Страница 2 из 8
Начальница II-го психиатрического отделения (там признанные институтом Сербского ждут отправки на принудлечение в психиатрические больницы общего и специального типа), незабвенная О. В. приволокла ко мне больную Федотову, молодую беспутную среднестатистической комплекции и физиономики бабу: «Лечите! Хотела повеситься!» Хотя часть моих «острых» больных квартировалась на пятом этаже, где называет ординаторскую своим кабинетом Окунева, больная Федотова не была из их числа. Всех моих скинули на третий. Перевод больных произвели в те светлые, начала мая дни, когда Окунева стояла с рассадой раком меж грядок родимой дачи. Выйдя после праздников, Окунева переводом не поинтересовалась, и вот аккорды судьбы. Hic Rhodos, hic salta! За полгода пребывания в ПБ Федотова не видела лечащего врача Окуневу, Окунева – Федотову. Долгожданная встреча на Эльбе. Взаимное женское презрение. Обе – толстые размазни, читалки, «библиотекарши». Шепотом Окунева спрашивает меня, устроившегося в Кошкин дом более с целью написать сию книгу, чем лечить Федотову. Шутка! Признаем, Окунева не облигатный психиатр. Первую и наиболее памятливую пору отдала она педиатрии. Даю совет. Он принят. Лечение пошло.
На доске объявлений Бутырки (мы называем ее доской позора, расположена сбоку плаца) появилась ксерокопия фото из личного дела разаттестованной «за внеслужебную связь» начальницы медчасти Краморовой. Спросил у зама Элтона Гордеевой, она исполняет обязанности начальника ПБ, пока тот в отпуске. Гордеева уклонилась от ответа: «Сложная история!» Мнение старой медсестры Татьяны Тарасовны: «Майоршу подставили. Не несла она с приема граждан вискарь и телефонные сим-карты». Подставили? Так могут с любым? Со мной?
Никто не предполагал, что снятие Краморовой запустит историю с Магницким. Новым начмедом был назначен непосредственно участвовавший в ней – Крабов.
15.05.09
С утра списывали тиорил. Его срок годности кончился. Когда ожидали комиссию, тиорил прятали. Сегодня «прогоняем» тиорил по картам. Назначаем, кому надо и не надо, «чтобы добро не пропадало». Приказ Окуневой, а она вторая в табели о рангах ПБ при отсутствующей Гордеевой.
В «страшные времена Снежневского», когда Андропов, Черненко и Устинов меняли друг друга с пугающей быстротой, я трудился в спецпсихбольнице в селе Дворянском Камышинского района Волгоградской области. В соцсоревновании, имевшем целью поддержание отечественной промышленности, наше отделение обогнало пять других по килограммам аминазина на душевнобольного. Секрет состоял в том, что кресты в листах назначения ставились фиктивные. Реально аминазин ссыпался или выливался в унитаз. Отводные воды шли к свиноферме. Свиньи стали дохнуть. Провели анализ сточных вод. Победителей разоблачили. Наказания не было, нас лишь пожурили. Во времена новой России все по-настоящему. Больным назначался и раздавался просроченный тиорил. Больные глотали тиорил и показывали медсестре языки как свидетельство, что не обманули.
20.05.09
На втором месяце работы в ПБ начальница II-го отделения впервые взяла меня за руку. Тут же отдернула. По Фрейду?…
Сегодня день рождения Элтона. Стол накрыли в аптеке, за зоной. Сам пил мало, берег трезвость для позже ожидаемого начальства. За столом Окунева привязывалась к моей работе. Ее бесят мои постельные отказы. По другую сторону стола сидела проштрафившаяся Краморова. Она меня узнала. Я ее – нет. Оказывается, мы вместе учились в Волгоградском мединституте. Она, в девичестве – Львова, была родом из Суровикина. Во время учебы жила в общаге. После института Краморова тоже распределилась на зону. Она знала о ситуации на спеце Дворянского. Будто бы после моего увольнения и переезда в столицу там случился бунт. Главврача по кличке Геббельс (худой и хромал) больные убили, начальнице 4-го отделения (кличка – Эльза Кох, по аналогии с той, что сдирала человеческую кожу для абажуров, собирала волосы для париков в немецком концлагере Второй мировой; у нашей Эльзы были совершенно шикарные своиволосы) во время обхода выкололи заточкой глаз. С одной стороны, ничего удивительного. И при мне в Дворянском больные по территории с топорами бегали, врачей в заложники брали, медсестер убивали. С другой – уж очень Краморова была озлоблена увольнением. Совсем чуть не доработала до пенсии. Все видела в черном свете… Краморова много пила и назло Окуневой зажималась со мной. На прощание обещала разыскать меня на выпускном институтском фото.
22.05.09
Элтон зашивал больному Шаранову самопорезы на шее. Слева – под новокаином, справа – без обезболивания. Шаранов извивался змеей и слезно просил метадон, промедол, любой другой наркотик.
Врач-терапевт Голышкина у каждого душевнобольного смотрит половые органы. Что это: простое любопытство, неудовлетворенность при муже-алкоголике или сказывается профессиональная подработка дерматологом-венерологом где-то во Владимирской области за Александровом? Лала Викинговна встает в два, завтракает в три ночи, едет на автобусе, в четыре утра садится на электричку. В восемь утра она на Трех вокзалах. В девять – в Бутырке. У Лалы нет соответствующего сертификата. Нигде, кроме Кошкиного дома, где не хочет работать ни один уважающий себя врач, Лалу терапевтом не возьмут. У Лалы комплекс неполноценности: «Что вы?! Я так мало знаю. Никуда более трудоустраиваться и не пробовала». Достаточно терапевтических знаний у лейтенанта медслужбы ФСИНа Голышкиной лишь для Бутырки. Все мы здесь собравшиеся – отбросы здравоохранения. Лечим же мы подонков общества.
Большинство сестер без удержу материт больных во время утренних обходов. Ходовая шутка в ответ на просьбы бани, прогулки, стрижки, смены белья: «Может, тебе и бабу с шампанским в камеру?» Если больной неудачно повесился, то есть был вынут живым из петли, ему обещают принести из дома веревку покрепче. Порезавшимся «мойками», т. е. лезвиями бритв, предлагают нож. Мат и подобные советы невозможны в присутствии Элтона. Меня же медсестры не уважают. Хрюндели! Неудивительно, что больные набрасываются, совершают самоубийства. Их провоцируют. Не всем убийцам жить захочется, когда во время обхода сестра или инспектор вслух и искренне жалеют, что в стране отменен расстрел. «Да я бы тебя своими руками!» Где я работаю!
25.05.09
У О. В. с утреца повесился больной Масаев. Спина распростертого хладного трупа его явилась моим заспанным очам в разверстых дверях каменного мешка Кошкиного дома. Бурый кал ромбиком торчал меж робко волосатых ягодиц. Уж не его ли материла вчера медсестра Любовь Станиславовна на утреннем обходе? Не ему ли обещала веревку? Ему хватило простыни… Днем труп подвинули к стене. Накрыли простыней. Ожидали труповозки. Я – в головах, зэк-санитар с сигаретой в зубах – в ногах мертвого рассуждали о статистике больницы. Объявляли один суицид в квартал, а тут каждый месяц. Чудовищное опережение графика.
03.06.09
Вчера больную Федотову возили в суд. Муж ухитрился поцелуем передать пакетик с метадоном изо рта в рот. Ночью Федотова (23 года, второй раз замужем) то ли укололась, то ли нанюхалась самого известного средства, изобретенного человечеством для лечения опиатной наркомании.
Позже больная Балкина констатировала: «Бог за жадность наказал Федотову передозом. Надо было подруг угостить, а не накрывшись одеялом жрать метадон жором». Психдевчонки набросились на эгоистичную Федотову, пытаясь силой заставить поделиться кайфом. С полным метадона ртом, хрипя «Не дам!», Федотова отбрыкивалась ногами.
Пока у Федотовой чейн-стокс (предсмертное прерывистое дыхание), я отдавал путаные, не всегда верные указания. Бешено листал справочник. По собственному признанию, Шарко ошибался и через тридцать лет практики. Укол кордиамина под язык несколько выровнял дыхание. На реанимационной карете приехали умники. Перед ними мы, кошкиндомовцы, всегда снимаем шляпы. Поставили капельницу в надключичную вену – мы «капали» в вену тыла стопы (спасая организм, у наркоманов вены прячутся). Возможно, Федотова спасена. Возможно, ей полегчало перед смертью. Федотову повезли в Склиф.