять сдержался. Разменять деньги мне помогли в киоске.
Позвонив в Москву, я стал выяснять, как в гостинице можно погладить брюки перед выступлением. С большим трудом наконец выяснил, что утюг только один, на третьем этаже, тряпочка, через которую гладят, на пятом, а единственная работающая розетка, в которую можно включить утюг, — на седьмом. Но тряпочку на другой этаж принципиально не даёт дежурная по пятому этажу, а утюг вообще не разрешается переносить из-за правил противопожарной безопасности.
На этот раз я уже не сдержался. Пошёл к директору гостиницы. Но перед этим не поленился, зашёл к себе в номер, вынул чистый лист бумаги и переписал все недостатки, которые были в номере. Как настоящий акын: «Что вижу, о том пою!»
Директор меня долго не принимал. Но я заранее запасся терпением. Наконец он вышел и довольно грубо спросил: «Вам чего?»
— Я хочу рассказать, как я въехал в шестьсот первый номер.
Директор внимательно посмотрел на меня, видимо, скрупулёзно вычисляя, может ли простой командированный прийти к нему с таким вызывающим видом. Вычисления его закончились, наверное, в мою пользу, так как он уже вежливо пригласил меня зайти к нему в кабинет.
Я сел напротив него и стал просто перечислять то, что выписал на листе бумаги.
— Прихожая в номере есть. Хорошая, просторная. Но в ней нет ни вешалки, ни крючка, ни сучка, ни задоринки. Одежду можно прилепить к стене только пластилином. Когда я сказал об этом горничной, она мне сурово ответила: «У нас раздеваются в шкафу!» Как вы понимаете, раздеваться в шкафу я не мог, тем более что шкаф у вас сделан до пояса. В него можно повесить рубашку, брюки, пиджак, но никак не пальто и не плащ.
Окна у вас заклеены в номере полностью вместе с фрамугой. Причём, судя по грязной бумаге, заклеены года три назад. Правда, несмотря на то, что они заклеены полностью, из них дует прямо в постель. Направленно. Прямо в подушку. При этом подушка с наволочкой размерами не совпадают. И сильно не совпадают. В сторону подушки. На постели матрас с тремя большими кочками. Поэтому ложиться надо по синусоиде, стелясь между ними. Одеяло вытянутое, а пододеяльник квадратный. Такого размера, что ложиться под него надо, если хочешь накрыться полностью по диагонали, а точнее: под одеяло — по диагонали, а на матрас — по синусоиде. Но самый интересный эффект от того, что пододеяльник сырой, а простыня атласная. Поэтому к пододеяльнику прилипаешь, а с простыни соскальзываешь. Если, конечно, за кочку не зацепишься.
Бра у кровати висит над ногами. И не освещает их только потому, что в этом бра нет ни лампочки, ни выключателя. На мою просьбу перевесить бра горничная сурово сказала: «Ишь ты, какой барин нашёлся! Лампочку мы тебе дадим, а подушку переложишь на другую сторону». Но переложить подушку на другую сторону невозможно, поскольку у кровати нет задней спинки. На это горничная мне ответила: «У нас всё разворовывают командированные!» Хотя трудно представить себе командированного, уходящего из вашей гостиницы с задней частью от кровати.
Холодильник как включаешь, так сразу же выключаешь, потому что он начинает дрожать и прыгать за тобой, хлопая дверцей.