Страница 11 из 70
Я и сейчас считаю, что вам, дорогие читатели, нет нужды знать, почему Оксана Фандера ночевала в номере Сергея Лисовского, а не со своим супругом. Тем более что сам факт незначим. Существенна трактовка. И каждый судит в меру своей испорченности. Кто-то, судя, повторюсь, по себе исключительно, делает вывод, что сие доказывает циничный адюльтер. А кто-то, надеюсь, вполне может предположить, что актриса, повздорив с благоверным, просто нашла приют в просторных апартаментах. Свечку никто не держал.
Вопрос: говорить или нет? В своё время и Надежду Мандельштам, и Андрея Кончаловского подвергли остракизму за мемуаразмы (последнего – за то, что тщательно отрисовал свои романтические экзерсисы).
Цитата из Владимира Мукусева: «С сентября 1990 года мы поняли, что нам стало тесно в рамках «Взгляда». Так родилась идея «BИDa». Правда, я сначала назвал его творческим объединением «Пятница». Но пока я занимался разработкой его концепции, некоторые члены нашей команды за моей спиной стали заниматься совершенно иными делами. При участии того же Влада вдруг появилась какая-то «Шоу-биржа», когда за совершенно конкретный чёрный «нал» наши музыкальные редакторы давали во «Взгляде» объявления о предстоящих гастролях рок-музыкантов. В результате время неподкупных «взглядовских» небожителей прошло… Передача, которую не удалось запретить, стала разваливаться изнутри».
Глава 4. ЭРНСТ. ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ (БОЛЬШОЙ И МАЛЕНЬКИЕ)
Маленький оазис в большой державе
Продекларировать, что все, работавшие в программе, самые-самые, было бы, конечно, нескромно. Многим просто повезло. Как, например, мне. Но этих харизматичных «самых» тоже было в достатке. И самый успешный из них, во всяком случае в смысле телекарьеры, это режиссёр Константин Эрнст, с 1995 года де-факто рулящий Первым каналом. Именно начиная с его персоны мне легче всего выстроить галерею ТВ-икон эпохи «Взгляда».
В каждой шутке есть доля шутки – добавляю я, упоминая о Константине Львовиче Эрнсте как о самом значительном своём телевизионном достижении. И ещё вспоминаю игривые вирши Андрея Макаревича: «В этом мире случайностей нет и крайне редки совпадения». Костя с раннего детства мечтал снимать кино. Но стал ТВ-боссом и ТВ-мастером. Так совпало. Потому что в середине 80-х нас с ним познакомила Наташа Макаревич, младшая сестра основателя «Машины времени», который жил тогда в одном дворе с Константином. Я в свою очередь познакомил его с Александром Любимовым. И оказался Эрнст в «Останкино»… Такое впечатление, что навсегда.
Весь нынешний истеблишмент наш – родом из Питера. И руководитель самого могущественного отечественного телеканала в своих интервью тоже любит пробросить, что, мол, вырос на Восьмой линии Васильевского острова. Ну так и есть. Рос. И вырос. Стал Большим.
Только он такой же ленинградец, как, например, рождённый в СССР Юрий Шевчук. Потому что родился-то будущий матадор Российского ТВ в «хрущёвке» на «Соколе», в семье перспективного сельхозвельможи Льва Константиновича Эрнста. Назвали его Костей именно в честь дедушки. Потом профессора Эрнста перевели в Ленинград. Когда в 80-е отца в очередной раз повысили и вице-президент ВАСХНИЛ переехал в Белокаменную, Костя вновь стал москвичом.
Рассказывая мне о новичке в нашей тогдашней компании, Наташа категорично заявила:
– Ну с этим ты точно не сойдёшься. Совсем вы разные. Вам даже поговорить не о чем будет.
Угу. Закончили мы этот день на Костиной кухне, в компании его подружек. Через неделю мы с Костей вдвоём уехали. Каникулярничать в Крым. В незабвенный Никитский ботанический сад, где на территории благоухающего заповедника в ту пору располагался уникальный мини-пансионат для сельскохозяйственных академиков. И естественно, Костин отец, второй человек в Академии, имел возможность свою квоту переруливать на единственное чадо.
Райский оазис в бумагах ВАСХНИЛ, по всей видимости, числился как полигон для выращивания чудесных мегаперсиков, кража коих из-под носа недокормленных сторожевых овчарок и вооружённых дробовиками пьяниц-охранников была одним (но, увы, не единственным) из наших экстремальных крымских развлечений. И ездили мы туда до тех пор, пока не рухнула страна, в которой только и возможно было существование столь нерентабельных и по-пелевински невероятных заведений, как «Дом отдыха в Никитском саду».
Ночные набеги не имели под собой утилитарной основы. Кормили академиков в приватной столовке не то чтобы изысканно, но вполне по советским меркам деликатесно. Сельхозэлита гурманствовала по чину и профилю своего позиционирования. Так что витаминов и калорий хватало. Кражи носили исключительно спортивный характер. Бесплатный аттракцион. С умеренным риском получить порцию дроби или укус разъярённого пса.
Во время дневной прогулки, возвращаясь из сельского магазинчика с бутылками приторной «Изабеллы» вдоль периметра секретного «лабораторного» сада, мы находили «точку входа»: место, которое казалось подходящим для персик-авантюры.
Отправлялись на жатву после полуночного купания в запретной зоне на мысе Монтедор. Плескание в темноте, с одной стороны, вымывало хмель, а с другой, учитывая безрассудное ныряние среди хищно отточенных скал заповедника, поднимало уровень адреналина на «операционный уровень».
Где-то в час-два ночи, оставив кого-нибудь из девчонок на «атасе», мы перемахивали через тёмную ограду, инкрустированную узорами «колючки» разного калибра, и по-пластунски прокрадывались через парфюмерно благоухающий кустарник к экспериментальной плантации. Поскольку, повторю, экзерсисы наши не были коммерчески обоснованы, не было у нас, как правило, с собой никакой ёмкости. Мы на ощупь находили достаточно спелые плоды и в качестве сумки использовали застиранные майки, из которых импровизировался этакий кенгурятник.
Иногда раздавался хриплый лай и пьяная ругань охранников: мы, рассыпая добычу, давясь от сдерживаемого смеха и сдавленно матерясь при падениях, бежали к точке входа/выхода, порой сбиваясь в темноте с маршрута и оказываясь почти что в западне. Тогда, бросив весь «урожай» и впиваясь зубами в какой-нибудь персик (ну чтобы не совсем зазря пострадать), мы кидались на заграду и, рискуя джинсами, раздираемыми колючей проволокой, и лодыжками, подворачиваемыми в акробатических погонях, перемахивали через рубеж, разделяющий наше «академическое» существование от приключений, которые попадали если не под Уголовный кодекс, то под Административный, полагаю.
В удачные ночи мы наворовывали по несколько кило. Раскладывали их под кроватями, чтобы там фрукты доспевали. Горничная находила добычу нашу ночную и доносила директору. Это был очень дипломатичный мужчина лет сорока, который поражал нас тем, что, перманентно находясь в курортной зоне, умудрялся предохраняться от черноморского ультрафиолета без всяких там шляп и санблоков, гипнотизируя собеседников какой-то вампирской белизной эпидермиса, что подчёркивали смолисто-чёрные волосы.
Он приходил в номер и с демонстративно ироничной улыбкой осведомлялся, откуда, мол, красота такая. Повторю: персы этой формы и окраски не продавались в принципе; видел нечто подобное только в Южной Америке. Экспериментальная была какая-то тема. Поэтому легально приобрести эти плоды не было возможности. Мы что-то нагло врали про то, что загадочная старушка нас одарила за то, что её через шоссе перевели. Со вздохом товарищ Ширвинский удалялся. На следующий день перед полдником мы обнаруживали у себя на столе огромную коробку с аккуратно подобранными экземплярами секретных персиков. От их стола нашему. Угощали девушек лакомством ароматным. Но всякий раз были раздосадованы. Это ведь как у восточного купца купить что-нибудь не торгуясь: весь кайф обломан, никаких эмоций и ощущения охоты. Так что через неделю мы вновь в кровь царапали локти, перемахивая в запретную зону. Не персики нужны были нам, но азарт.
Миниатюрный двухэтажный комплекс для учёных ёмкостью в дюжину номеров располагался на красивом скалистом пьедестале, обсаженном реликтовыми деревьями, откуда открывался впечатляющий вид на Ялтинский залив. А на приватный пляж для заслуженных ботаников можно было попасть двумя волшебными путями. Либо вальяжно спуститься по живописной полукилометровой лестнице, которая траекторила среди неимоверных экзотических кустов. Либо – на экспресс-лифте и далее через мрачный просторный тоннель, выбитый в крымском граните и напоминающий столичное метро. Очевидно, что себестоимость этой по-сталински размашистой конструкции и её эксплуатация не могли быть скомпенсированы, даже если бы над ней располагался многоэтажный отель с номерами по тысяче долларов за ночь. Естественно, резиденты той райской точки не платили почти ничего. А имели многое. «Они рубль считают за два и имеют на завтрак имбирный лимон», – негодовал БГ и был не прав. Потому что, «имея на завтрак имбирный лимон», мы помнили о том, что рубль неконвертируем. И желали это дело исправить. И желания свои вскоре реализовали. Каждый по-своему.