Страница 34 из 35
Имя Пифагора связали даже с легендарной историей Рима (художественное изваяние мыслителя можно было видеть на вершине Капитолия). Римское народное предание провозгласило благочестивого царя Нуму, славившегося своим миролюбием и считавшегося основателем религии и высшим образцом всех добродетелей, учеником знаменитого мудреца, вопреки явному нарушению хронологии, так как Нума царствовал приблизительно между 715–673 гг. до н. э..
К числу этих искусных магов и предсказателей принадлежал также реформатор нравов, пифагореец Аполлоний из малоазийского города Тианы.
Он жил с 3 до 96 г. но Р. X. Романтическое описание его жизни и деятельности относится лишь к III веку.
Юное христианство с величавой простотой и непоколебимой твердостью двигалось вперед, грозя разрушить античный мир. Полный веры в свои силы и близкую уже победу, тон христианских писателей и апологетов производил неотразимое впечатление и принуждал представителей умирающего язычества напрягать свои последние силы, чтобы спасти глубоко опустившуюся государственную религию от верной гибели.
Тогда‑то софист Флавий Филострат, человек глубоко и всесторонне образованный, по поручению императрицы Юлии Домны, прекрасной и высоко просвещенной супруги Септимия Севера, написал свою фантастическую историю о «святом эллинского мира».
Аполлоний является в его описании истинным мудрецом, боговдохновенным учителем и благодетелем несчастного человечества. Человеческие судьбы и сверхчувственные явления открыты его проницательному уму; следуя божественным указаниям, он совершает чудеса, являясь, таким образом, высшим существом — представление, еще более укрепившееся вследствие его облеченной таинственностью кончины.
Блестящее по форме, но совершенно не представляющее никакой ценности с исторической точки зрения, сочинение Филострата не было прямо направлено против христианства. Оно написано скорее с целью прославления пифагорейской философии, в лице ее последнего великого учителя, с целью возвышения выродившейся государственной религии и очищения нравов. Но сравнение Аполлония с Христом было настолько естественно, напрашивалось само собой, что уже в эпоху страшных гонений Диоклитиана (303–311) пифагореец противопоставлялся мудрецу из Назарета как языческий идеал ниспосланного богом Мессии. Трудно с достоверностью решить, насколько близок был исторический Аполлоний к созданному Филостратом романтически — идеальному образу его. Несомненным представляется лишь то, что святой пророк из Тианы, соединивший в себе мудрость брахманов и египтян, греков и римлян, в качестве исцелителя больных и заклинателя духов достиг великой славы, в особенности на Востоке, погруженном в религиозный синкретизм. Аполлоний благодаря своей преисполненной достоинства внешности, своей безупречной жизни, а также благодаря своим обширным познаниям приобрел многочисленных учеников.
И на самом деле, идеальный античный образ Аполлония, каким его обрисовал Филострат, во многих отношениях напоминает высокую личность основателя христианской религии: он сын Божий, он обладает сверхъестественной силой творить чудеса и провидеть скрытое от глаз других людей царство будущего, он исцеляет больных и бесноватых и воскрешает дочь римского консула. Он странствует в сопровождении своих учеников и подвергается преследованиям вследствие предательства одного из них. И как Христос видел свою миссию не в том, чтобы нарушать закон, а в том, чтобы выполнять его, так и Аполлоний считался не основателем религии, а религиозно — нравственным реформатором язычества. Разница лишь в одном: Аполлоний не в силах был преобразовать широко развившееся и уже искаженное учение пифагорейцев, так как это сделал Иисус из Назарета с религией Иеговы.
Аполлоний учредил тайный союз по образцу пифагорейцев и, стремясь поднять нравственный уровень глубоко павшего человечества, подобно Пифагору, «этому основателю теоретической и практической религиозной философии», проповедовал искреннее стремление к самопознанию, справедливость и человеколюбие и старался осуществить все это в своей собственной жизни. Он был смелым борцом за свободу и естественные права человека, попираемые свирепым деспотизмом цезарей.
Но, несмотря на все свое нравственное величие, Аполлоний не оказал на своих современников такого могущественного влияния, как его великий предшественник. Язычество, доживавшее свои последние дни, не имело сил для настоящего возрождения.
ОРФИКИ И ОРФЕОТЕЛЕСТЫ
После распада пифагорейского союза его члены, изгнанные из южной Италии, нашли себе приют в Элладе, где они присоединились к тайному союзу орфиков; подобно элевсинским мистериям, союз этот ведет свое происхождение от легендарного Орфея.
Орфей символизировал первоначально мощный расцвет природы, быстрое увядание которой оплакивалось в грустных религиозных гимнах. Оплакиваемый в этих песнях герой превратился и сам со временем в прославленного певца. Песни его, впрочем, до нас не дошли; но обаяние чудесных напевов было так неотразимо, что они оживляли даже мертвую природу, вызывали восторг в сердцах людей и смягчали гнев неумолимых богов.
Впоследствии Орфей изображался главным образом первым провозвестником тайного религиозного учения жрецов, совершавших посвящения и искупительные очищения. Он считался основателем и главой мистической секты орфиков, возникшей в 600 г. до Р. X.
Эта секта приписывала Орфею установление множества очистительных обрядов и правил посвящения, всевозможные мистические писания, пророчества и т. п. По указанию дельфийского оракула тайное учение это было допущено в Афинах в царствование Пизистрата (560–527), когда чума и всевозможные бедствия опустошали страну, а гомеровский мир богов стал посмешищем для мудрых и не удовлетворял уже верующих.
Во главе орфиков стоял тогда афинский поэт Ономакрит. Он принадлежал к числу тех ученых, которые по поручению Пизистрата собирали гомеровские песни. Наряду с нередко игривыми сказаниями о богах он собирал, а иногда и сочинял сам пророчества, тайные учения, обряды посвящения и гимны, приписывавшиеся Орфею и Музею; ввиду этого он и является, вероятно, настоящим творцом орфической поэзии, теологии и мистики.
Уличенный в подделке пророчеств и искажений Гомера и Музея, он был изгнан из Афин и в сопровождении низистратидов отправился ко двору персидского царя Ксеркса, которого он побудил предпринять поход на Грецию, сообщив ему некое древнее пророчество.
Опираясь на тайный культ Деметры и Диониса-Загрея, умный, мыслящий, глубоко интересующийся теоретическими вопросами, Ономакрит учил о греховном происхождении человеческой природы и о мистической связи души и тела. По его учению, человеческая душа в виде наказания заключена в телесную оболочку, как в темницу, чтобы искупить свой первородный грех. Избавиться от этой тяжкой доли, вернуться к вечному блаженству она может лишь путем покаяния и очистительных обрядов, предписанных тайным союзом орфиков. «Так, вместо светлой радости, возбуждаемой благами жизни, явилось глубокое сознание бедственности земного существования и страстная мечта о вечном блаженстве».
Мистерии орфиков имели нечто общее с элевсиниями. Посвященным было предписано изучение писаний орфиков, строгое воздержание и усердное выполнение мистических обрядов союза, заимствованных у египетских жрецов и пифагорейцев. Они составляли тесно сплоченную корпорацию и, благодаря этому, обеспечили за собою на некоторое время влияние и почетное положение в государстве. Но вскоре учение орфиков стало сильно искажаться.
Некоторые орфики пользовались своим знанием священных обрядов и сказаний об Орфее, приписывающих ему формулы заклинаний против недугов и волшебных чар для того, чтобы нагло обманывать легковерных.
Окруженные священным обаянием древних мифов, они странствовали в качестве нищенствующих жрецов, называвшихся орфеотелестами, и показывали священные писания, на основании которых совершали жертвоприношения; они рассказывали наивным и легковерным людям, будто посредством этих жертвоприношений и ребяческих забав могут даровать всем временное и вечное очищение от грехов, а посвящением в таинства доставить вечное блаженство. Они приписывали себе также силу, посредством таинственных грозных заклинаний, принуждать богов к выполнению своих желаний и, в случае нужды, жестоко мстить врагам. И здесь, как это всегда бывает в жизни, обнаружился тот печальный факт, что нерассуждающая толпа рукоплещет лжи и обману, если только они преподносятся ей с достаточной наглостью и холодным расчетом.