Мертвое ущелье

Мгла уже сгустилась, но пока ему нельзя было снимать наблюдение. Это он мог сделать только после наступления комендантского часа. У него-то пропуск, естественно, был.

С темнотой улицы быстро опустели. Редкие прохожие торопливо шли по Хмельницкой, и тени их у фонарей протягивались через всю помрачневшую теперь улицу.

Внезапно на первом этаже под Сергеем раздался негромкий стук, звякнула рама, слабо задребезжали стекла, и звуки эти зловеще разнеслись по всему пустынному дому.

Сергей был человеком неробкого десятка и готов был ко всему, но все равно ощутил холодок под ложечкой. По первому этажу негромко, но отчетливо разносились шаги. Скрипучие и легкие, они долетали до второго этажа, проникали в комнату через приоткрытую дверь и замирали в темных углах, сбоку от контрразведчика.

Он, едва касаясь носками пола, беззвучно отступил в дальний от двери и окна угол, где пил днем чай, где стояла его сумка.

Прислонившись к стене, Сергей расстегнул пальто и куртку, достал из кобуры пистолет. Патрон был дослан в патронник. Когда Хохлов говорил, что кобура с пистолетом должна быть под мышкой, он подчеркнул, что пистолет должен быть на предохранителе, а патрон дослан. И Вожняк, аккуратно соблюдающий регламент службы, на этот раз остался верен себе: выполнил то, что посоветовал подполковник. Перед тем как положить пистолет в кобуру, дослал патрон, хотя обычно офицеры делают это непосредственно перед выстрелом,— так требует инструкция.

Их было двое. Сергей слышал, как скрипела лестница под их шагами. Он, сунув пистолет под пальто, чтобы приглушить звук щелчка, взвел курок. Щелчок прозвучал еле слышно, но Сергею он показался выстрелом. В этот момент он с благодарностью подумал о Хохлове. Мысль была мимолетной. Взвести курок в такой тишине еще можно, но дослать патрон неслышно — никак нельзя.

Они вошли в заполненную густой мглой комнату, сразу прошли к окну. На фоне окна Сергей видел только их силуэты, отдаленный уличный фонарь давал слабый отсвет.

— Где футляр? Куда ты поставил?

— Та здэсь он!

— Тьма проклятая! Доставай.

Самого футляра Вожняк не видел, но по звуку открываемого замка догадался, что это футляр от снайперской винтовки. Не кларнет же они принесли сюда ночью!

— И дэж его окна?

— Да вон!

— Та видь ставни! Шо делать?

— Стережется, сука! Дед-то его.

— Та вроде не его, а его дивчины.

— Чего тебе ставни? Парень на улицу выйдет, тогда и пришьешь.

Они говорили вполголоса, один из них путал украинские слова с русскими, но уже все было понятно. Им нужен Яцек!

— Ага, тут як раз стикла нэма. Це дило!

— Ты что, прицел не поставил?

— Ни трэба. А на хрэна? Чи видно шо? Я и так нэ промахнусь. Тильки б вышев...

Сергей стоял, затаив дыхание. Время остановилось. Так прошло почти два часа. Наступал комендантский час. Сергей довольно точно чувствовал время, но надо было бы проверить, взглянуть на часы. Но этого тоже было нельзя. Шевельнешь рукой — зашуршит одежда. А тишина в доме — мертвая. Он отчетливо слышал дыхание этих двоих. И сам дышал, сдерживаясь, едва заметно.

— Глянь! Скильки там хвылын?

— Хвылын — много. Комендантский час уже!

— Та дэ ж хлопец, мать твою?

— «Дэ ж, дэ ж»! Дома у них сидит. Надо стрелять в окно!

— Та ведь ставни!

— Ничего. Вон — щелка. Кто-то загораживает. Вот — отошел. Как раз напротив окна стоит — тень в щелке.

— Та понятно! Но кто там: чи вин, чи ни вин?

— А если так уйдем, атаман решит, что мы вообще не были, горилку пили на хате. Не хлопца твоего, так хоть кого-то пришьем. Это будет лучше, чем если нас атаман пришьет.

— Вин же казав: тильки хлопца!

— Скажем, в темноте — рядом стояли.

— Кажем, кажем... Вин нам кажет... Пулю.

— Давай, Петро, бей в окно.

— Та хрэн с ним!..

Сергей нервничал и колебался. Как нужен ему был сейчас совет Хохлова. Вожняк никогда не думал, что вот так внезапно придется принимать решение. Крикнуть «руки вверх!» И зажечь фонарик? Или стрелять сразу по тому, кто с винтовкой?

Сергей был уверен, что хотя бы секунд десять этот тип будет целиться. Но выстрел громыхнул сразу. Едва он сказал «та хрэн с ним».

Выстрел из винтовки показался негромким, весь звук ушел на улицу — дуло было высунуто из окна.

Щелкнул затвор винтовки — бандит явно хотел стрелять еще.

Едва звякнул винтовочный затвор, лейтенант дважды выстрелил в широкий силуэт стрелка, четко выделяющийся на фоне окна.

После этого события в комнате пустого дома понеслись с бешеной скоростью.

Раздался возглас ужаса: «Ох!», в сторону лейтенанта полыхнули грохот и вспышка пистолетного выстрела. Тяжело и мгновенно человек прыгнул к двери, ударил эту дверь телом, отворяя ее, и лейтенант дважды выстрелил вслед. Он стрелял и на звук, и по памяти — в дверь, расположение которой хорошо помнил относительно стены. А о стену он опирался рукой.

Убегавший грохнулся на пол, издав странный звук: полустон-полурычание...

После выстрелов в дверь Вожняк отпрыгнул — сменил позицию.

Некоторое время, затаившись, ждал. Затем, стараясь действовать бесшумно, достал из кармана фонарик. Опаснее всего был упавший в дверях. Потому как в первого, что у окна, Вожняк стрелял целясь, почти наверняка. Держа наготове пистолет, он левой рукой отставил фонарик в сторону (на свет могли выстрелить), направил его на дверь и включил.

Луч показался ему ослепительным.

Человек в черном полушубке лежал в дверном проеме. Головы не было видно, ее загораживала спина. Она топорщилась над полом, горбясь мешковато и мертво. На полу вокруг двери растекалась широкая лужа крови.

Лейтенант осветил снайпера. Тот сидел, привалившись спиной к стене, лицом в комнату, успел повернуться после выстрелов — и смотрел на лейтенанта широко раскрытыми невидящими глазами.

Вожняка стошнило. Он отошел в сторонку и стоял там, упираясь рукой в стенку, пока не полегчало. Потом взял валявшийся в углу обломок доски и прикрыл испачканный пол.

Осторожно обыскал убитых. Это было очень неприятно. Ему никогда не приходилось обыскивать трупы. У снайпера в кармане был наган. А тот, что лежал в дверях, выронил свой пистолет ТТ, и он валялся на полу в стороне.

Лейтенант забрал пистолет и револьвер, вынул затвор из винтовки. Превозмогая вновь появившееся чувство тошноты, перешагнул через трупы и выбрался на лестницу.

Надо было звонить Хохлову.

17. КТО ЭТА ЖЕНЩИНА?

— Дорогая наша пани Марина! Как я рада вас видеть! — старая, со сморщенным лицом женщина сияла от радости, она даже помолодела. — Проходите, пани Марина! Как давно вас не было! Ваша комната у нас всегда в таком состоянии, как вы любите. Ваши любимые акварели висят там же, на своих местах. Только вот нет, нет ваших любимых чайных роз. Зима, а оранжерея у нас разбита...

— Не беспокойтесь, тетушка Настя! Я тоже очень рада видеть вас!

Она обняла и поцеловала старуху. Желтые, глубокие, изломанные морщины подглазий тетушки Насти наполнились слезами.

— Как вы живете, дорогая тетушка? Чем я могу вам помочь?

— Самая большая помощь — это чтобы вы были здоровы, пани Марина. А у нас все хорошо. Живем со Степаном Трофимычем тихо. Сад и огород кормят нас. Да еще овечки, коза. Я сегодня вкусно угощу вас пирожками с козьим молоком, варениками.

— Как давно, тетушка, я не ела ваших прекрасных пирожков с капустой, черникой, вареников с творогом, с картошкой, с вишнями.

— Вишни еще не поспели, пани Марина,— зима на дворе. А все остальное есть. Какая неудача, что Степан Трофимыч не повидается с вами! Он обещал прийти только к вечеру. А может, вы до вечера задержитесь, отдохнете у нас?

— Нет, тетушка Настя, мы спешим, у нас дела.

— Да я ж знаю. Потому и говорю...

— Вы не познакомились, тетушка Настя, это — Игнат.

— Ваш жених, пани Марина?

— Нет... К сожалению. Хотя он мне нравится.

— А что же мешает, пани Марина? Если он вам нравится?..