Человек с мешком

Ать-два…

На ночь я остановился на вершине водораздела: длинный, изогнутый гребень, поросший стройным сосняком. Заходящее солнце горячими мазками ложилось на маслянистые стволы деревьев.

Я развел костер из валяющегося в изобилии сушняка, вколотил по бокам рогульки, пристроил над пламенем котелок с водой, в которой намеревался изобразить варево. Забавно, из какого крана была вода?

Настроение мое совсем улучшилось, и я рассеянно мычал что-то несерьезное под нос, устанавливая палатку-одноместку. Путешествовать – так уж с комфортом. Позади открывался неплохой вид на покидаемые места, и это только радовало.

Преследовать меня, похоже, и в самом деле никто не собирался.

Судя по увиденному мной на данный момент, география здешнего региона напоминала что-то вроде Среднерусской возвышенности или Предуралья. Холмистая местность, поросшая тайгой с системами речных долин.

Вполне обыденный, в общем, ландшафт. По тайге опять же судя – с сибирским примерно климатом. Континентальным резко. То есть летом жара, зимой морозы, и, значит, местность эта расположена где-то в середине большого материка.

Вдали от океана. Что могла мне дать эта предварительная информация в будущем, я пока не представлял. Но кое-какие мысли уже можно было высказать и на базе имеющегося.

Этнография этого места – при средневековом, конечно, устройстве общества – должна очень четко следовать ландшафту. Это правило везде работает. Что у нас, что на берегах Миссисипи.

Из этого следует первое соображение: держаться нужно поближе к какой-нибудь реке. Желательно крупной. Она всегда к людям выведет. Все всегда так и делают, я просто позабыл сначала с перепугу.

Сразу же возникает конкретный вопрос: где здесь может быть большая река? В смысле в какой стороне? Ответ самый простой. Там, куда текут здешние речки, реченьки, речушки и реченки. Ручейки тож.

Настоящий лесовик, наверное, нашел бы какую-нибудь другую примету. Не знаю. Мне вот ничего такого неизвестно. Так что, подумав, я решил, что пойду завтра по южной стороне водораздела, поищу ручеек.

А там, глядишь, добреду до какой-нибудь речки, которая в свою очередь впадет в большую реку. Вопрос о том, что будет, если речка впадает в озеро, я решил оставить без рассмотрения как провокационный. Сославшись на бессмертное «там посмотрим». После чего занялся приготовлением ужина и укладыванием спать. Благодаря приобретенному очень удачно вместо сумки рюкзаку процедуру эту теперь удалось обставить небывалым просто комфортом!

Все требуемое без особых хлопот извлекалось из нутра заплечной сумы. Практически без задержек и с не очень большими накладками. Урок с паспортом и зажигалкой пошел впрок.

Теперь я старался каждый раз сосредоточиваться аккуратней и тщательней. И дело, похоже, пошло. Какая там банка консервов или мятный торт раз в пару дней! Регулярное трехразовое питание было полностью гарантировано.

Причем в любое время дня и ночи. По первому требованию. Видимо, как можно было предположить, механизм переноса вещей требовал наличия закрытой камеры со стороны приемника. И тогда все шло просто замечательно.

О более тонких элементах этой невероятной схемы – например, как принимается заказ: мысленно, что ли? – я старался вообще не думать, понимая, что все равно ничего не смогу в них уразуметь. Работает – и ладно.

Сварив на ужин пельменей и запив все это несколькими большими кружками ароматного цейлонского чая, я выкурил традиционную перед сном сигарету, полюбовался наступившей за это время ночью, немного еще поразмышлял о том о сем, а в общем ни о чем, забрался в палатку, с наслаждением избавился от тяжелых ботинок, залез в спальник и почти моментально заснул.

Ощущения были, несмотря на все осложнения, как в каком-нибудь обычном походе. Что-нибудь пеше-горное, несложное. Так, не «единичка» даже, а ПВД какой-нибудь – «поход выходного дня». Спал я крепко и без сновидений.

Следующие два дня я пересекал территорию новой речной системы, стараясь по мере сил выполнять поставленную самому себе задачу. Двигаться в сторону большой реки.

Если бы еще это было так же просто сделать, как придумать! Я совершенно упустил из виду, что идти придется без всякой дороги. По диким зарослям, никем не предусмотренным.

Так что уже с самого начала пришлось расстаться с идеей следовать вдоль речного русла. По бережку. И ограничиться только примерным определением направления течения.

В целом, правда, сложности это не убавило. Может, чуть стало поудобнее. Скорость же не увеличилась однозначно. Но по крайней мере одно я определил – общее направление стока. Его и старался придерживаться.

И дальше уже мое путешествие шло все тем же макаром. Ориентируясь на встречающиеся реки, забирать в сторону их течения. На местности это выходило – на восток и юго-восток.

И, в общем, видимо, было правильно. Судя по тому, что постепенно мне начали попадаться сперва следы присутствия человека, а затем признаки человеческого жилья. Тропы, лесные дороги, обширные поляны – не то луга, не то пашни под паром.

Дважды встречалось нечто напоминающее хутора или лесные сибирские заимки – одинокие, отдельно стоящие усадьбы за высокими заборами. Внутри явно замечались признаки жизни, но точнее сказать ничего не могу.

Оба раза обнаруженные «объекты» я благоразумно обходил стороной. Поскольку никакого интереса в моем походе они не представляли. Ну чем они могли помочь мне отыскать большой город? Дорогу указать? А я их местные карты знаю, чтоб по этим указаниям ориентироваться? А убедиться чтобы, что, мол, город-то есть, – так это и без того ясно. Чего же еще?

Один раз прямо среди леса, без всякой поляны, между деревьев, наткнулся на пустующую постройку – то ли отшельничью хижину, то ли охотничий балаган. Ее я осмотрел, не обнаружил ровным счетом ничего, кроме таежного НЗ и. подумав, пополнил его своим.

Местность становилась все более и более оживленной. Видимо, я двигался в правильном направлении. На третью, если считать с водораздела, ночевку я остановился на уютной, приглянувшейся мне поляне в густом смешанном лесу.

Место, правда, было сыроватое, но зато располагалось вполне укромно, что меня очень даже устраивало. Как-то мне все еще не хотелось встречаться с людьми после пережитых приключений.

Я уже привычно раскинул лагерь. Костер разводить, впрочем, не стал. Вместо него обзаведшись примусом, что выглядело гораздо практичней. И палатку тоже не стал ставить. Честно говоря, просто стало лень.

Решил обойтись одним гагачьим спальником. В этих местах не стоило очень себя афишировать. Некто спящий в мешке – еще туда-сюда, но вот палатка мне показалась совсем неуместной.

По логике надо было бы и от примуса отказаться, но на это я уже махнул рукой. В конце концов, никто тут меня до сих пор не обнаружил. Да и дневные блуждания по лесу меня изрядно утомили. А примус не требовал дров.

Так что я, обмякнув, сидел возле гудящего агрегата, смотрел, как бурлит в котелке чай – нынче вечером так устал, что решил ограничиться только питьем. Быстро, по-осеннему, стемнело.

Лес заснул. Только какие-то извечные щелчки и шорохи доносились из чащи. Тишина завораживала как музыка. И поэтому, когда у меня за спиной внезапно закричала птица, я от перепуга подскочил.

В тот же миг кто-то сзади яростно навалился на меня. Плечи сдавило как клещами. По ушам ударило шумное сопение и топот многих бегущих ног. Не успел я охнуть, как руки мне уже завернули за спину.

Но тут я наконец очухался и начал действовать. От осознания перебитого отдыха я рассвирепел. И без раздумий применил одну из тех штуковин, какими додумался подстраховаться как раз на подобный случай.

Оба выкручивавших мне руки кувырком полетели в траву, один прямо в примус с котелком. Слабый огонек сразу погас, кипяток, конечно, пролился. Почему-то это меня больше всего раздосадовало.

Впрочем, это я отметил походя. Я не сидел на месте. Боевыми искусствами я, конечно, в отличие от всех героев, никогда не занимался. Но вырос в обычной советской пятиэтажке. И худо-бедно, случалось, участвовал в драках…