Страница 11 из 102
— А это что? — хватает Серега мою руку и давай по башке своей стриженой водить. — Нащупал шишку?
— А что? — спрашиваю. — Здорово треснулся?
— Да нет! — говорит он. — Я тут у нашей соседки книжку нашел научную, «Френология» называется. Про то, как по строению головы определять способности! Вот пощупай, у меня тут выпуклость есть, а у тебя небось такой выпуклости нет!
Я пощупал. Действительно, у меня такой выпуклости нет. И так мне захотелось Сереге щелбана закатать! Уж больно он своей шишкой гордился, словно много лет ее выращивал и добился наконец!
— Это шишка организаторских способностей. Понимаешь, я природный организатор! Нарисовать стенгазету — это каждый дурак сумеет, а вот правильно все организовать — только у кого есть специальные способности!
— Ну и что! — говорю. — Ты что, этой своей шишкой газету рисовать будешь?
— Я все организую! Научно! С минимальными затратами!
В пустом классе мы приготовили краски, кисти и два листа ватмана. А после уроков наловили и за-
толкали в класс ребят, которые могут заметку написать или заголовок нарисовать.
— Коля, — говорим, — Колечка, иди сюда!
Он, конечно, подходит, а мы его раз в пустой класс, а уж там на доске написано, кому что делать. Сначала ребята в дверь колотились, потом стали проситься жалобно:
— Мне на секцию надо!
— Мне за братом в садик идти!
— Ничего! Ничего! — говорит Серега. — Все в ваших руках! Чем скорее нарисуете, тем скорее домой пойдете!
— Ну ладно, — говорит Витька, наш отрядный художник. — Будет вам газеточка!
Они стали шушукаться и хихикать.
— Эй вы! — говорит Серега. — Не вздумайте обмануть! Как нарисуете, давайте мне ее под дверь. Пока не посмотрю, вас не выпущу!
— Ладно, ладно! — говорят. — Уже рисуем.
Через час просунули нам газету. Прекрасная газета. Мы пошли с ней вниз к нянечке, говорим:
— Баба Саня, там на втором этаже кто-то ребят в классе закрыл...
А сами бежать. А то ловили мы их по одному, а теперь их много.
— Вот она, — говорил по дороге домой Серега, — организаторская шишечка! — Он шел без шапки, и снежинки таяли у него на затылке, и от головы шел пар.
А когда мы утром пришли в школу, у нашего класса была толпа. Тут не только наши ребята были, но и даже из других классов.
— Вот, — подмигнул мне Серега, — вся школа любуется нашей газетой.
Но газет-то оказалось две! Одну мы уже видели, а рядом с ней висела другая. «Швабра» — специальный выпуск. Не успел я на себя карикатуру рассмотреть, подбегает Витька-художник да как треснет Серегу по лбу линейкой! Тут они все на нас как набросятся! Хорошо, что звонок прозвенел. Но у Сереги и у меня головы от шишек уже стали бугристые, как картофелины. Теперь и не разобрать, какая шишка у Сереги организаторская.
— Эх, — сказал Серега, когда мы плелись домой, — и зачем только я им два листа ватмана дал! А вообще-то, — добавил он, — я вчера в Большой советской энциклопедии прочитал: лженаука эта самая френология. Чепуха одна, а никакая не наука!
«Козлов и Баранов»
Около нашего дома до войны стояла школа. Но в войну ее разбомбило. И мы, конечно, не могли помнить, какая она была. Мы же с Серегой тогда еще не родились. Мы видели только место, огороженное щитами, и надпись: «Вход воспрещен». Школу собирались на будущий год начать восстанавливать. Мы, конечно, мечтали в новую школу поблизости от дома ходить — тогда и во вторую смену учиться не придется.
Но пока мы учились в школе около вокзала. Туда можно доехать на трамвае. Три остановки. И остановки длиннющие, если, конечно, пешком. Есть и другая дорога: через дырку в заборе, через железнодорожные пути, через овраг, опять через забор — и пожалуйста, сразу в школьном дворе.
Этой короткой дорогой нам ходить строго-настрого запрещалось. Да мы и сами понимали, что опасно: маневровые паровозы туда-сюда разъезжают, попасть — пара пустяков.
Но довольно часто положение у нас было просто безвыходное. Все первое полугодие мы ходили во вторую смену, к часу дня. А если вдуматься, вторая смена — это что? Вечером после школы сразу уроки выучишь и все утро — гуляй! И вот тут-то мы с Серегой обязательно про время забывали. И довольно часто приходилось нам скакать через рельсы, так что только паровозы свистели да тетки-стрелочницы нам вслед флажками грозились.
Наконец нам учительница объявила:
— После каникул приходите к половине девятого утра!
Мы, конечно, «ура» закричали! Во вторую смену одни малявки учатся, раз мы в первую — значит, уже большие!
И вот надо же такому случиться: в последний день каникул я забыл маму предупредить, что мне в первую смену идти. Да еще перед этим я был в цирке, на елке, и мне там так понравилось, что я полночи уснуть не мог. Все мечтал, как я стану клоуном. А потом как будто меня выключили! Так что, если бы Серега за мной не зашел, я бы, может, до вечера не проснулся. Пока оделся, пока сумку с книжками схватил — времени совсем не осталось.
— Эх! — говорит Серега. — Была не была! Давай напрямки!
— Опасно, — говорю.
И правда, страшновато. Оно и днем-то по путям бегать — не в кино сидеть, а утром-то еще и темнотища, как в чернильнице.
— Ничего! — говорит Серега. — В темноте-то еще и лучше, стрелочницы не увидят.
— А если маневровый?
— Что мы, дураки — под поезд соваться?
— А если поперек состав стоит?
— Под вагоны не полезем. Решено.
И мы побежали. Бежать было трудно: во-первых, темно, а во-вторых, дорожка накатанная, скользкая — куда ногу ставить, непонятно.
Далеко-далеко помаргивал красными и синими огоньками вокзал, светил желтыми квадратами окон. И от этого рядом с нами было еще темнее и страшнее. Наверно, потому мы через пути скакали, будто антилопы африканские. Как валенки не потеряли — удивительно.
Только когда в овраг съехали, бухнулись в сугроб, смогли дух перевести.
Снег мягкий, пушистый... Над оврагом луна, которую на улице из-за фонарей совсем не видно. Тихо. И только в ушах бух-бух-бух! Потому что неслись как ненормальные.
— Ну теперь ерунда осталась! — говорит Серега. — По оврагу до вокзала, через забор — и мы в школе!
И мы опять припустили бегом, и вместе с нами над оврагом понеслась бледнеющая луна, потому что с другой стороны небо уже начало зеленеть, наливаться светом. Вдруг Серега — он первым бежал — как грохнется! И я через него вверх тормашками. Смотрим, мешок какой-то!
— Во! Понакидали тут на дороге барахла всякого! -— говорит Серега да как мешок этот ногой наподдаст! И сразу: — Ой-вой-вой!.. Да что тут, кирпичи, что ли!
— Серега, — говорю, — будь там хоть золото, хоть что... Мы в школу опаздываем! Давай, побежим!
— Стой, погоди! — говорит Серега. — А может, и правда золото? Слушай! Точняк! Этот мешок ворюги из поезда выкинул и...
У меня от этих слов почему-то мурашки по спине побежали.
— Этот мешок твой? — говорю. — Оставь его в покое!
Но Серега уже завелся.
— Слушай, — говорит, — давай посмотрим, а? А если что — в милицию заявим!
— Да? — говорю. — А в милиции спросят: «Как это вы, голуби, на железнодорожные пути попали? С какой такой целью?» Еще и штраф за хождение в неположенном месте влепят!
— А если он ворованный?
— Тем более не лапай! На нем отпечатки пальцев! И не топчись тут! Следы затопчешь!
— А если ворюги раньше милиции придут! Уволокут мешок, а потом их ищи-свищи!
От этих слов мне еще страшнее сделалось! Может, ворюги — поблизости! Сейчас сунут финку в бок — и привет! Наверно, и Серега об этом подумал, потому что замолчал. Только сопит в темноте. А темно-то стало, будто мы в глубокий колодец упали. И луна эта тоже! Ушла за облака, и как будто ее выключили.
— Все! — шепчет Серега. — Нас же весной в пионеры будут принимать, а мы сдрейфили! Разве пионеры дрейфят?
-— Развязывай! — говорю. — Была не была!
— Ого! — говорит в темноте Серега. — Тут еще и чемодан валяется.