Страница 10 из 17
– Мы отвлеклись. – Ольга сначала искоса взглянула на него, потом подняла голову. – Скажите, Дмитрий, вот у вас в группе у всех есть… прозвища. Зачем они нужны?
– Не прозвища, псевдонимы, – поправил ее Дмитрий. – Они используются для радиосвязи, как позывные. Опять же команды становятся короче, да и понятнее.
– Ясно, – Ольга кивнула, но у Дмитрия создалось впечатление, что ничего нового он ей не открыл. – А кто их придумывает, вы сами?
Дмитрий пожал плечами:
– Когда как. В основном, псевдонимы – это производные от фамилий. Глухарев – Глухарь, Чирков – Чирок, Жилин – Жила.
– Почему же тогда у Кожевникова псевдоним Фагот? – спросила Ольга. – Или он до армии занимался музыкой?
Дмитрий остро глянул на нее. Псевдонимы в личных делах не прописаны. Откуда же она узнала?!. Хотя, она уже побеседовала с Глухарем. Может, от него.
– Да нет, не в этом дело, – начал объяснять Дмитрий, но, представив здоровяка Кожевникова с фаготом в руках, не удержался и хмыкнул. – Тут дело в другом. Так называется переносной противотанковый ракетный комплекс: ПТУР «Фагот». Слышали? Так вот, до перевода к нам в бригаду Кожевников служил стрелком-наводчиком этого комплекса.
– Понятно, – Ольга кивнула. – А почему вас в группе называют Чугун? Это тоже как-то связано с прошлым?
Дмитрий перестал улыбаться. Видимо, сегодня такой день, что ему приходится ворошить свою память.
– У меня в голове титановая пластина и три металлические скобки, – тихо сказал он. – Год назад в Назрани неудачно попал под машину. Несколько месяцев провалялся в госпиталях, потом еще столько же добивался восстановления на службе.
Ольга округлила глаза от удивления. Она читала в личном деле Рогожина о полученном им ранении, но мельком, не заострив на этом внимания. Она и представить не могла, что оно было таким серьезным.
– Как же вы… служите?
– Окружной врачебной комиссией признан годным к службе без ограничений, – хмуро ответил Дмитрий.
В действительности врачебных комиссий было три. И заключение первых двух было однозначным: уволить с действительной военной службы по состоянию здоровья! После того как хирурги по кускам собрали его расколотый череп, скрепив их с помощью скоб и металлической пластины, такой вывод напрашивался сам собой. Но Дмитрий нашел в себе силы, чтобы сопротивляться полученной травме, мнению врачей, собственному отчаянию – всему, и, главное, поверил в себя.
Помог случай, провидение, а может быть, и вмешательство высших сил. Окружной военный госпиталь, где лежал Дмитрий, посетил настоятель расположенного по соседству православного храма отец Николай. В отличие от предыдущих посещений представителей областной администрации и командования военным округом, это не был формальный визит. Пожилой священник не просто прошел по палатам, а поговорил с каждым раненым. Остановился он и у койки Дмитрия. Вся беседа продолжалась недолго, немногим более пяти минут, но за это время Дмитрий почувствовал себя совершенно по-другому. Одолевавшая его тоска по рухнувшим надеждам, которым положила конец полученная травма, куда-то испарилась. Вместо нее пришло понимание, что все в жизни можно исправить. Нужно только поверить в себя, довериться своей совести, как советовал отец Николай, и не опускать рук, иначе говоря, не сдаваться. Встреча со священником стала определяющей. С того дня Дмитрий начал вдумчиво и осознанно молиться. Сначала мысленно, а потом шепотом вслух, глядя на увенчанный крестом купол храма, который был виден из окна госпитальной палаты. Выписавшись из госпиталя, он первым делом пришел в храм. Там как раз началась служба, которую вел отец Николай, и Дмитрий отстоял ее до конца, с удивлением для себя отмечая, как много среди молящихся молодых людей. После службы, выбрав момент, он подошел к настоятелю. Пожилой священник узнал молодого офицера, с которым беседовал в госпитале. Они еще раз тепло поговорили, и в конце беседы отец Николай благословил Дмитрия на ратный труд. Вот тогда он окончательно поверил в себя. Поверил так сильно, что сумел заразить своей верой членов окружной военно-врачебной комиссии, которые, как и их коллеги, поначалу собирались вынести отрицательный вердикт, на этот раз уже окончательный. Но случилось чудо, как выразился председатель комиссии, плотный округлый полковник с седым ежиком волос. Когда Дмитрий положил перед ним результаты своих последних медицинских анализов, находящихся в пределах нормы, а по многим показателям, таким, как устойчивость к перегрузкам, превышающим уровень среднестатистического здорового человека, полковник только развел своими пухлыми ручками: «Ну раз так, молодой человек, отправляйтесь служить». Да еще добавил то ли с иронией, то ли всерьез: «Такие крепкие парни нашей армии нужны».
Никто из членов комиссии не догадывался, что основанием для произошедшего чуда стали усердная работа Дмитрия над собой и его не менее усердные молитвы…
– Значит, Чугун… это от имплантированной пластины? – уточнила Ольга спустя несколько секунд. Она никак не могла справиться с охватившим ее волнением и взять себя в руки. – И что, вам она совсем не мешает?
Сидящий перед ней лейтенант улыбнулся и развел руками:
– Как видите.
– А если новая травма?
– Тогда и выясним, что крепче: кость или титан, – пошутил он.
Через силу Ольга заставила себя улыбнуться, хотя на самом деле ей было совсем не весело. Бедный юноша, через что ему пришлось пройти и что выдержать! А она снова посылает его в… Куда?! Но уж точно, не на курорт.
Опутанный проводами Глухарь сидел перед большим сенсорным экраном в комнате без стекол, одновременно похожей на дисплейный класс и рентген-кабинет, и с непривычным для него волнением ожидал начала теста.
– Удобно? Ничего не мешает? – спросила майорша, закрепив последний датчик – смоченную какой-то клейкой гадостью пластину, которую прилепила к его левому запястью.
Она стояла рядом, совсем близко – Глухарь даже чувствовал запах ее духов. Сегодня она тоже была в белом медицинском халате, но Глухарь знал, что под халатом у нее тончайшая шелковая блузка – вон и воротничок виднеется в вырезе халата, а под блузкой… Он облизал пересохшие губы. Близкое соседство майорши возбуждало и нервировало одновременно, что перед предстоящим тестом было совсем некстати.
Женщина как будто прочитала его мысли: отодвинулась и сказала:
– Не волнуйтесь. Это обычный тест, призванный определить скорость вашей реакции.
Глухарь молча кивнул, потом взглянул на свои руки. Нет, пальцы не дрожали – еще чего не хватало, но ладони вспотели. Он вытер их о штаны и тут же пожалел о своем поступке. Майорша наверняка заметила этот жест, хотя и не подает вида, сука!
Глухаря внезапно охватила злость. В обществе красивых и умных женщин он всегда чувствовал себя скованно. Это началось еще со школы, когда он тужился и потел у доски перед холеной блондинкой-англичанкой, мучительно вспоминая спряжения неправильных глаголов. Может, поэтому или по чему другому, но первые красавицы класса тоже упорно избегали Пашку Глухарева, хотя он вырос крепким пацаном и мог начистить рыло любому их ухажеру. И, кстати, чистил не раз! Но никакой личной выгоды это ему не принесло. Девчонки только злились на него: не обзывались и не жаловались – побаивались, но и не разговаривали. А в кино, кафешку или на дискач отправлялись со своими побитыми хлюпиками. Глухарю оставалось только глотать слюни, представляя себя на месте их счастливых избранников.
У парней в строительной бригаде, куда Глухарь устроился после школы, были совсем другие подруги. «Буфетчицы-минетчицы», как по-свойски называли их мужики. После пары стопарей водки или бутылки портвейна они сами норовили залезть в штаны. Назвать их красавицами можно было только, приняв в себя бутылку «белой», а уж умными – вообще никогда. С ними было просто, но и удовольствие тоже оказывалось средним, а чаще всего вообще никаким.
В армии, во время срочной, и в военном училище с красавицами Глухарю опять не повезло. По большому счету, его партнершами были все те же «буфетчицы-минетчицы»: сельские доярки да раздатчицы из курсантской столовой. Один раз, правда, удалось завалить в каптерке медсестру из санчасти. Она была смазливее остальных, но между ног у нее пахло какой-то прокисшей микстурой. Глухаря потом целый день тошнило.