Страница 20 из 77
— Претензии надо предъявлять прежде всего, извини, Юлий, — Бестужев глянул на Раевского, — губернатору Забайкалья, но так как они в родстве, Муравьев ищет козлов отпущения среди подчиненных Корсакова…
Вернувшись к пристани, Бестужев стал осматривать баржи, многие из которых прохудились, дали течь. Чурина с группой сплавщиков он отправил вверх на помощь Митрофану. Некоторое время спустя подъехал Кукель и передал просьбу Муравьева выделить на слом одну баржу — леса для стройки не хватает. Бестужев выбрал самую худую и велел разгрузить ее. Кукель вскочил на коня и ускакал, а Бестужев решил пройтись по станице.
Она начиналась у места впадения Зеи в Амур и протянулась на несколько верст к западу. Двадцать пять готовых домов насчитал он, еще столько же было почти готово, а за ними закладывалась еще группа мазанок. Бабы с детьми месили глину ногами в яме с водой.
— Дяденька! — подбежал к нему мальчуган, — а мы вас видели!
— Где же? — удивился Бестужев.
— Третьеводни, на барже.
— Так ты только приехал! Ну как, нравится здесь?
— А чего? Неплохо. Вот построим дом, приходите посмотреть…
Бестужев поблагодарил за приглашение и, разговорившись, узнал, что мальчугана зовут Кешей, что тятя уехал в лес за бревнами, мамка, эвон, глину месит, а сестренка Гутя спит в шалашике. Бестужев подошел и увидел ровесницу своей дочери Лели.
— Ну, спасибо за разговор. Вот тебе, угощайся, — Бестужев достал из кармана конфет, которые, по обыкновению, носил с собой. Детишки в Селенгинске, зная об этом, завидев его, мчались к нему за угощением. Мальчуган взял конфеты, сунул одну за щеку и побежал к матери, сверкая босыми пятками. Прыгнув в глину, принялся месить ее ножками, весело поглядывая на уходящего дядю и что-то говоря матери.
Подходя к шатру генерал-губернатора, Бестужев услышал сзади топот копыт и посторонился. Муравьев с адъютантом осадили коней и спрыгнули на землю. Солдаты, подхватив поводья, повели лошадей на конюшню. Внутри шатра было просторно, светло от солнца, которое пронизывало белый холст, но душно. Муравьев попросил Сандро пошире распахнуть полог.
Стол был уже накрыт. Две большие фарфоровые чаши с китайской росписью наполнены красной и черной икрой, а еще большего размера чаши — яблоками, грушами, абрикосами. В центре стоял лагун со льдом и двумя бутылками шампанского. На стол была накинута кисея от мух.
— Усаживайтесь, сейчас подъедет Кукель, и примемся за обед. Спасибо вам за баржу. Леса полно, но валить, шкурить некому и доставлять не на чем, а дома надо завершать.
— Боюсь, последние до зимы не просохнут, — сказал Бестужев.
— И меня это беспокоит, но лето жаркое, должны успеть.
— Сколько людей думаете поселить здесь?
— Двести пятьдесят, в Иннокентьевский — сто, остальные — в Мариинске и Николаевске.
Бестужев решил замолвить слово за Буйвида и начал издалека:
— Познакомился сейчас с одной семьей. Думаю, приживутся.
— Семейные — да, но их, к сожалению, мало. Станичники поступили по принципу: на тебе, боже, что нам не гоже, а Буйвид не смог набрать достойных.
— Дело, пожалуй, не в нем, — сказал Бестужев. — Нельзя набирать людей с бора по сосенке. У нас ведь есть опыт переселения общинами. Сто лет назад в Забайкалье сослали староверов, и они прекрасно прижились, себя кормят и других хлебом снабжают. Сектантов на Руси много — молокане, духоборы… Всюду их притесняют, многие из них в Америку собираются. Так почему бы не предложить им Приамурье? Люди трудолюбивые, обоснуются не хуже семейских. И им хорошо, и нам выгода — не покинут Россию…
— Любопытно рассуждаете, — сказал Муравьев.
— И вот что еще. Нельзя переселять только из Забайкалья. Разве здесь избыток людей? Надо и из центра России.
— Эка хватили! Но как доставлять их сюда? Вон по этапу гоним арестантов год-полтора до Читы да тут — полгода. А нам надо срочно укрепить устье Амура, пока англичане не захватили его. Насчет сектантов резонно, но сколько времени уйдет, пока снесешься с начальством, ведь ни дорог, ни телеграфа…
Когда появился Кукель, солдаты убрали кисею со стола, внесли горячие блюда. За обедом Бестужев спросил Дадешкилиани, не приходилось ли ему бывать в Адлере.
— У Михаила Александровича там брат погиб, и он ищет свидетелей, а заодно, может, и виновников, — пошутил Муравьев.
— Грузины давно на стороне России, так что никто из них не мог быть виновником. Даже печальная история моего брата Константина не бросает тени на дружбу грузин и русских. Это — семейная ссора. Мой отец вполне мог знать вашего брата, если он заезжал в Кутаис.
— Он бывал там много раз, — сказал Бестужев.
— В десанте у мыса Адлер участвовали огромные силы, — начал рассказывать Муравьев не столько Бестужеву, сколько Сандро и другим, — пятьсот орудий ударили разом. Молодой Путятин командовал тогда фрегатом «Агатополь» и вместе с братом Михаила Александровича бросился в атаку… Между прочим, — Муравьев повернулся к Бестужеву, — я говорил Путятину о вас в Шилкинском Заводе, он хотел свидеться с вами, но уехали вы куда-то. А о вашем брате он сказал, что его убили точно.
— Знаю цену подобным утверждениям. После четырнадцатого декабря один мой родственник клялся, что своими глазами видел меня убитым. Путятин хотел свидеться? Извините, не уверен. В Морском корпусе гардемарины любили подшучивать над салажатами, как называли кадетов. Шутки порой были жестокими. Однажды я заступился за него и Нахимова, и с той поры они не раз находили во мне защитника. Полагаю, что это помнится.
Но вот, представьте, он — генерал-адъютант, вице-адмирал, глава дипломатической миссии, а я кто? И мне кажется, из-за неловкости за столь разные судьбы он и не решился на встречу. Если бы он действительно захотел встретиться, нашел бы меня обязательно…
— А ведь верно, — сказал Муравьев. — Но бог с ним. Моряк он неплохой, однако у меня при одном упоминании о нем начинает болеть голова. Вы правы, Михаил Александрович, своей миссией в Китай он может испортить ситуацию на Амуре.
Бестужев глянул на Раевского, тот еле видным движением глаз дал понять, что они с Кукелем передали Муравьеву мнение Бестужева о миссии Путятина.
— Ну что, славно пообедали. Спасибо вам за баржу, за предложения о переселенцах. Об этом следует подумать, — вставая из-за стола, сказал Муравьев и пригласил Бестужева на ужин с посланными из Айгуна.
ГОСТИ ИЗ АЙГУНА
Бестужев проснулся от света фонаря, с которым Раевский вошел в каюту. Юлий, когда они сошли с баржи, показал на двух оседланных лошадей, сказав, что это позаботился Муравьев.
Несмотря на темноту, лошади, хорошо знавшие дорогу, бежали уверенно, быстро. Их даже пришлось сдерживать. Ярко освещенный изнутри шатер генерал-губернатора казался издали беломраморным дворцом. Когда они спешились и подошли к входу, из-за полога повеяло благовониями, чесноком и хорошим табаком.
Муравьев представил Бестужева гостям, те выслушали перевод от человека в китайском халате, потом, улыбаясь, поклонились ему. Муравьев усадил Бестужева рядом с собой. Справа от него оказались Раевский и Кукель, а Дадешкилиани и гости с переводчиком сидели напротив.
— Завтра посланные амбаня вернутся в Айгун и доложат о вашем прибытии, — Муравьев сделал паузу, чтобы переводчик успел донести смысл слов. Когда гости закивали головами, он продолжил речь. — Разрешение на проход мимо Айгуна уже есть. Более того, нам обещаны лоцманы, но амбань[15] побаивается гнева богдыхана… Последние слова переводить не надо, — не меняя интонации, с той же любезной улыбкой добавил Муравьев.
— А переводчик разве не китаец? — тихо спросил Бестужев Раевского.
— Нет, это крещеный бурят Епифан Иванович Сычевский. Много лет служил в Пекине, а сейчас драгоманн[16] при Муравьеве.
— Откуда у него такая фамилия?
15
Губернатор (маньчж.).
16
Переводчик (араб.)