Страница 17 из 17
Этельфлэд ухмылялась и выглядела такой же счастливой, как раньше, до замужества. Потом она кивнула в сторону покачивающейся повозки.
— Это мой сводный брат?
— Да. Ты уже видела его раньше.
— Не часто. Как он похож на отца!
— Похож, — сказал я. — А ты не похожа, за что я благодарен.
Это замечание заставило ее рассмеяться.
— Где ты раздобыла кольчугу? — спросил я.
— Этельреду нравится, когда я ее ношу. Он заказал ее для меня во Франкии.
— Серебряные звенья? — спросил я. — Их можно проткнуть даже сучком!
— Вряд ли муж хочет, чтобы я сражалась, — сухо проговорила Этельфлэд, — он просто хочет мною щеголять.
Я подумал, что это можно понять. Этельфлэд была красивой женщиной, по крайней мере, когда ее красота не затуманивалась несчастьем, — ясноглазая, с чистой кожей, с пухлыми губами и золотыми волосами. Она была умной, как и ее отец, куда умнее мужа, но ее отдали за Этельреда по единственной причине — чтобы мерсийские земли объединились с Уэссексом Альфреда. В этом смысле, хоть и ни в каком другом, брак оказался успешным.
— Расскажи мне про Алдхельма, — попросил я.
— Ты его уже знаешь, — парировала она.
— Я знаю, что не нравлюсь ему, — весело сказал я.
— А кому ты нравишься? — с ухмылкой спросила Этельфлэд.
Она придержала лошадь, оказавшуюся слишком близко к ползущей повозке. Поверх перчаток из мягкой кожи козленка Этельфлэд носила шесть ярких золотых браслетов с редкими драгоценными камнями.
— Алдхельм, — негромко проговорила она, — дает советы моему мужу, и он убедил Этельреда в двух вещах. Первая — что Мерсии нужен король.
— Твой отец этого не допустит, — сказал я.
Альфред предпочитал, чтобы Мерсия искала королевскую власть в Уэссексе.
— Мой отец не будет жить вечно, — сказала Этельфлэд. — И еще Алдхельм убедил моего мужа, что королю нужен наследник. — Она увидела мою гримасу и засмеялась. — Только не я! С меня довольно Элфинн… Я никогда еще не испытывала такой боли. Кроме того, мой дорогой муж презирает Уэссекс. Он презирает свою зависимость от Уэссекса. Он ненавидит руку, которая его кормит. Нет, он хотел бы иметь наследника от какой-нибудь милой мерсийской девушки.
— Ты имеешь в виду…
— Он меня не убьет, — бодро перебила она. — Но он захочет со мной развестись.
— Твой отец никогда этого не допустит!
— Допустит, если меня уличат в супружеской неверности, — ответила Этельфлэд удивительно ровным тоном.
Я уставился на нее, не совсем веря своим ушам. Она увидела мою недоверчивость и встретила ее издевательской улыбкой.
— Что ж, ты ведь спросил меня об Алдхельме.
— Этельред хочет, чтобы ты…
— Да, — ответила Этельфлэд. — А потом он обречет меня на монастырь и забудет о моем существовании.
— И Алдхельм одобряет эту затею?
— О, одобряет, еще как! — Этельфлэд улыбнулась, как будто я задал глупый вопрос. — К счастью, у меня есть слуги из восточных саксов, которые защищают меня; но что будет, когда отец умрет? — Она пожала плечами.
— Ты рассказала об этом отцу?
— Да, только вряд ли он поверил. Но, само собой, он верит в веру и молитву, поэтому послал мне гребень, принадлежавший Святой Мильбурге, и сказал, что гребень придаст мне сил.
— Почему он не верит тебе?
— Он думает, что я склонна к дурным фантазиям. А еще он считает Этельреда очень преданным. И моя мать, конечно, обожает Этельреда.
— Так и есть, — мрачно проговорил я.
Жена Альфреда, Эльсвит, была озлобленным созданием и, как и Этельред, родом из Мерсии.
— Ты можешь попробовать пустить в ход яд, — предложил я. — Я знаю женщину в Лундене, которая готовит ужасные яды.
— Утред! — укоризненно произнесла она.
Но, прежде чем Этельфлэд успела сказать еще что-то, из арьергарда галопом прискакал один из людей Финана; копыта его лошади взметали комья луговой земли.
— Господин! — закричал он. — Настала пора поторопиться!
— Осферт! — окликнул я, и наш ложный король со счастливым видом спрыгнул с повозки и сел в седло. Он швырнул бронзовый обруч в повозку и натянул шлем.
— Брось ее! — крикнул я вознице. — Скати в канаву!
Возница ухитрился сделать так, что два колеса повозки оказались в канаве; так мы и оставили тяжелый экипаж — опрокинутым, со все еще впряженными в него лошадьми.
Финан и наш арьергард с шумным конским топотом поскакали по дороге, а мы помчались перед ними к небольшому лесу, где я подождал, пока Финан нас догонит. Как только мы соединились, показались первые преследующие нас датчане. Они нещадно погоняли лошадей, но я рассчитывал, что брошенная повозка с бросающимися в глаза украшениями задержит их на несколько мгновений. Так и случилось — скачущие впереди остальных преследователи закрутились вокруг экипажа, а мы свернули в сторону.
— Это лошадиные скачки, — сказал мне Финан.
— И наши лошади быстрее, — ответил я.
Наверное, так и было. Датчане сидели на конях, которых смогли захватить их мародерствующие отряды, в то время как мы ехали на лучших верховых скакунах Уэссекса. Я бросил последний взгляд на спешившихся врагов, набившихся в повозку, потом ринулся дальше в глубь леса.
— Сколько их там? — крикнул я Финану.
— Несколько сотен, — ухмыляясь, отозвался он.
Значит, рассудил я, каждый человек из войска Харальда, способный оседлать лошадь, присоединился к погоне. Харальд испытывал экстаз победителя. Его люди разграбили весь восточный Уэссекс, а теперь он не сомневался, что прогнал армию Альфреда из Эскенгама, открыв таким образом датчанам путь к разграблению всего центра страны.
Однако перед тем, как заняться этими приятными делами, он хотел захватить самого Альфреда, поэтому его люди бешено гнались за нами. Харальда не заботила их слабая дисциплина, он верил в свою удачу, которая его не подведет.
То была дикая охота, и Харальд дал волю своим людям, послав их, чтобы те привезли ему короля Уэссекса.
Мы вели их, мы заманивали их и искушали. И не скакали так быстро, как могли бы; вместо этого мы старались не терять из виду преследующих нас датчан. А они только один раз нас перехватили.
Райпер, один из лучших моих людей, ехал далеко справа от нашего отряда, и его лошадь угодила копытом в кротовью нору. Он находился в тридцати шагах от меня, но я услышал треск сломавшейся кости, увидел, как Райпер падает, как его лошадь бьет копытами, рухнув с воплем боли.
Я повернул к нему Смоку и увидел маленькую группу датчан — они быстро приближались.
— Копье! — крикнул я одному из моих воинов.
Схватив тяжелое копье с древком из ясеня, я поскакал прямо к датчанам, что были впереди и мчались, чтобы убить Райпера.
Финан повернул вместе со мной, как и дюжина других моих людей, и враги, увидев нас, попытались свернуть в сторону, но Смока уже стучал копытами по земле, раздувая ноздри. Я опустил копье и угодил ближайшему датчанину в грудь. Ясеневое древко задрожало, моя рука в перчатке скользнула вдоль древка, но наконечник вонзился глубоко. Кровь хлынула и потекла между звеньями кольчуги датчанина.
Я выпустил копье.
Умирающий еще оставался в седле, когда второй противник замахнулся на меня мечом, но я отбил удар щитом и, надавив коленями на бока Смоки, повернул его, в то время как Финан рубанул своим длинным клинком по лицу третьего датчанина. Я выхватил поводья у того, которого пронзил копьем, и потащил его лошадь к Райперу.
— Сбрось ублюдка и садись! — крикнул я.
Выжившие датчане отступили. Их было меньше дюжины, и они были предвестниками появления остального отряда — их кони оказались самыми быстрыми. Подкрепление не сразу смогло прийти к ним на помощь, и к тому времени мы, целые и невредимые, уже ускакали прочь.
Ноги Райпера были слишком короткими и не доставали до стремян его новой лошади; он ругался, цепляясь за седельную луку.
Финан улыбался.
— Это их разозлит, господин, — сказал он.
— Мне и нужно, чтобы они взбесились, — ответил я.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.