Страница 4 из 87
Поскольку в ту пору издательство «Минюи» публикует маленькими томиками короткие тексты Маргерит Дюрас, я набираюсь дерзости предложить ему сделать такую же тонюсенькую брошюру из моего крохотного текста. Коли он ему нравится, почему бы и нет? Вы не подумали, говорит он, пожимая плечами, ваш текст чересчур короток. Ну и что, говорю я, «Шлюха с нормандского берега» тоже совсем не длинна. Конечно, парирует он, но вы не Дюрас. Легко с этим соглашаюсь. В конце концов, спустя некоторое время этот текст в виде раздаваемого клиентам буклета публикует объединение нескольких книжных магазинов. Поскольку он проходит не совсем незамеченным, Лендон соглашается опубликовать его под обложкой издательства — но, с обычным своим пристрастием к смене названия, брюзжит и по поводу этого. На сей раз, говорит он, мне не нравится в вашем заглавии слово «оккупация»[9]. Оккупация, знаете ли, вызывает у меня дурные воспоминания. Но тут я, рискну сказать, сопротивляюсь. Это, впрочем, последний раз, когда он поднимает шум из-за названия, все следующие романы проходят без малейших нареканий.
В другой раз со мной связывается издатель, который предлагает опубликовать какой-нибудь мой короткий текст в составляемом им сборнике. Я не говорю ни да, ни нет, хотя отлично знаю, что делать этого не буду. Просто тогда я еще не научился говорить нет — с тех пор я добился в этом некоторого прогресса, — итак, я уклончив, я увиливаю. Но недостаточно: спустя несколько дней в прессе появляется объявление об этом сборнике; среди упомянутых имен присутствует и мое. Гнев Лендона: Скажите-ка, я тут заглянул в газету, говорит он мне, что там за история? Да чушь все это, говорю я, полная чушь. Вы доставите мне удовольствие, говорит он, если напишете этому деятелю, что выходите из его проекта. Никаких проблем, если это может доставить Лендону удовольствие: поскольку я уверен, что сей проект в любом случае меня не интересует, пишу этому деятелю, его о том извещая. Спустя несколько дней Лендон, не без лукавства: Кстати, то письмецо, что я просил вас написать, вы его отослали? Ну да, говорю я, конечно. Он делает большие глаза: Да? В самом деле? Я же вам сказал, отвечаю я. Он смотрит на меня с удивлением. Поразительный все же тип: он не только позволяет себе давать вам указания, в довершение всего он позволяет себе воображать, что их не выполняют.
Только не надо думать, что это холодный, высокомерный, властный, бесчувственный человек. Насколько я его знаю, он совсем другой. Он как раз таки страстен, он волнуется, он насмешничает, он загорается и радуется, а может и негодовать и возмущаться. Не следует также думать, что он не симпатичен, вопрос не в этом, он милейший человек. Вопрос в том, что ему есть что делать, и симпатичность тут ни при чем, симпатия — не его забота. А кроме того, он просто-напросто не может терять времени, и вот это он способен втолковать весьма решительно и энергично. Однажды я звоню ему по какому-то поводу, извиняясь для начала, если его отвлекаю: Да, говорит он, вы меня чрезвычайно отвлекаете — и вешает трубку.
И вместе с тем он может часами восторгаться той или иной книгой, фильмом, местом в Париже. Когда выходит фильм Джима Джармуша «Пес-призрак», он целыми днями изводит меня по телефону, чтобы я сходил на него. Этот фильм именно для вас, повторяет он, уверяю, специально для вас. Сам он ходит в кино каждое воскресенье, днем. Что же касается экранизаций опубликованных им романов, его позиция проста. Идеал в отношениях с кинематографом, широко улыбаясь заявляет он, когда вам удается продать права, а фильм потом не выходит. Лучше, видите ли, и не придумаешь.
Итак, кино днем по воскресеньям, утром же, очень рано, он гуляет по Парижу. Он уходит очень далеко, шагает очень быстро, угнаться за ним удается с большим трудом — но я никогда не сопровождал его в этих прогулках, я просто убеждался, как трудно не отстать от него на улице, когда нам приходилось отправиться вместе куда-либо в Париже. Впрочем, он стремителен во всем, все делает быстро: приносишь ему рукопись, назавтра он звонит. Один раз даже в тот же вечер.
Итак, никаких шансов на долгие литературные беседы в Люксембургском саду или где еще. Зато что касается прогулок по Парижу, тут он, напротив, дока. Так как я здесь тоже не совсем профан, мы в конце концов обмениваемся уголками Парижа, радуясь, что открыли, каждый со своей стороны, один и тот же причудливый и совершенно необнаружимый дом в почти недоступной зоне у моста Тольбиак, или же обсуждая достоинства рассеянных по городу скульптур Эмманюэля Фремье. Именно по его совету я, например, направляюсь в такой-то сад, по его совету иду полюбоваться на старое, особенно интересное граффити («Все на семинар Жака Лакана!») на задворках рядом с авеню Ледрю-Роллен, в таком вот роде. Советы, все-таки советы.
Однажды, в мае 1989-го, только-только закончив книгу, звоню ему, чтобы об этом предупредить. Ну так чего же вы ждете, говорит он, почему не приносите? Но для меня эпоха информатики еще впереди, я по-прежнему работаю на старенькой пишущей машинке, заклеивая и перебивая, все в единственном экземпляре. Просто я сейчас без автомобиля, говорю я ему, он у механика. Ну и что? удивляется он. Мне, отвечаю, придется ехать на метро. Не вижу связи, говорит он. Но ведь рукопись, говорю я, а вдруг у меня в метро ее украдут. Ну и ну, смеется он, и часто у вас в метро крали рукописи? Ладно, говорю я, сейчас приеду.
Через несколько месяцев после этого диалога умирает Сэмюэль Беккет. Я в это время отдыхаю в горах, мне приходит идиотская идея позвонить Лендону, а не, как принято, написать. По телефону он очень любезен и, как мне кажется, до крайности печален.
Я уже говорил, едва ему принесешь рукопись, как уже на следующий день он звонит, — однажды, об этом я тоже упоминал, предупредив меня, что у него много работы и он сможет взяться за чтение только назавтра, он звонит в тот же вечер. Но как-то, на следующий день после передачи другой рукописи, в апреле 1992 года, по поводу опуса, озаглавленного «Нас трое», телефон не звонит. Я немного беспокоюсь, но стараюсь не подавать вида. Послезавтра утром тоже ничего, я беспокоюсь уже всерьез. Потом, во второй половине дня, он звонит и любезнейшим тоном приглашает меня к себе: я сажусь в метро в чрезвычайном беспокойстве.
Ну так вот, говорит он, мне очень нравится ваш текст, если вы хотите, можно прямо так его и напечатать. Но вот я не совсем уверен, что конец, не думаете ли вы, что конец, с концом что-то такое, я не говорю, что он не годится, но тем не менее этот конец… — и так далее, и тому подобное. Я, естественно, заявляю, что очень расстроен, но ситуация представляется не такой тяжелой, как я опасался; я забираю рукопись, возвращаюсь к себе и изучаю этот самый конец. И правда, не так уж он и хорош. Переделываю его, но это задним числом заставляет изменить многое по всему тексту, что ощутимо идет рукописи на пользу. Я довольно легко справляюсь с этой задачей, за несколько недель, тогда как обычно весьма медлителен, и отношу текст в издательство. Ну вот, говорит Лендон, теперь все в порядке. Немедленно посылаем в типографию. Короче, скор, как всегда.
Двумя годами ранее, в 1990-м, один художественный фонд пригласил меня вместе с несколькими друзьями-писателями (я не люблю слово «писатель» и стараюсь избегать его, когда только возможно, но не так-то много других слов, чтобы обозначить то, что ты делаешь) во Флориду, и, по правде, все прошло очень славно, дни на пляже, ночи в барах, иногда мы даже немного пописывали. Все прошло настолько славно, что мы решили, дабы это событие отпраздновать, написать по рассказу и объединить их в сборник, которому, как мы с энтузиазмом постановили, по выходе, естественно, будет обеспечен грандиозный успех. Вернувшись во Францию, я отношу весь комплект Жерому Лендону, каковой сразу же надувает губы. Он читает сборник, потом приглашает меня и с каменным лицом протягивает договор, согласно которому, похоже, берется его издать. Ситуация небывалая, так как обычно, когда текст ему нравится, он улыбается своей широкой улыбкой и выглядит в общем-то довольным. Днем я решаюсь позвонить Ирен: Что происходит? спрашиваю я ее. Жером действительно собирается издать этот сборничек, но у него в то же время сердитый вид. Пойду, говорит Ирен, справлюсь. И никаких проволочек: часом позже звонит Жером Лендон: Ирен сказала, что у вас возникли вопросы. Ну так вот, я нахожу вашу затею совершенно никчемной, вкратце говорит он, все это никуда не годится, никуда не годится и ваша часть, я издам ваш сборник, просто чтобы его не издали другие.
9
Речь идет о крохотной повести «Застройка территории» — «L'Occupation des sols», что буквально можно понять и как «Оккупация земель».