Разгадка 1937 года

Но дело не только в «форме». Марксистско-ленинская теория играла роль не религиозного ритуала, а средства познания окружающей действительности и являлась, по словам Ленина, «руководством к действию». Отнюдь не формальным. Марксизм-ленинизм служил его сторонникам действенным инструментом революционного преобразования общества. Поэтому для Сталина, который играл одну из главных ролей в тех событиях, вопросы маркскистско-ленинской теории, плохое владение этой теорией членами партии, особенно руководящими, имела не формальное, а весьма существенное значение. Считать, что Сталин постоянно прибегал к марксистско-ленинским теоретическим положениям, сетовал по поводу незнания марксизма-ленинизма руководящими деятелями партии лишь для того, чтобы прикрыть свои политические маневры, значит ничего не понять ни в деятельности Сталина, ни в событиях 1937–1938 годов.

Лишь обратив внимание на многие существенные стороны предшествующей истории Советской страны, Коммунистической партии, а также на вопросы теории в политической борьбе тех лет можно приблизиться к разгадке событий 1937 года.

Глава 1

Миф о грубом и капризном деспоте

Поскольку в центре дискуссий о событиях 1937 года неизменно встает фигура Сталина, с него и следует начать раскрытие загадки. Поскольку же события 1937 года представлялись чудовищно абсурдными и многие не могли найти им разумных объяснений, то уже на XX съезде КПСС Хрущев истолковал их дурными качествами Сталина, который изображался то как грубый и капризный деспот, то как маниакальный параноик.

Разоблачая «культ личности», доказывая неправомерность преувеличения роли личности в истории, Хрущев описал советскую историю таким образом, что получалось, будто лишь по воле Сталина в стране творились всевозможные безобразия. Вспоминая свои первые впечатления от доклада Хрущева на XX съезде, председатель Госплана Н. К. Байбаков писал, что докладчик создавал новый «культ — только уже „антивождя“».

Хотя доклад Хрущева на закрытом заседании XX съезда КПСС был озаглавлен «О культе личности и его последствиях», обсуждение теоретического вопроса о «культе личности» в нем было сведено к минимуму. Зато в докладе было много сказано об отрицательных свойствах характера Сталина. Хрущев приводил многочисленные примеры того, как они стали причиной репрессий 30-х годов.

Свою негативную характеристику Сталина Хрущев открывал цитированием известных слов Ленина в надиктованном им в конце 1922 — начале 1923 года «Письме к съезду»: «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и общениях между нами коммунистами, становится нетерпимым в должности Генсека». Ленин также написал: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть. И я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». Ленин предлагал заменить Сталина на этом посту человеком, который «должен обладать большим терпением, большей лояльностью, большей вежливостью и более внимательным отношением к товарищам, быть менее капризным и т. д.».

Однако Хрущев умолчал о том, что цель ленинского письма состояла не в отстранении Сталина от власти, а в принятии мер для предотвращения раскола партии. Крайне опасаясь столкновения между Сталиным и Троцким, которое могло повлечь начало острой внутрипартийной борьбы, Ленин продумывал пути для нейтрализации и того, и другого. В «Письме» содержались также критические высказывания о Троцком, Зиновьеве, Каменеве, Бухарине и Пятакове. Наиболее существенным было предложение Ленина о расширении состава ЦК партии за счет 50—100 рабочих. В письме высказывались и другие соображения. Поэтому его содержание никак нельзя было сводить к критике Сталина.

К тому же Хрущев игнорировал то обстоятельство, что это письмо было продиктовано тяжело больным, отчасти парализованным человеком, который, судя по записям его сестры, Марии Ульяновой, то рыдал от отчаяния, то думал о самоубийстве. Скрыл Хрущев и то, что по решению Политбюро Сталину 18 декабря 1922 года было поручено контролировать соблюдение Лениным строгого больничного режима, установленного врачами. Этот режим требовал ограничения чтения и письменной работы. Однако Ленин при потворстве его жены Н. К. Крупской нарушал требования врачей и крайне болезненно воспринимал контроль Сталина за его лечением. Особенно возмутило Ленина резкое осуждение Сталиным Крупской, мешавшей соблюдению лечебного режима своего мужа. Ленин воспринял озабоченность Сталина по поводу состояния его здоровья как проявление «грубости», «капризности», «нелояльности».

Вряд ли характеристика Сталина Лениным была полной и справедливой. Ленин ни слова не сказал о таких качествах Сталина, как его трудолюбие, ответственное отношение к делу, старательное изучение любого вопроса, железная воля. При этом Ленин не вспоминал, что не раз публично давал высокие оценки положительным качествам Сталина.

Примерно за год до своего «Письма», отвечая на жалобы троцкистов о недопущении их к управленческим должностям, Ленин замечал: «Вот Преображенский здесь легко бросил, что Сталин в двух комиссариатах… Что мы можем сделать, чтобы было обеспечено существующее положение в Наркомнаце, чтобы разобраться со всеми туркестанскими, кавказскими и прочими вопросами? Это все политические вопросы! А разрешать эти вопросы необходимо, это вопросы, которые сотни лет занимали европейские государства, которые в ничтожной доле разрешены в демократических республиках. Мы их разрешаем, и нам нужно, чтобы у нас был человек, к которому любой из представителей нации мог пойти и подробно рассказать в чем дело. Где его разыскать? Я думаю, и Преображенский не мог бы назвать другой кандидатуры, кроме товарища Сталина… Тоже относительно Рабкрина. Дело гигантское. Но для того, чтобы уметь обращаться с проверкой, нужно чтобы во главе стоял человек с авторитетом, иначе мы погрязнем, потонем в мелких интригах».

В своем письме Иоффе, который жаловался на то, что его перебрасывают с одного поста на другой, Ленин ссылался на Сталина, который безропотно выполняет различные поручения партии, не жалуясь и не капризничая.

В то же время некоторые обвинения, предъявленные Лениным Сталину, он мог бы с таким же успехом предъявить к другим своим коллегам и к самому себе. В речах и статьях, приказах и распоряжениях всех советских руководителей, включая Ленина, зачастую звучали грубые слова и угрозы, обидные сравнения. А в ряде поступков советских руководителей можно было увидеть проявления капризности. Известно, что заявлениями о личных обидах, не всегда обоснованными, и сценами с угрозами уйти в отставку успели отличиться за первые годы советской власти не только Сталин, но и другие руководители страны, такие как Троцкий, Зиновьев, Каменев, Рыков и сам Ленин.

Между тем еще с середины 20-х годов односторонняя характеристика Лениным Сталина в «Письме» и его постоянное цитирование использовались оппозиционерами для атак на Сталина. Затем, после XX съезда КПСС, в 1956 году, хрущевская интерпретация стала служить в течение многих лет для официальной характеристики Сталина и его деятельности, а заодно и многих лет истории советской власти. Даже в статьях, посвященных сталинским юбилеям или размещенных в энциклопедиях, неизменно приводили слова Ленина о Сталине из «Письма к съезду».

В результате миллионы советских людей, а также жителей стран, союзных с нашей страной, поверили тому, что «грубость» Сталина являлась главной чертой его характера. Многие до сих пор объясняют «грубостью» Сталина все несчастья, которые случились с нашей страной в годы его пребывания у власти, и даже в победах под его руководством склонны видеть лишь торжество «грубой силы».

Именно так объясняли успехи Сталина его политические противники. Стараясь принижать интеллектуальные способности Сталина, они на все лады твердили о его необразованности и ограниченности его ума. В своей недописанной книге, посвященной Сталину, Троцкий писал о нем: «Ни теоретического воображения, ни исторической дальнозоркости, ни дара предвосхищения у него нет… В области познания, особенно лингвистики, малоподвижный ум Сталина всегда искал линии наименьшего сопротивления… Сила воли Сталина не уступает, пожалуй, силе воле Ленина. Но его умственные способности будут измеряться какими-нибудь десятью-двенадцатью процентами, если принять Ленина за единицу измерения. В свою очередь, в области интеллекта у Сталина новая диспропорция: чрезвычайное развитие практической проницательности и хитрости за счет способности обобщения и творческого воображения».