Ходынка

Москвин достал из узелка и протянул Деленцовой бело-голубую эмалированную кружку с царским вензелем:

— Вот сим предметом сейчас вся Москва и болеет.

— Неужели?

— Да-да!

Деленцова еще держала в руках кружку, но Надежда Николаевна уже тянула к ней руки, а следом за Надеждой Николаевной — и Выдрина. И даже у тихони Ляцкой зажглись глаза, и она стала освобождать свою талию из рук мужа.

— Называют ее вечной…

— Ну да, и в Париже их так же называют.

— … И взыскуют ее, как жизни вечной же.

Когда в кружку поухал даже Кока, и рассмотрел ее через очки самый терпеливый — Хазаров („Право, презанятная вещица!“), — она вернулась в руки Деленцовой.

— Так это всё? Только это и дадут народу?

— А мне нравится! — воскликнула Надежда Николаевна. — Право же, и я бы не отказалась от такой.

Сердце Вепрева ёкнуло.

— Нет, будут еще увеселения — вздохнул Москвин, как будто он сожалел о том, что будут увеселения. — Позвольте…

Он похлопал руками по оранжевому платку, приподнял его над столом и стал вопросительно озираться:

— А где же…

Тут в дальнем углу веранды раздался гомерический смех:

— Вы только подумайте!

Дулин держал в руках тоненькую брошюру в красно-зеленой обложке и смеясь, тыкал в нее пальцем:

— „Театр номер второй. Конек-Горбунок. Волшебная сказка“.

— А, вот она! — обрадовался Москвин.

— Так вот чем народ будут потчевать! — продолжал Дулин, — „Хан Ордынский“. То есть, господа, вместо дурака-царя в котле с молоком дурак-хан сварится. Надеюсь, теперь вам все понятно? Дабы покрыть свои делишки, трусливая буржуазия вкупе с изобличенным царизмом не гнушаются даже выхолащиванием сказок. Но это гнусно, господа! Это гадко! Отнимать у дитяти его единственную игрушку — это низко!

Дулин швырнул брошюру на стол.

— Как интересно! — захлопала в ладоши Надежда Николаевна. — А что там еще будет?

— Погодите — отдувался Москвин, — сам еще не видел.

Он взял брошюру и стал читать вслух:

„Народный праздник по случаю Священного Коронования…

У ласкового князя Владимира

Пированьице, почестен пир,

На всех званых-браных, приходящих.

(Русские былины)“.

— Вопиющая пошлость, господа! Взывать к русским былинам и подсовывать хана. Я согласен с вами, господин Дулин. Ага, вот:

„Выдаваемое в буфетах угощение состоит из: 1) фунтовой сайки, 2) полуфунтовой колбасы, 3) мешка сластей и орехов весом 3/4 фунта, 4) вяземского пряника и 5) эмальированной кружки с вензелями Их Императорских Величеств. Все эти предметы завязаны в цветной платок с изображением Кремля и Государственных гербов…“

— А в народе знаете, что говорят? — не вытерпел Кока.

— Что?! — подскочил Дулин.

— Что каждый мужик там, на гулянье, лошадь получит, а каждая баба — корову! Что в кружки лотерейные билеты будут класть! Что деньги просто так раздавать станут!

— Что реки винные потекут — добавил Москвин. — Знаете, господа, я к Чижову часто ходил и разговоров этих наслушался. Мастеровые своими руками эти гостинцы раскладывают и сами же байки сочиняют. Так уж русский мужик устроен: что ему в голову взбредет, колом не вышибешь оттуда. Беда, что поздно распубликовали. Да и то сказать: много ли народа эту книжицу прочтет?

— Да-а — протянул Ландграф. — У наших соседей, знаете ли, как-то раз все мужики с семьями поднялись, да и в Сибирь сбежали — кто пешком, кто на телегах. Прошел меж ними слух, что за Сибирью страна есть с этими самыми реками винными, с деревьями хлебными, конфетными и денежными. Дети! Господи, да они ведь настоящие дети! Воистину сон разума рождает чудовищ.

— Что ж вы хотите! — снова взвился Дулин. — Вековая мечта русского мужика! Когда мужик идейно безоружен, а поповщина по поверку оказывается ложью, он начинает свои сказочки выдумывать.

— Боюсь, не такие уж и сказочки — возразил Москвин. — За Сибирью действительно есть страна волшебная.

— Что вы говорите?

— Да. Знаете, сколько монарших дворов на коронацию пожаловало? Я был возле Кремля, когда там эту, простите, корону возлагали. Из Люксембурга и то карета золотая приехала. От золота в глазах рябит. Просто ужас: золотое руно размером с Красную площадь! Но вот одна страна своих делегатов отправила в обычных фраках и на простом экипаже, потому что законы им не велят народные деньги на ветер бросать.

— Какая же?

— Северо-американские соединенные штаты. Там, смею вас уверить, народ своё правительство в ежовых рукавицах держит. И уж конечно, не голодает. Своими глазами видел, как американцы смеялись, на это золото глядя.

Дулин поднял глаза, всклянь налившиеся кровью:

— Ну да… Там эти реки винные из негров бичами высекают.

— Вы и без меня прекрасно должны знать… — начал Москвин.

— Скажите, а правда ли, что в Успенском соборе давка была? — решился Вепрев, обливаясь от смелости потом.

— Не совсем — ответил Москвин. — А вот когда иллюминацию проверяли и народ в Кремль повалил, кого-то и впрямь здорово помяли. В Боровицких воротах одного так насмерть задавили.

— Обычная история — пожал плечами Сытин. — В Версале, на свадьбе дофина Людовика народ хлынул к алтарю — десятки задавленных. А в Париже тем временем фейерверки с угощениями — и там под четыре сотни погибло. Ну, так Людовик потом всё это своей головой искупил.

— Именно! — поднял палец Дулин. — Именно так, батенька! Судите сами: на эту препохабнейшую коронацию восемьдесят миллиончиков потратили. То есть на увеселения народные. На все эти электрические солнца… А министерство народного просвещения на этот год два миллиона всего и получило.

— Нет уж, увольте! — встал с места Деленцов. — Не только на увеселения. Вы почитайте-ка манифест про амнистию. Сколько там долгов и недоимок прощают! То бишь из казны оплатят. А вы говорите: увеселения!

— Несомненно одно — сказал Ландграф. — Народ действительно и темен, и наивен, как дитя. Вы только посмотрите, что здесь взрослым людям предлагают…

Он поднес брошюру к лампе, покрутил колесико фитиля и стал читать:

— „Увеселения. Театр номер 4-й. Представление русского соло-клоуна Владимира Дурова с его дрессированными животными. Между прочими номерами будет исполнено: грандиозное шествие животных, поездка козла на волке, дрессированный дикий кабан, хождение кошек по канату через крыс, электрический пароход, управляемый крысами, спасение крыс на воздушном шаре и пр. Дрессированные ежи: ежовая комедия, еж-музыкант, еж, стреляющий из пушки, еж-звонарь, шествие ежей и т. д. Дрессированные медведи. Состязания на призы. Влезание на мачты, бега, хождение по бревну и метание в цель производится по указанию распорядителей, соображаясь с количеством состязующихся, причем призы выдаются по жребию“.

— Ну вот! — воскликнул Дулин. — Подкуп. Ведь это подкуп народа, господа!

— Народ и нынче в Москву, как в эту вашу волшебную страну валит — оживился Хазаров. — У нас вчера Кошечкин из Курска приехал — так говорит, на поезд сесть нельзя было. Народ сюда на подножках, на крышах едет. Да еще с детьми, со старухами — чтоб каждому дали. И все мужики — с уздечками почему-то. Ну конечно, господа, всё сходится!

— „Призов для состязаний назначено всего 200“ — продолжал Ландграф. — „Они состоят из: 1) 50 глухих серебряных часов с портретами Их Императорских Величеств, к ним цепочки белого металла и серебряные жетоны с вензелями Их Величеств и надписью „В память коронационного гулянья“; 2) 50 больших гармоник; 3) 50 малых гармоник; 4) 50 костюмов, состоящих из кумачовой рубахи, плисовых шаровар, опояски и русской шапки с павлиньими перьями“.

— А ведь и правда народ до павлиньих перьев охоч — вздохнул Кока.

— „Русский канатоходец Федор Молодцов. Хождение по канату на высоте 8 сажен от земли. Между прочим исполнено будет: хождение с кипящим самоваром, стрельба из пушки, фейерверк, упражнения со стульями и т. д. Хор Скалкина. В составе 50 человек в богатых боярских костюмах. Хоры малороссийские. Хоры русские. Балалаечник и народный певец Ушканов“…