Страница 13 из 13
– Гарт, ты не обязан идти вслед за мной на службу, – выдавил он из себя. – У тебя своя жизнь, свои дела, постоялый двор опять-таки… В общем, я пойму, если ты…
– Стоп, – остановил его Гарт. – Хватит, братец, молоть чушь. Во-первых, мы с тобой друзья. А во-вторых, я абсолютно свободен и у меня нет дел, которые было бы жалко бросить. Что же касается постоялого двора, то я уже говорил тебе, что я еще не готов. Она милая женщина, и, признаться, я к ней очень даже… хм… неравнодушен, но… Короче, королевская служба – это великолепный шанс немного приостановить кое-какие отношения. Ты понимаешь?
Растроганный Рустам обнял его:
– Я рад. Я очень рад.
– А уж я-то как рад, – постарался скрыть за усмешкой свое волнение Гарт. – Да ладно, чего уж там, пошли лучше кастеляна разыщем. И, когда он тебя спросит, сколько у тебя людей, не забудь про меня, а не то придется спать по очереди на одной кровати. А я этого не люблю, ты знаешь.
– Фабио Иманали, секретарь младшего казначея, – объявил дворецкий.
Молодой гоблин глубоко вздохнул, скрестил на удачу пальцы и, низко кланяясь, вошел в королевский кабинет. Ему уже доводилось видеть короля, но никогда еще он не был от него так близко – десять шагов, строго по этикету. Когда Фабио остановился у положенной ему по рангу отметки, король оторвал взгляд от бумаг и смерил его взглядом, заставившим Фабио затрепетать. У него пересохло во рту и противно задрожали колени.
– Ваш преданный слуга явился по вашему зову, ваше величество.
Король взял со стола исписанный лист и взмахнул им в воздухе:
– Знаешь, что это такое?
– Никак нет, ваше величество.
– Это прошение от казначея Уотфорда с просьбой тебя уволить.
Фабио натужно сглотнул воздух, застрявший в горле. У него вдруг неприятно перехватило дыхание.
– Уотфорд пишет, – продолжил король, – что ты своевольничаешь, лезешь не в свои дела и возводишь клевету на моих честных слуг. Он также жалуется, что ты ведешь непозволительные речи и чересчур дерзок со старшими по званию. Этого вполне достаточно не только для увольнения, но и для начала служебного расследования. Королевская служба – дело серьезное, проштрафившихся не выгоняют, а сажают в крепость. Ты должен был знать об этом, когда подавал прошение о приеме на службу.
– Ваше величество…
– Я разве разрешил тебе говорить? – Голос короля хоть и прозвучал бесстрастно, но это бесстрастие было для молодого гоблина страшнее отцовской ярости. – Я хочу, чтобы ты запомнил: со мной можно спорить, меня можно убеждать, но никогда и ни в коем случае мне нельзя перечить.
Фабио вжал голову в плечи и не на шутку пригорюнился. «Что теперь со мной будет? – мелькнула у него в голове шальная мысль и тут же была поглощена другой, более важной: – А что будет с Венерой, если меня посадят?»
Молодость есть молодость, опыт приходит с годами, и никак иначе. Будь Фабио постарше, он бы непременно задумался – а чего ради король дает ему уроки на будущее (пускай и весьма жесткие), если все равно собирается его посадить?
Тем временем король, убедившись, что молодой гоблин проникся до глубины души, скомкал прошение казначея Уотфорда и выбросил его в корзину.
– А теперь перейдем к делу. Подойди ближе и сядь.
Совершенно растерянный Фабио поднял голову.
– М-мне…
Он хотел сказать: «Мне не положено подходить ближе». Но король удивленно приподнял бровь, и слова благоразумно застряли в горле. Потрясенный гоблин подошел ближе и сел на стул, стоявший всего в четырех шагах от его величества. Так близко к королю не могли приближаться даже титулованные дворяне.
Королю было не до этикета. Он взвесил на ладони толстую папку и сказал:
– Я пролистал твои отчеты и предложения. Здесь написано, что мы можем сэкономить семнадцать тысяч золотых монет. Объясни.
Сердце молодого гоблина вздрогнуло и затрепетало в груди, подобно влюбленному жаворонку. Он позеленел от волнения и, глубоко вздохнув, словно перед прыжком в омут, принялся излагать. Вкратце пробежавшись по использованным им методам систематизации и анализа и более подробно остановившись на выявленных в результате фактах, Фабио шаг за шагом раскрыл перед королем неприглядную картину многочисленных злоупотреблений. Это было тем более удивительно, что он не рассказал ничего нового или ранее неизвестного. Фабио всего-навсего собрал разбросанные по многочисленным отчетам сведения и сложил их в единую мозаику. Выводы получились шокирующие и неутешительные:
– Таким образом, ваше величество, мы повсеместно закрываем «дешевые» займы и продолжаем платить по «дорогим». Вот очередной пример: банкирскому дому Критолини мы должны двадцать четыре тысячи золотых под двенадцать процентов, а банкирскому дому Бриоли – двадцать три тысячи под двадцать один процент. Следуя простейшей логике – из этих двух займов следует закрыть «дорогой» кредит Бриоли, продолжая выплачивать «дешевые» проценты Критолини. Вместо этого, по неведомым мне причинам, казначейство закрывает кредит Критолини, продолжая выплачивать большие проценты Бриоли. А ведь это на две тысячи монет больше. И все это на фоне жестокого дефицита. В то время как стоит только рационализировать погашение казначейских займов, и в первый же год высвободятся искомые семнадцать тысяч. А ведь есть еще бартерные займы, это те случаи, когда казначейство занимало не деньгами, а товаром. Конечно, в некоторых сделках четко прописано, чем, собственно, мы должны расплачиваться. Но в большинстве случаев казначейство разумно оставило за собой право решать, в чем именно будет производиться расчет. Однако, разумно оставив за собой это право, распоряжаемся мы им абсолютно неразумно. Как пример – сделка с гномьей ростовщической конторой «Клекланд и сыновья». Еще до войны они ссудили казначейство зерном – пятьдесят четыре тонны пшеницы под двадцать шесть процентов. Не знаю, право, как им это удалось. Разумно – закрыть столь «дорогой» заем при первой же возможности. Но абсолютно неразумно, я бы даже сказал преступно, расплачиваться по займу зерном, выросшим в цене более чем в два раза. Ведь по договору мы можем расплатиться и деньгами…
– Сколько мы можем сэкономить на бартерных сделках? – прервал его король, до этого времени внимательно слушавший.
– Не знаю, ваше величество, – признался гоблин, которому родная финансовая стихия помогла прийти в себя и избавиться от робости. – Как секретарь младшего казначея Освальда, я имел доступ только к так называемым чистым займам. Информацию по бартерным займам мне удалось раздобыть лишь по двум-трем случаям.
Лицо короля оставалось спокойным, но в глазах проявились стальные отблески, выдавшие хорошо контролируемый холодный гнев.
– Добрая половина из доложенного тобой не попала в твои отчеты. Почему?
– Я боялся за свою жизнь, ваше величество, – честно ответил гоблин. – Слишком большие деньги, ради них даже мягкотелые чиновники сподобятся на убийство.
Глухо хрустнули королевские пальцы, сжатые в кулак, глухо прозвучал и вопрос:
– Освальд?
Фабио облизнул пересохшие губы.
– Чист, ваше величество.
В воздухе повисла напряженная пауза, которую прервал тяжелый вопрос:
– Уотфорд?
– Чист, ваше величество, – выдохнул молодой гоблин. – Их запутали в цифрах и отчетах. Завалили массой мелких расчетов. Они виноваты лишь…
– Договаривай.
– В невнимательности, ваше величество.
Фабио хотел сказать «в некомпетентности», но ему показалось, что это будет похоже на грязную попытку «подсидеть» вышестоящее начальство, и он невольно сгладил формулировку. От короля не ускользнули его душевные метания, он все понял правильно и по достоинству оценил. Впрочем, разговор был еще не окончен.
– Честер, тебе пора к нам присоединиться, – сказал король.
Гобелен с изображением соколиной охоты отъехал в сторону, и из потайного угла вышел глава тайной службы, граф Честер. Фабио остолбенел от удивления и страха, вновь напомнившего о себе. Графа Честера во дворце боялись все, за исключением лишь самого короля и его старого дворецкого Бертрама.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.