Страница 5 из 27
— Представьте себе, — говорил Рочев, — что где-то далеко, может быть, в тысячах километров от нас, произошла катастрофа. Дрогнула земля, зашатались и начали рассыпаться, словно карточные домики, жилища. Мощные подземные удары следуют один за другим, и обезумевшие люди видят, как на их глазах гибнет то, что они создавали годами и десятилетиями. Теперь представьте себе другое: ученые смогли предсказать, что в такое-то время будет землетрясение. Гибель скольких людей предотвратил бы такой прогноз, сколько материальных ценностей можно было бы спасти? Составление прогнозов землетрясений — вот основная задача и цель сейсмологии. Над этим и работают сейчас ученые. Правда, прогнозы землетрясений — пока дело будущего, мы еще не научились составлять их, но зато районы возможных землетрясений определены достаточно точно. — Рочев машинально взглянул на часы и продолжал: — А знаете ли вы, отчего происходит землетрясение, какие силы заставляют колебаться огромные толщи земли?
Верочка, конечно, знала, но почему-то отрицательно покачала головой.
— Сейсмологи различают два вида землетрясений, в зависимости от глубины залегания их очагов. Наименее изучены те, очаги которых лежат ниже земной коры и достигают глубины до семисот пятидесяти километров. Значительно больше знают ученые о землетрясениях, очаги которых расположены в земной коре, достигающей в толщину сорок пять километров. Причина их — продолжающийся процесс горообразования… Вы думаете, что горы и долины на нашей планете находятся в покое? Нет! Горы непрерывно растут, многие части суши поднимаются, а другие, наоборот, опускаются. Там, где поднимающиеся и опускающиеся районы находятся близко друг от друга, нередко происходят скрытые глубоко под землей смещения огромных масс породы. Место, где это произошло, называется очагом землетрясения. От него-то, как от камня, брошенного в пруд, и расходятся во все стороны упругие волны — колебания почвы. Со скоростью шести километров в секунду мчатся они через земную толщу и, достигая поверхности, колеблют горы и моря, города и села. Сильнее всего толчки чувствуются в той точке поверхности, которая расположена над самым очагом землетрясения. Это место называется эпицентром. К сейсмически опасным районам относятся в первую очередь побережья Средиземного моря и Тихого океана, Японские острова, Гималайские горы, которые, кстати сказать, «подрастают» ежегодно на четыре сантиметра. На северо-западе Европы также идет процесс опускания и поднятия земной коры, но здесь он медленнее, спокойнее. Голландское побережье, например, постепенно опускается, уступая место морю, а Скандинавский щит поднимается. Интересно, что и Ленинград вместе с ним поднялся со времен Петра Первого на целый метр…
Тишину станции внезапно нарушил резкий сигнал зуммера, и на контрольном щите, напротив стола дежурного, среди десятков кнопок, рукояток и циферблатов, на незаметной с первого взгляда матовой стеклянной пластинке вспыхнули огненные слова: «Внимание, землетрясение!»
Автоматическая сигнальная аппаратура, смонтированная на станции, включается лишь в том случае, если приборы зарегистрировали сравнительно сильное сотрясение земной коры, сведения о котором должны быть обработаны немедленно и переданы другим станциям. Обработку сейсмограммы — большого листа фотобумаги, на котором световой луч сейсмографа чертит волнистую линию, — профессор Вяльцев проводил обычно сам или доверял своему заместителю.
Рочев снял пиджак и, накинув на плечи халат, в котором всегда проявлял сейсмограммы, отправился в аппаратную.
Тревожный сигнал взволновал Верочку. Ей еще не приходилось видеть огненные слова, вспыхивающие на контрольном щите. Рассказ Рочева ожил в ее воображении. Подумать только, что сейчас, в эту самую минуту, где-то, может быть, гибнут люди, рушатся дома, по горным склонам с грохотом летят обломки скал… Верочка зябко повела плечами, стараясь прогнать страшные видения, прошлась по комнате и на всякий случай включила электрический чайник: после работы Рочев любил иногда выпить стакан крепкого, как деготь, и очень сладкого чаю.
Вернувшись в кабинет с еще влажной сейсмограммой, Рочев присел к столу и долго, внимательно вглядывался в ее тонкие изломанные линии. Лицо его приняло сосредоточенное и вместе с тем недоумевающее выражение. Он сдвинул очки на лоб, что делал в особо затруднительных положениях, и медленно потянулся к телефонной трубке.
Вяльцев подошел не сразу. В трубке долго басили гудки и только минуты через три прозвучало недовольное: «У телефона». Рочев попросил профессора срочно приехать:
— Сейсмографы зарегистрировали непонятные колебания почвы. Во всяком случае, профессор, это не обычное землетрясение и не обычные микросейсмы…
Когда Рочев опустил на рычаг трубку, Верочка спросила:
— А что такое микросейсмы?
Молодой ученый внимательно рассматривал поразившую его сейсмограмму и ответил с явной неохотой:
— Это волны в земной коре, вызванные ветрами, прибоем. Их радиус невелик. Циклоны над океаном возбуждают особого рода микросейсмы, которые распространяются на несколько тысяч километров. Понятно? — и уже тише, словно про себя, добавил: — Но это не то и не другое. Хоть и напоминает сильнейший сконцентрированный быстротечный циклон…
На Игоря Сергеевича Вяльцева странная сейсмограмма произвела не меньшее впечатление, чем на Рочева. Они вместе долго разглядывали яростно расчерченную световым лучом фотобумагу. Затем Вяльцев попросил Верочку связаться по телефону с несколькими сейсмостанциями и взять у них сведения о таинственных колебаниях. Оказалось, что хотя эти колебания и были зафиксированы на других сейсмостанциях, но сейсмограммы не имели ярко выраженного характера.
Дело в том, что записывающие колебания почвы аппараты-сейсмографы не только фиксируют силу подземных толчков, но и определяют расстояние от их очагов. Если же знать расстояние до очага от нескольких станций, то, отложив их с помощью специального инструмента на большом — больше метра в поперечнике — глобусе, можно приблизительно найти эпицентр.
Через час эпицентр был найден. Вычислив его координаты, Рочев подошел к огромной карте полушарий и указал профессору на крохотную зеленую точку, со всех сторон окруженную сине-голубыми просторами океана.
— Остров? — Вяльцев придвинулся к карте и, прищурившись, прочел несколько слов, аккуратной дугой охвативших зеленую точку. Они свидетельствовали, что клочок суши, в районе которого возникли колебания, находится под опекой крупнейшей капиталистической державы.
— Мм-да-а, — протянул профессор, — интересное явление. — Однако не будем ломать голову. Я считаю, что сейсмограмму нужно завтра же утром отправить в Москву. Позаботьтесь об этом, Николай Федорович.
— А может быть, попытаться разобраться самим, Игорь Сергеевич? Разрешите мне заняться этим, — возразил Рочев.
— Не стоит, не стоит, дорогой мой. Кроме того, у вас и так немало работы. — Вяльцев кивнул на пухлую папку с диссертацией. — А сейсмограмму отправьте завтра же.
— Хорошо, Игорь Сергеевич. Будет исполнено.
— Ну, пора двигаться домой, — профессор встал. — Скоро два часа. Подвезти вас, Николай Федорович? Я на машине.
— Нет, спасибо, немного задержусь.
— Как хотите. — Вяльцев понимающе подмигнул Верочке, а Рочеву с улыбкой погрозил пальцем. — Знаю я вас, молодежь…
Профессор уехал. Верочка, красная, как пион, сидела, уткнувшись в какую-то ненужную бумагу. Рочев, сердито хлопнув дверью, скрылся в соседней комнате, которую все почему-то называли «чуланчиком». В этой небольшой, сплошь заставленной массивными низкими шкафами комнате хранились пронумерованные папки с сейсмограммами и прочим бумажным хозяйством станции. Свободными оставались только двери в комнату дежурного и в коридор. Последней, впрочем, почти никогда не пользовались, и она была заперта. Посреди «чуланчика» в полу прорезан неширокий люк, прикрытый дубовым творилом с блестящим медным кольцом вместо ручки. Там, внизу, — святая святых станции: глубокий бетонированный подвал, в котором установлены умные приборы — сейсмографы.