Страница 4 из 6
– Та-а-ак. Я чувствовала, сегодняшний день станет отвратительным, но не предполагала, что его испортишь ты, Анастасия. – Эдита Павловна мягко улыбнулась: – Пока речь идет лишь о вашем общении, а ты торопишься и воображаешь невесть что. Да, я бы обрадовалась, если бы в дальнейшем…
– Я не буду больше встречаться с Павлом, – повторила я и качнулась на пятках (это всегда выдавало мое волнение). Эх, а я-то собиралась оставаться хладнокровной до конца!
– Мы сейчас с тобой говорим не о каком-то проходимце, – ровные брови бабушки встретились на переносице, – мы с тобой говорим о молодом человеке из хорошей семьи. Ты ведешь себя недопустимо.
– Мы слишком разные.
– Это не имеет значения! То есть… Вы пока мало знаете друг друга.
– Нет.
«О, моя твердость, хвала тебе! Спасибо, колени, что не дрожите, спасибо, глаза, что смотрите прямо, спасибо, сердце, что не останавливаешься, спасибо, желудок, что не урчишь и не выплевываешь омлет!»
– Я не желаю ничего слушать, – категорично махнула рукой бабушка, и перстень с кровавым кораллом описал полукруг. – Я дружна с этой семьей, а значит, и ты будешь вести себя соответственно. В конце концов, я не прошу ничего сверхъестественного. Поддерживать нормальные отношения с достойными людьми – это то, чем тебе предстоит заниматься всю оставшуюся жизнь. – Эдита Павловна подняла указательный палец и, считая лекцию законченной, а требования принятыми, добавила: – Надеюсь, ты меня поняла.
«Тим, зачем же ты уехал? Зачем оставил меня одну?»
– Так случилось, что я небезупречна, – с удивлением услышала я свой голос. Росток силы в душе дернулся раз, дернулся два, дернулся три – и превратился в тонкое молодое дерево, которое ветер может лишь сгибать ненадолго, но никогда не сломает. Вчера что-то оборвалось, а что-то стало крепче. – Я сама должна решать, с кем мне общаться, а с кем нет. Это мое право, и я от него не откажусь.
Воцарилась тишина, затем на лице Эдиты Павловны появилась растерянность (не виданная мной ранее), затем ее щеки порозовели, подбородок дрогнул, и каждый квадратный сантиметр комнаты наполнился негодованием.
– Анастасия, образумься!
Так как добавить к сказанному мне было нечего, я стояла и молчала. То ли перерождение вступало в следующую фазу, то ли разговор оказался слишком острым, то ли омлету все же не нравилось в моем желудке, а только перед глазами поплыли сначала круги, затем стол с вазой, потом массивный стул, темно-коричневый шкаф, широкая кровать… Но падать в обморок я не собиралась (я попросту не умела этого делать), и, представив, как подгибаются ноги, а тело превращается в тонкий и длинный мешочек с сеном, из груди вылетает не то хрип, не то стон и пол плавно приближается, я сфокусировала взгляд на бабушке, вздернула подбородок и выдохнула. Слабость мгновенно ушла. Вот что значит правильный боевой настрой!
– Ты свободна, ступай, – совершенно спокойно произнесла Эдита Павловна, и морщины на ее лице разгладились. Подойдя к окну, она отодвинула штору, посмотрела на двор и, не оборачиваясь, прибавила: – Когда вернется Нина, скажи ей, чтобы позвонила Брилю. Пусть приедет сейчас. И никакие «Я занят, буду во второй половине дня» не принимаются.
– Хорошо, – ответила я и пулей вылетела из комнаты. Без сомнений, бабушка не приняла мою позицию, но кто же откажется от передышки? Я, во всяком случае, не собиралась этого делать.
Нина Филипповна вернулась с рынка минут через пятнадцать, я передала ей просьбу (прозвучавшую как приказ) и отправилась в библиотеку, где меня стали мучить угрызения совести. С одной стороны, бабушка вызвала врача потому, что день для нее выдался нервным, а с другой… Возможно, и я стала причиной его визита.
«Довела любимую бабушку, – едко проскрипела совесть. – Кхе, кхе…»
Ну, или таким образом на меня хотели хорошенько надавить, на всякий случай.
От Эдиты Павловы я могла ожидать чего угодно, поэтому тяжело вздохнула, взяла с полки первую попавшуюся книгу, села за овальный столик и подперла щеку кулаком.
– Тим, возвращайся… – прошептала я, надеясь, что слова преодолеют расстояние и долетят до адресата. Он услышит, почувствует и вернется!
Бабушкиного врача я видела один раз во время зимних каникул, и, хотя пересеклись мы всего минут на пять, он оставил в памяти неизгладимое впечатление. Лев Александрович Бриль – высокий, огромный, шумный. Все в его внешности было странным и заметным и удивительно гармонировало между собой: короткие иссиня-черные волосы, крупный нос, близко посаженные глаза, квадратный подбородок, большие уши, мощная шея. Бриль производил впечатление злодея, пришедшего не для того, чтобы вылечить, а для того, чтобы утащить очередную жертву на тот свет. Между тем от него исходила добрая энергия, в лучах которой хотелось погреться.
– Лев Александрович, и вы, пожалуйста, тоже приезжайте побыстрее…
Посидеть в одиночестве у меня не получилось – дверь приоткрылась, и в библиотеку вплыла Валерия. По ее выражению лица я поняла, что меня ожидает килограмм язвительных замечаний и грамм триста раздражения, то есть ничего хорошего.
После завтрака сестра привела себя в порядок: накрасилась, сменила джинсы и футболку на короткое голубое платье, взбила прямые черные волосы, отчего прическа стала гораздо объемнее. Она выглядела хорошенькой, а милая улыбка, которой не стоило доверять, прятала истинное отношение ко мне.
– Значит, ты закрутила с Акимовым, да? – нараспев спросила Лера, проходя мимо стеллажа с книгами. Проведя пальцем по полке, она сморщила острый нос и усмехнулась.
Я уверена, никакой пыли Лера не обнаружила, но ей нравилось подражать матери и выискивать минусы даже там, где их нет.
– Это не так, – равнодушно ответила я и перевернула страницу.
– То есть он тебе не нравится?
– Не нравится.
– Ты врешь! – Лера резко развернулась и испытующе посмотрела на меня.
– Ни капельки.
«Если бы ты спросила меня об этом вчера утром…»
– Ты сумасшедшая? – Правая бровь двоюродной сестры медленно поползла на лоб. Да, наверное, легче было поверить в мое безумие, чем в то, что Павел Акимов может не нравиться. – Уверена, бабушка преподнесла тебе его на блюдечке с голубой каемочкой, но ты и тут решила продемонстрировать свою оригинальность! А чем он тебе не нравится, а? – Лера подошла ближе и уперла руки в бока. – От него не пахнет коровами и сеном? Он не курит папиросы и не пьет самогон?
Мое деревенское прошлое не давало ей покоя, но я уже привыкла к подобным намекам, поэтому, как пишут в приключенческих романах, ни один мускул не дрогнул на моем лице.
– Я не собираюсь обсуждать это с тобой, – важно ответила я и захлопнула книгу.
– Ну и пожалуйста, – Лера дернула плечом. – Зна-а-ачи-и-ит, – она растянула слово, – ты не будешь против, если я стану с ним встречаться? Впрочем, я не собираюсь спрашивать у тебя разрешения. Даже если между вами что-то и есть, я уведу его у тебя. Ясно? – Теперь Лера скрестила руки на груди и на миг стала похожа на бабушку.
– Мне все равно, – произнесла я. Поднялась и подошла к полкам. Но теперь я лгала. Остатки боли, чувство собственничества и треклятая ревность заерзали в душе и потребовали внимания. «Я сказала «прощай», нельзя забывать об этом», – напомнила я себе, и стало легче.
– Вообще, мне кажется, что со временем ты превратишься в старую деву, – задумчиво выдала Лера. – Лицо у тебя, конечно, ничего, но в целом ты похожа на… на…
– Инопланетянина и богомола, – подсказала я.
– Нет, ты похожа на неудачницу!
В этот момент до меня донесся спасительный громоподобный голос Льва Александровича Бриля. Я должна была успокоить совесть, поэтому, проигнорировав выпад Леры, бросила: «Мне надо идти» – и покинула библиотеку, чем лишний раз подтвердила выдвинутое обвинение. Вряд ли кто-нибудь из друзей моей двоюродной сестры снес бы подобное оскорбление.
Я свернула к комнате бабушки и буквально налетела на Льва Александровича. Со стороны это, наверное, выглядело так: воробей на полной скорости врезался в слона!