Охваченные членством

— Дураки! Вот и называют! — сказал я, глядя в пол.

— Сам ты дурак! — сказал Серега и заискивающим голосом объяснил: — Он, тетенька, думает, что открыл нечетный закон!

— Кто думает?

— Пифагор!

— Настоящий или вот этот «фрукт»? — сказала тетенька. — Совсем вы меня заморочили.

— Наш, — сказал Серега. — Тетенька, отдайте, пожалуйста, мячик.

А я все стоял и прикидывал, как бы так метнуться, чтобы схватить мячик — и в окно! Тем более что окно открыто.

— Отстань ты со своим мячиком! — заругалась на Серегу тетенька. — Ты что, серьезно предполагаешь, что открыл математический закон?

— Чего мне предполагать! — сказал я, глядя в ее круглые очки. — Я не предполагаю. Я открыл.

Посмотрите какой! — удивилась очкастая. — Прямо Галилео Галилей. «И все-таки она вертится!»

Тетенька, — заныл опять Серега, пытаясь выдавить слезу, — отдайте мячик!

— Отстань ты со своим мячиком! — цыкнула на него тетенька. — Ну и в чем же, Пифагор, сущность твоего закона?

— Чего?

— Я спрашиваю: о чем твой закон?

— Трудно объяснить.

— Нет уж, пожалуйста... Я обещаю тебе постараться понять. Соблаговолите уж объяснить!

—Тетенька! Отдайте мячик! — опять заныл Серега.

Тетенька вдруг схватила его за плечи, вытолкнула в коридор и закричала там:

— Демидыч! Демидыч! Выведи его! Не дает работать! За уши не смей! Слышишь, не смей делать ему больно!

Она вернулась в комнату и села передо мной. А я стоял как дурак и проклинал себя, что не выкинул мяч в окно, пока ее не было. Но что-то меня удерживало.

— Тетенька! — раздался Серегин голос из-за забора. — Будьте человеком, отдайте мячик.

— Это черт знает что! — закричала тетенька и суетливо закрыла окно. — Послушай, Пифагор! У меня полно дел! Ты отнимаешь у меня время! — сказала она, беря меня твердыми руками за плечи.

— Отдайте мячик, и я уйду! — сказал я.

— Ты меня не так понял, — сказала тетенька. — Быстро излагай свой закон. И не торгуйся! Торгуется тут, понимаешь!

Я молчал.

Тогда она схватила мячик и выкинула его в раскрытую форточку.

— Спасибо! — заорали за окном мальчишки.

— Ну! — сказала тетенька.

— Если много разных цифр складывать, то можно, не считая, отгадать, какой будет ответ, четный или нечетный!

— Так! — И она вдруг улыбнулась. — Каким образом?

— Нужно сосчитать, сколько в примере нечетных чисел...

— Нечетных, так! А четные?..

— Если нечетных чисел четное количество, значит, и ответ будет четный! Вот и весь закон, — сказал я. — Мне можно идти?

— Погоди! Погоди! — сказала тетенька. Стуча сапогами, она подошла к доске — в комнате висела школьная доска, только не как у нас, не разлинованная. И стала быстро писать целую колонку чисел, даже шестизначных и восьмизначных...

Кто-то сунулся в дверь, но она так на него закричала: «После! После!», что я даже не успел рассмотреть, кто там за дверью испарился!

— Ну, — сказала она, закончив писать и поглядывая на меня, как мышка из норки.

Я сосчитал нечетные.

— Ответ будет нечетный!

— Так! — закричала она, стирая цифры. — А если я напишу так: «a + a + b + a + b + b + b + a»?

— Мы алгебру еще не проходим, — сказал я.

— Это не разговор! Думай!

Я смотрел-смотрел на доску и вдруг сообразил:

— А какие буквы нечетные?

— Умница! Умница! — Тетенька рассмеялась и сразу стала молодой. Она подбежала к доске и написала: при a — четн., b — нечетн.

— Ответ будет четным! — сказал я.

— Механику! Механику давай! — Тетенька обхватила меня за плечи.

— Мы механику не проходим! — сказал я.

— Пифагор! — сказала усталым голосом она и сняла очки. — Пифа! Ну что ты все «проходим, не проходим». — Она подавила ладонями глаза. — Ты что, не задумывался, отчего так происходит? Что ты торчишь, как столб. Садись! Вот, погоди.

Она порылась в ящике стола, вытащила открытую плитку шоколада. Отломила кусок и прямо затолкала мне в рот.

— Ешь! Чаю хочешь?

— Хочу! — сказал я и, прожевав шоколад, сказал: — Вообще-то задумывался!

— Ну! Ну?! — допытывалась она, заглядывая в самые глаза.

— А вы смеяться не будете?

— Над чем? — растерялась тетенька. И я понял, что она смеяться не будет. — Послушай, у тебя какие-то странные представления... Над чем смеяться?

И тогда я тоже придвинулся к ней и сказал тихо:

— Все числа четные!

— Как это? — шепотом спросила тетенька.

— Все четные! Только некоторые из них лишнюю единицу прихватывают!

— Зачем?

— Не знаю, — сказал я, — может, от жадности. И становятся нечетными!

—А может, не прихватывают, а теряют... От безалаберности... А? И становятся нечетными, а?

Я подумал и сказал:

— Может быть! Но мне лучше думать, что у них эта единица — лишняя.

— То есть, — сказала тетенька, — если мы все числа обозначим буквой а, то а +1 = b. Так или не так? — Она писала с такой скоростью, что я за ней едва глазами-то поспевал. Мелок по доске так и прыгал. — Я правильно поняла?

— Угу! — сказал я, потому что тоже понимал, что она пишет. — Вот эти-то единицы и складываются. От них ответ и зависит.

— Блестяще! — сказала она, откинула со лба прядь волос и засмеялась.

— И ничего смешного нет! Я когда в классе рассказал, то все тоже «ха-ха-ха»! А что смешного?!

— Ну что ты! Что ты! —- растерялась тетенька. — Я же не в смысле «ха-ха-ха»! Я просто радуюсь тому, как ты хорошо все продумал! Я радуюсь — понимаешь? Так как же ты до этого догадался?

— А... так... — сказал я.

— Ну, все же! А? В углу стоял! Да?

— Стоял, — сознался я.

— За что?

— Ел... На уроке.

Она вдруг прижала меня к себе.

— Господи, какой же ты маленький!

— Ну почему! — сказал я. — Еще и меньше есть. Я — третий от конца!

— Послушай, Пифагор, — сказала она, пытаясь пригладить мне волосы. — А как тебя зовут на самом деле?

Я сказал. И тетенька вдруг побледнела.

— Боже мой! — прошептала она. — Все повторяется!

И почему-то на глазах ее показались слезы.

— Не надо, — сказали. — Не плачьте.

— Нет-нет. — Она виновато помотала головой, стряхивая с глаз слезы. — Я не плачу! Это так...

И тут в окно ударил камень. Она ойкнула от неожиданности. Хотя камень — маленький и стекло не разбилось.

Она распахнула окно, и я услышал Серегин голос:

— Ты! Очкастая! Отпусти Пифагора! А то мы вам сейчас все стекла высадим! Отпусти!

— Вы что, с ума сошли! — закричала тетенька. — Вот он, ваш Пифагор, что я, съем его, что ли?

И она поставила меня на подоконник.

Я видел, что на пустыре стоят человек пятьдесят мальчишек, и не только из нашего класса, но почти все с нашей улицы. В руках у них были камни, а у Сереги — рогатка.

— Отпусти Пифагора! — кричал он. — Не посмотрим, что вы ученые! Все тут разнесем! Нет такого закона, чтобы детей арестовывать!

И другие мальчишки тоже орали и готовились швыряться камнями. И тогда она вдруг свистнула в два пальца, переливчато и отчаянно.

Мальчишки разом замолчали.

— Ну вот! Так-то лучше. Сейчас он к вам придет. — И закрыла окно.

Она повернулась ко мне.

— Тетя! — сказал я. — Я вам халат испачкал ботинками.

— Ничего! — сказала она. — Я его постираю. Ничего. Доедай шоколад!

— А вам? — спросил я.

— Мне еще дадут. Говорят, шоколад укрепляет мозги! Вот и ешь! — И она еще раз взъерошила мне волосы. — Господи! До чего же маленький!..

Через неделю охранник с металлическими зубами вынес нам новый кожаный мяч, а еще через неделю на пустыре появились футбольные ворота, а на окнах НИИ защитные сетки.

И когда мы играли в футбол, я нет-нет да и поглядывал на эти окна под темными сетками. Иногда мне казалось, что я вижу за ними тетеньку в белом халате, в очках и с папиросой «Казбек» в тонких, испачканных мелом пальцах... И она смотрит на нас...

Чтобы помнить всю жизнь

До третьего класса мы учились отдельно: мальчишки в нашей — мужской школе, а девчонки в школе через дорогу. Но потом поползли упорные слухи, что раздельное обучение отменяется и с будущей осени мальчишки и девчонки станут учиться вместе. Серега по этому поводу ужасно волновался.