Котт в сапогах

Утешив себя этой мыслью, я прокрался почти к самым дверям королевской спальни и, укрывшись за мраморным вазоном (хвала Хилобоку – во дворце вазоны и даже целые клумбы с цветами торчали на каждом углу), прислушался. Ничего. Только сопят на посту стражники да слышно, как в спальне Бык напевает хозяину колыбельную. Как же мне внутрь проникнуть‑то? Неужели амбал собирается просидеть там всю ночь? А ведь вполне вероятно! Устроится на коврике под дверью – чтобы в случае нападения убийцы сначала наткнулись на него. Так во многих замках заведено… В нашем‑то родовом гнезде таких варварских обычаев, конечно, не было – батюшка мой, как я уже писал, был человеком прогрессивных взглядов. К тому же, по здравом размышлении, ну кому понадобится засылать к нам убийц? Но у некоторых знакомых дворян этот обычай – заимствованный, кстати говоря, у сарацинских правителей – был весьма популярен.

Точно! Морган захрапел, и я услышал, как Бык возится под дверью, устраиваясь на подстилке. Итак, путь в спальню для меня закрыт… я осознал, что нервно подметаю пол хвостом, и постарался взять себя в… гм… руки. Ничего, впадать в панику рано – есть ведь и другой конец «цепочки», а он более доступен! После недолгого блуждания по засыпающему дворцу я по запаху горелого жира разыскал кухню. Поварята как раз заканчивали отмывать посуду, в котле замачивали бобы, а рядом с плитой стояли две бадьи с тестом. Оно и понятно, к завтраку во дворце обязательно должен быть свежий хлеб. Что ж, обоснуемся здесь… Я укрылся в самом темном углу за мешками с репой и приготовился ждать. Стоило, пожалуй, хорошенько выспаться перед завтрашним днем. Но выспаться мне, разумеется, не дали.

– Эй, бездельники! – раздалось от дверей, и в кухню мягкой походкой вошел невысокий бледный тип в абсолютно черном камзоле. – Где еда для заключенных? Почему не доставили?

– Так это… господин Танатус… – залепетал один из поварят. – Господа повара уже разошлись по домам, а нам ничего не сказали!

– А разве в замке есть заключенные? – несмело вякнул другой поваренок.

– Это, разумеется, не вашего ума дело, молодой человек! – надменно произнес бледный тип. – Но, поскольку дело и впрямь экстраординарное, доставлю себе удовольствие подтвердить – благодаря нашему замечательному мэтру Моргану Мордауну в нашем дворце наконец‑то появился заключенный… Ах, дети, вам этого пока не понять – какую радость испытывает профессионал, когда его работу наконец признают необходимой!

– Поздравляем, господин Танатус! – нашелся первый поваренок. – Это рано или поздно должно было произойти!

– Что? – неожиданно уставился на него блеклыми, выпуклыми, как у лягушки, глазами Танатус.

– Это… ну… Раз есть тюрьма, в ней должен кто‑то сидеть, господин начальник тюрьмы…

– Образ твоих мыслей правильный, молодой человек! – захлопал в ладоши Танатус. Похоже, у мужика не все дома – его настроение скакало, как температура при лихорадке. – Не испытываешь ли ты желания сделать карьеру на более достойном и интересном поприще, чем кухня? Теперь, когда в тюрьме появились заключенные, я намерен подать прошение об увеличении штата. Перед тобою откроются великие перспективы!

– Я… я недостоин такой чести, господин начальник тюрьмы! – Из моего укрытия было заметно, как поваренок резко побледнел и покрылся потом – видимо, от осознания великих перспектив, готовых обрушиться на его голову.

Тут на его счастье в кухню ввалился шеф‑повар и с ходу наступил бледному господину на ногу. Поскольку шеф являл собою полную противоположность тюремщику, а именно, был дюжим краснолицым толстяком, ноге господина Танатуса пришлось нелегко. Не замечая перекосившегося лица начальника тюрьмы, шеф воздел руки к черному от сажи потолку кухни и возопил:

– Почему посторонние на моей кухне?! – Повернувшись к господину Танатусу и придавив его обширным чревом к столу, шеф завопил на этот раз прямо в лицо начальнику тюрьмы: – Почему посторонние на моей кухне, я спрашиваю?! С каких пор моя кухня стала проходным двором?! Это служебное помещение! Здесь должен царить идеальный порядок и чистота!

– Боже… – простонал начальник тюрьмы. – Франц! Прекрати орать и СОЙДИ С МОЕЙ НОГИ!!!

– О! Извини! – нормальным голосом произнес толстяк, отступая от Танатуса. – Чего приперся‑то?

– Я не «приперся», а был вынужден покинуть вверенную мне территорию и лично прийти сюда исключительно по той причине, что до сих пор не была доставлена еда для заключенных!

– Цэ‑цэ‑цэ… – покачал головой шеф‑повар. – Ты не пробовал говорить попроще? У меня был тяжелый день, все время у плиты, жарко, башка трещит, а тут еще ты… кому что не доставили? Откуда у тебя заключенные?

– Грамотное и изящное построение речи является необходимым искусством для благородного человека. Заключенный номер восемь, именующий себя маркизом д'Карабасом, был задержан сегодня утром за попытку покушения на главу государства, поломку дворцовых ворот, дверей главного входа и причинение прочего материального и морального ущерба. В настоящее время находится под следствием, до конца которого будет пребывать в камере предварительного содержания.

– А, так вот кто ворота выломал! Здоров, видать, маркиз, наверняка правильно питается! – уважительно протянул Франц. – Погодь, а почему «заключенный номер восемь»? Кого еще посадили‑то?

– Никого, – слегка порозовел бледный господин Танатус. – Нумерация сквозная – начиная со дня постройки тюрьмы.

– А… понятно. Ну извини, приятель, я же не знал, что у тебя кто‑то сидит. Объедки уже все на скотный двор отправили. Вот если хочешь – отнеси маркизу хлеб. Все равно к утру зачерствеет. Вот еще немного сыра осталось и полбочонка пива… Пиво, правда, выдохлось уже. Неловко такое предлагать маркизу, но в конце концов он же в тюрьме!

– Подойдет. – Танатус равнодушно махнул рукой. – Есть у меня подозрение, что он тот еще маркиз. Но завтра не забудь прислать нормальной еды – пока заключенный под моей ответственностью, я не хочу, чтобы у него были причины жаловаться на плохое содержание.

– А ты поставь его на довольствие. Мне, между прочим, отчитываться за продукты!

– Бюрократ!

– А с вами иначе нельзя! – не остался в долгу шеф‑повар.

Я дождался, пока он отвернется с какими‑то поучениями к поварятам, и выскользнул вслед за начальником тюрьмы. Надо же! «Маркиз д'Карабас»! Ну Андрэ, ну молодчина! Сообразил назваться выдуманным мною титулом и остался жив! Если бы мэтр Мордаун стразу понял, что перед ним простолюдин, приказал бы повесить не раздумывая. А так решил проверить, нет ли за маркизом организации. Благородные ведь обычно заговоры в одиночку не замышляют. Проклятье! Бедолагу наверняка весь день пытали, пока я с Коллет трепался. Ну ничего, Конрад фон Котт уже спешит на помощь!

Между тем господин Танатус прошел по анфиладе, окружающий большой зал приемов, свернул в какой‑то неприметный коридор, вдоль которого расположены были одинаковые дубовые двери, взял с полки фонарь, запалил в нем свечу, вошел в самую последнюю из них и – запер ее за собой. Я невольно выругался: да что же в этом дворце все аккуратные такие?! Что у них тут, полотенца кто‑то воровать повадился? Или это мне сегодня так везет? Ну да я никогда не пасовал перед запертыми дверями – наемник я или нет? Тем более что под рукой у меня была прекрасная отмычка. Точнее, не под рукой, а прямо в руке… э‑э‑э… в лапе. Выпустив коготь на среднем пальце, я поковырялся в замочной скважине, и через несколько минут замок сдался.

Открыв дверь, я обнаружил крутую лестницу, спускающуюся куда‑то глубоко во тьму. Господин Танатус, видимо, уже успел далеко уйти со своим фонарем, и темнота внизу была непроглядная – даже для меня. Прикрыв за собою дверь, я побежал вниз по ступенькам, надеясь только, что подземелье дворца построено стандартно, без всяких лабиринтов, ловушек и прочих извращений. Так и оказалось. Даже лестница на самом деле была не такой уж и длинной – по моим подсчетам, она уходила под землю не больше чем футов на пятьдесят, просто заканчивалась она крутым поворотом, из‑за которого и не было видно свет фонаря. Я заметил его отблески на противоположной стене, когда почти достиг последней ступеньки, а голоса услышал еще раньше. Точнее – один голос, принадлежавший господину Танатусу. Начальник тюрьмы вещал в своей нудной манере что‑то бесконечное, собеседник же его хранил молчание. Зная Андрэ, я даже мог предположить почему.