Мертвое ущелье

С той первой ночи волки часто по ночам приходили сюда, но Помор теперь не выходил со двора вслед за хозяином. Прятался в избе или в своей будке, хотя и там, и там ему было страшно.

Он хорошо помнил ту давнюю встречу с огромным хромоногим волком, который не тронул его, пса, потому что человек не позволил. Этот человек — его нынешний хозяин. И Помор своим собачьим умом соображал, что тот самый волк-вожак и приводит свою стаю к их дому. Приходит, чтобы пообщаться с человеком, с новым хозяином этого дома. Это было странно и непонятно. Но это было так. Волки-враги, но они приходили сюда не для нападения. Это Помор понимал. Ведь он немало повидал на своем веку, как и полагается, бывалому и уже немолодому охотничьему псу.

У Хромого была семья из девяти волков, не считая его самого. Игнат всех их видел издали. Подруга Хромого — красивая матерая волчица лет четырех-пяти от роду, с озлобленной настороженностью смотрела, как отец-вожак оставлял стаю в стороне и подходил вплотную к хозяину и тот трепал его по загривку и разговаривал с ним. Рядом с волчицей стояли прибылые, переярки и два крупных самца-трехлетки. Все они с интересом и тревогой смотрели на необычные действия отца-волка. Но оставались там, где он приказал. Ослушаться его не смел никто.

Хромой заметно взматерел, и волосы на его холке поседели. Он радостно смотрел на Игната и при каждой встрече будто хвастался своей сильной и красивой стаей, как бы выставляя ее напоказ Игнату в тридцати-сорока шагах от него.

По приказу вожака волки «не замечали» Помора, который сперва отчаянно лаял, ожидая поддержки хозяина, но потом, не видя такой поддержки, чаще всего при появлении волков не выходил из избы. Игнат гладил его, успокаивал, но в избе оставлял, когда сам шел навстречу Хромому.

Так или иначе жизнь в лесном домике налаживалась. Почти ежедневно человек и собака ходили в глубь тайги на охоту. Иногда ночевали в лесу, задерживались на два-три дня.

К осени все плоды крестьянских земледельческих трудов были убраны: картошка, овощи, зелень — все уже лежало в погребе и кладовой, запасенное на долгую зиму. Кое-что уже было заготовлено из лесных продуктов: грибы, ягоды, а также травы, которые Игнат заваривал в чай. И теперь большая часть времени приходилась на охоту.

Помор и, в особенности, Игнат как бы старались насытиться диким лесом, по которому истосковались живые их души. Тайга звала и манила, и Игнат не мог надышаться ее запахами, духом мхов и беломорской волны. Запахами и ароматами мирной тайги и мирного моря, где не было постоянного напряжения военных будней, ежесекундной тревоги и чувства смертельной опасности. Тайга сейчас имела особый запах. Запах мирной жизни. Запах дикой воли и покоя.

Однажды Игнат сходил в свое прежнее логово, где жил когда-то вместе с Хромым, и целый день приводил пещеру в порядок. Он уже бывал здесь этим летом, но теперь вдруг решил прибраться. Подновил загородку и дверь, подмел пещеру. И сам не знал, зачем сделал это. Это даже ему самому показалось странным. Но вот сделал и все...

По определенным дням — раз в неделю, к берегу причаливал катер. Игнат встречал его. Еще затемно вместе с Помором он выходил из дому и ожидал катера, сидя у костра на берегу моря. С почтой передавали газеты, иногда — записки из госохотинспекции, где теперь Игнат числился егерем. Редко приходили письма.

Ему писали фронтовые друзья, сослуживцы. Писали Топорков и Матюшин. Писал Касим, упорно приглашая его в гости к себе, на Украину. Писал Хохлов. Он, как и прежде, был с головой в разведке, и письма его были немногословными. И в каждом он напоминал Игнату, что если тот соскучится по работе, то дело для него есть всегда и в любую минуту.

Однажды Игнат получил письмо от Наташи. Оно было радостным и немного грустным. Бывалая летчица очень радовалась, что нашла наконец адрес Игната, писала о себе, прислала фотографию: она в центре — с двумя своими малышами-близнецами на руках, и рядом — муж, летчик-испытатель. Теперь она работала в конструкторском бюро авиационного завода за тысячи километров отсюда, от архангельской тайги. В письме чувствовалась легкая грусть. Может быть, о том, что судьбы ее и Игната разошлись.

Еще он вел переписку с Министерством обороны — искал отца. Но никак не мог найти. Пропал без вести и все! Никаких следов.

...В это утро Игнат, как обычно, ждал почтового катера. Он смотрел на зеленые пенистые валы моря, ощущая грудью упругость ветра, и думал, что зря пришел на побережье. Катер сегодня не придет. Слишком свежа погодка для старенького почтового катера, да и срочного ничего нет для такого рейса. Волна немного разыгралась, так отложат почту до следующей недели. Чего на этом старом корыте рисковать? Не война ведь.

Помор весело метался по берегу, будто играя с ветром и ловя вылетающую на берег пену прибоя. Казалось бы, немолодой пес, а играет и резвится, едва придет на берег. Видать, не зря старик Лихарев окрестил его Помором.

Игнат окликнул собаку и двинулся в глубь тайги. Однако пройдя десяток шагов, остановился. Чуткое ухо уловило рокот мотора. Игнат насторожился и быстро вернулся к берегу.

Сквозь шум прибоя отчетливо слышался двигатель военного корабля. Не катера-почтовика, а военного корабля.

Игнат тревожно смотрел на море, когда из-за недалекого мыса на полном ходу вышел малый охотник и, сбавляя обороты, направился к берегу. Он не мог, конечно, пришвартоваться к крохотному причалу, куда всегда подходил почтовик, да и не подойти ему к берегу из-за глубокой осадки.

Корабль встал на якорь в ста метрах, и шлюпка, взлетающая на широких и отлогих валах, двинулась к берегу, к Игнату, одиноко стоящему на причале.

— Здравствуйте, товарищ Углов!

— Здравия желаю, товарищ капитан-лейтенант! Молодой высокий моряк в кожаном форменном

реглане спрыгнул на берег с борта вылетевшей на мель шлюпки.

Корабль подошел сюда впервые, и Игнат не знал этого офицера. Но тот, видимо, был уверен, что никого, кроме Углова, здесь не может быть.

— Я, товарищ Углов, выполняю поручение разведотдела флота. Мне приказано вручить вам вот этот текст. Он был передан из Москвы шифром на ваше имя.

Капитан-лейтенант протянул Игнату конверт.

«Вам необходимо срочно явиться ко мне. Хохлов».

Игнат дважды прочитал сообщение, в тексте — никаких намеков на причину вызова.

— Больше ничего, товарищ капитан-лейтенант?

— Больше ничего. Но я должен добавить, что мы вас будем ждать два с половиной часа.

— Разве я должен отбыть с вашим судном?

— Конечно!

— Сейчас?

— Да. Через два с половиной часа. Вы, как мне объяснили в разведотделе, должны успеть за это время собраться.

Игнат с минуту помолчал.

— Сначала в Архангельск?

— Сначала в Архангельск,— подтвердил моряк.

— Это хорошо. Мне надо туда переправить собаку. Помора моего.

— Понятно.

— Ну, мы с Помором пошли собираться.

— Хорошо. Ждем.

На другой день к вечеру Игнат уже сидел в кабинете полковника Хохлова и пил с ним крепкий горячий чай.

Игната встречали на машине разведуправления прямо в аэропорту. Его удивило, что путь на машине по Москве был чуть ли не дольше, чем полет от Архангельска до Москвы.

— Вот такие дела, лейтенант Углов.

— Кто ж тебя просил представлять меня к званию?

— Извини, Игнат, у тебя не спросил разрешения...

— Но я же свое отслужил и больше не хочу. Ты же знаешь, Станислав Иванович!

— Знаю. И не настаиваю. Не хочешь, так останешься лейтенантом запаса.

— Так ты за этим меня и вызвал? Только за тем, чтобы сообщить о звании, от которого я отказался еще в сорок четвертом?..

— ...А если согласишься, то трехмесячные спецкурсы в Москве, а потом...

— Да не соглашусь я, ты же знаешь!..

— Хм... Нет, не знаю! Точнее, знаю, что согласишься. Почти уверен.

— Да ну? — Игнат смотрел на Хохлова с иронической улыбкой.

— Вот так, Игнат! У меня ведь для тебя кое-что есть. Между прочим, аргумент. И, по-моему, очень веский.