Танец семи покрывал

— Я любила Софию, — начала свой рассказ Марианна. — Когда она вышла замуж за твоего отца, мы с ней очень подружились. Она вышла замуж без любви, ее родители сильно скандалили, и ей очень хотелось вырваться из собственного дома. Она училась в консерватории. Твой отец в ней души не чаял, и было за что. София была такой... возвышенной, прямодушной и доброй. Через год у них родились девочки-близняшки, и тогда я стала заходить к ним все чаще и чаще, чтобы немного разгрузить Софию от хлопот. Через полгода она уже полностью могла доверить детей мне. Николай Витольдович, зная, как она тоскует по занятиям в консерватории, разрешил ей вернуться туда раньше, чем истек срок академического отпуска... Тот человек, которого она полюбила, тоже был музыкантом, дирижером довольно известного в те годы коллектива старинной музыки. Он жил в Петрозаводске, но в Москве бывал на гастролях. Они познакомились с Софией. Сначала она мне ничего не рассказывала, но я видела, что с ней что-то происходит, что она мало интересуется детьми, исчезает из дому, как только Николай Витольдович уходит на работу, и появляется за полчаса до его прихода какая-то взбудораженная, как будто была не в себе... Я решила с ней поговорить. Помню, сидели мы с ней на крылечке, курили, дети бегали по саду, мы слышали их голоса. И я сказала: «София, с тобой что-то происходит». Она вдруг заплакала, зарыдала навзрыд. Я стала ее успокаивать. Тут-то София все мне и выложила. Сказала, что любит того человека безумно, что хочет уйти к нему от Николая Витольдовича... Сколько слов я потратила, чтобы убедить ее не делать этого! Я ее убеждала, что масса женщин имеют приключения на стороне, заводят любовников, и мужья ничего об этом не знают. Она вдруг вскочила как ужаленная: «Я не могу так! Не могу обманывать их обоих! Я не люблю своего мужа, а егообожаю!» Я снова принялась ее уговаривать, но вижу — бесполезно. Заговорила о девочках, ведь Николай Витольдович их родной отец, а тот... «Не говори так! Он уже их любит, потому что они мои дети!» И сколько потом я ни пыталась вернуться к этому разговору и помешать Софии сделать этот роковой шаг, все было бесполезно. Прошло лето. Тотуехал к себе в Петрозаводск, а София как-то затаилась в себе. Я уж было решила, что тот оставил ее в покое. Но в один ужасный день, когда Николай Витольдович был на симпозиуме в Ленинграде, к дому подъехала машина. София выскочила навстречу, быстро собрала вещи, детей, написала записку мужу... Что мне было делать, поперек колес ложиться, что ли? Но она была в таком состоянии, что, чего доброго, и переехала бы через меня... Но тут заупрямилась Стася. Как будто что-то поняла. Стелла сразу запрыгнула в машину, она думала, они поедут покататься. А Стася как уцепилась за столб на крыльце, так ее и не оторвать было. Тотвышел из машины, хотел силой затащить ее. Но Стася так кричала и плакала, что он отступился. София и плакала, и руки ломала, и на колени перед ней становилась. Стася как приросла к столбу. Я сказала: «Оставьте ребенка, позже ее заберете». Потом как закричала: «София, кто так делает?! Надо было обо всем честно сказать Николаю Витольдовичу! Обо всем договориться!» Она посмотрела на меня с перекошенным от страдания лицом, и я поняла, что все бесполезно, — она вся во власти тогочеловека, молодого, красивого, уверенного в себе. Так они и уехали, оставив Стасю. Ну, не буду рассказывать, что было с твоим отцом, когда он вернулся и обо всем узнал. Сначала София мне часто писала, все спрашивала о Стасе. А потом, видно, между ней и новым ее мужем стали происходить какие-то нелады, и письма от нее перестали приходить. А через десять лет после этого она вдруг однажды поздно вечером явилась ко мне — постаревшая, с лихорадочным блеском в глазах, худая. Она тогда уже знала, что неизлечимо больна, и воспользовалась ремиссией, чтобы прилететь и повидать Стасю. И опять — что я могла сделать? Прогнать несчастную, смертельно больную женщину? Я позвала к себе Стасю, которая совсем не помнила о том, что у нее была другая мать, кроме твоей матери, Стефан... Мы ей все рассказали. Сказали, что у нее есть сестра-близнец. И мне это было странно: София сказала, что Стелла все помнит — и Стасю, и дом с садом, и тот день, когда они уезжали. А Стася все это забыла. Через полгода София умерла, Стася ездила на похороны и там познакомилась с сестрой. Они ужасно друг другу понравились. Остальное ты знаешь. Теперь расскажи о Стелле.

Стефан ненадолго задумался.

— Ну что тебе сказать? Внешностью — это Стася. Внутренне — современная, уверенная в себе, энергичная девушка, модельер. Обожает своего отчима. Он тоже любит ее. Он сейчас живет в Америке, здорово преуспевает. Когда все закончится, Стелла уедет к нему.

— Что закончится?

— Об этом позволь мне умолчать.

— Она и тебя зовет с собою в Америку?

— Я не поеду. Паша Переверзев прислал мне письмо. Он восстанавливает какой-то монастырь под Архангельском. В Бога уверовал. Собирается стать там послушником.

— Уж не собираешься ли и ты сделаться монахом?

— Не знаю. Я, видишь ли, не то что не верю в Бога, но ничего не знаю о Нем. Кто-то должен меня научить. К тому же я некрещеный.

— А обеих девочек София окрестила за спиной Николая Витольдовича, — сказала Марианна. — Передай Стелле, что она крещеная. Пусть знает об этом на тот случай, если вы задумали что-то плохое... Я сначала Чона ужасно ненавидела, но теперь мне его жалко. Он просто развалина.

Стефан слегка усмехнулся:

— Ничего криминального мы не задумали. В действиях Зары и Чона криминал как будто отсутствует. Мы будем действовать их методами. То есть обойдемся без кинжала и яда.

Марианна с жалостью посмотрела на него. Стефан нахмурился.

— Не стоит меня жалеть. Я могу опереться на Стеллу.

— Но ты чувствуешь, что она — твоя сестра?

— Стелла — моя сводная сестра. А Стася была совершенно родной.

— Тебе нужна моя помощь? Деньги?

— Деньгами нас всех снабжает Стелла, а ее — богатый отчим. Зара думает, что я потихоньку распродаю картины Стаси... Так что пока ничего не надо. Прощай. — Стефан, сняв кошку с коленей, поднялся. — Прости, если в чем был перед тобою виноват.

Марианна машинально перекрестила его.

Глава 43

КУСТ СИРЕНИ

Наступил сентябрь. Заре показалось, что Чон немного ожил. Он стал понемногу кулинарничать, варил Терре похлебку, играл с ней в саду, собирал упавшие яблоки, прибрался в доме, вымыл окна... Словом, избавил Зару от тяготивших ее хозяйственных забот. Наконец она отважилась подступиться к нему с серьезным разговором.

— Давай рассуждать логически. Твоя жена умерла, ее уже не вернешь. Тебе надо потихоньку возвращаться к жизни, заниматься делом. Съезди для начала в салон за красками...

— Умерла, говоришь? — неуверенно промолвил Чон. — Но кто тогда записал баркаролу со старой пластинки на мою магнитофонную ленту?

— Опять о пластинке! — взвилась Зара. — Да Стефан, кому же еще! Он, конечно, не признался, но что из этого? Ясно, что он страдает, хоть и вида не подает. Хотел напомнить тебе о сестре.

— Стеф говорил...

— Мало ли что он говорил! Конечно это сделал он, больше некому...

Павел неуверенно покачал головой.

— Послушай, вот ты была на похоронах... Ты уверена, что вы похоронили Стасю, а не какую-то другую утопленницу?

Зара возмущенно всплеснула руками:

— Да ты сам видел ее мертвое тело! Своими собственными глазами! Что уж говорить обо мне!

— Знаешь, у меня тогда все как-то плыло перед глазами. Ее русые волосы... Одежда ее...

— Она умерла, Чон, и давай отнесемся к этому как к свершившемуся факту. Ну чем еще я могу доказать тебе, что ее нет в живых?

— Может, ты съездишь со мною на ее могилу? — предложил Чон. — Я так и не побывал на ее могиле.

— Думаешь, я помню, где могила? Конечно, я там была два раза, один раз со Стефаном... Н-да. Стеф с тобой не поедет. Хочешь, я договорюсь с Родионом? Позвоню ему и попрошу, чтобы он показал тебе Стасину могилу. Заодно поговори с ним о ее картинах — почему он их забрал к себе. Ты был ее мужем. Пусть вернет обратно.