Страница 42 из 57
Ильчишин снова попросил воды. Переводил помутневшие глаза с Тарасюка на Павлюка.
— Хотите еще почитать? — спросил Тарасюк. — Это дела второй банды. А их было… Вот эти тома, что лежат перед вами, рассказывают о вашем оуновском «освободительном движении».
— Если можно, я попросил бы больше не читать.
— Хорошо, — согласился Тарасюк. — Но скажите, разве без этого вы, член центрального провода, не знали о массовых убийствах?
— Мы за границей знали, но то, что я увидел здесь, поверьте…
— Не верим, — перебил Тарасюк. — Члены центрального провода не только знали, а давали указания, кого убивать! А за границей выдавали это за повстанческую борьбу, за национальное освободительное движение. И за это вам платили деньги! Правда, платили не только за то, что убивали женщин, детей, учителей, библиотекарей, рабочих, колхозников, даже своих единомышленников, которые хотели порвать с национализмом. Националисты делали это и во время оккупации. Вам платили и платят потому, что вы, националисты, нужны для мокрых дел, шпионажа, диверсий. А что вы пишете в своих газетах?!
Ильчишин побагровел:
— То, что пишут в националистических газетах и даже в официальной прессе некоторых стран, не все зависит от нас, националистов, они часто выдумывают такое, на что и мы не способны.
— Кто и для чего пишет, мы знаем, — перебил Тарасюк. — Но без вас они не обходятся, это известно.
— Я хотел бы, Виктор Владимирович, чтобы Ильчишин прочитал вот это, — обратился к нему Павлюк.
Ильчишин снова стал читать:
«В селе Подгорье Городенковского района националисты в одну ночь убили и повесили более 100 человек. Повесили Миколу Парфона, 50 лет, и расстреляли его жену за то, что их сын добровольно пошел служить в Красную Армию. Четверо маленьких детей остались сиротами. В тот же день они расстреляли Дмитра Николаевича Балаша, его жену и мать, потому что брат Дмитра служил в Красной Армии».
— Прочитайте и эту страничку, — показал Петро Григорьевич.
«…В селе Монастырчаны националисты на рождество убили Василия Пасичного, 65 лет, его жену Устину, 59 лет, Катерину Гуцанюк, 29 лет, Миколу Крифак, 36 лет, Юрка Крицак, 40 лет, его братьев Ивана, 45 лет, и Миколу, 55 лет, Устину Иванишину, ее мужа Антона и двоих детей — 6 и 2 лет…
…В селе Стажево националисты убили и сбросили в колодец 15 человек…»
Дрожащими руками Ильчишин положил бумаги на стол.
— И так почти в каждом селе, в каждом районе, — гневно отчеканил Тарасюк. — В каждом селе. Если бы миру показать все преступления националистов, наверно, самое реакционное правительство в странах, где нашли приют националисты, подумало бы, стоит ли поддерживать этих ублюдков. А если бы об этом знал народ — как смогли бы националисты выдавать страшный террор за «освободительное движение»?..
Ильчишин тупым взглядом смотрел на документы, думая, что еще его ждет.
— Центральный провод ОУН отказался от тактики террора и осудил эти акции… — неуверенно пробормотал он.
— И это неправда, — возразил Тарасюк. — Повторяю, националисты никогда не откажутся от террора, но, чтобы сохранить свои кадры, кадры убийц, они болтают, что отказываются от террора. Гнев народа заставил их изменить свою тактику. Но и после этого, засылая вас на Украину, вам дали и яд, и автомат — правда, такой, чтобы люди не слышали, когда вы убиваете. Еще не так давно оружие националистам давали абверовцы, теперь новые хозяева — американская разведка. Поэтому оставим басни о том, что националисты отказались от террора.
Ильчишин молчал.
Тарасюк поднялся, глянул в окно:
— Но мы отошли от сути дела. Давайте вернемся к тому, как за границей оценивают положение подполья сегодня.
— За границей, — начал Ильчишин, — сами члены провода и разведка всегда интересовались положением подполья на Украине. При малейшей возможности получить какую-нибудь информацию отсюда первым вопросом было: как там, есть ли еще что-нибудь? И, что греха таить, каждый хотел услышать, что подполье держится, пускай только тлеет. Чаще всего это было нужно, чтобы показать разведкам, что кто-то борется. Но без преувеличения скажу, что мы в ЗЧ ОУН, да и в других организациях имели если и не полное представление о состоянии «подполья» на Украине, то приблизительное, но никому в этом не хотелось признаться, даже себе. Когда я прилетел на Украину и встретился с так называемыми членами центрального провода, а их оставалось трое, то от них узнал, что подполья, по сути, давно нет, что оно ликвидировано и что еще до его ликвидации большинство людей, которые были в подполье, тяготились своим пребыванием в нем и хотели, чтобы этому настал конец, даже самый страшный. Мне они говорили, что были случаи, когда даже кадровые националисты проклинали и себя, и Бандеру, и американцев, которые обманули их и бросили одних…
— Как это обманули и бросили одних? — переспросил Тарасюк.
— И Бандера, и члены центрального провода обещали подпольщикам, что вот-вот начнется война против Советов, держитесь, мол… А войны нет, и будет ли она…
— А войны нет, и, как говорится, прячься, кто как может, — смеясь, подытожил Тарасюк. — Не так ли?
— Это так, и одной из причин изменения тактики центральный провод выставил отсутствие войны, — с сожалением признал Ильчишин.
— Не секрет и это. Всему свету известно, что не только украинские националисты, но и националисты вообще всегда рассчитывали на чью-то поддержку, а не на собственные силы и не на силы народа. Националистам не хватило Гитлера, они стали искать Черчилля, Трумэна, а попик Бучко — даже Франко. Разве не так?
— Так, — снова согласился Ильчишин. — Я только, правда, не знаю, кто кого искал: националисты их, или они националистов. Ясно, и мы искали, и нас искали.
— Из того, что вы тут говорили, это самое правдивое признание. Действительно, еще надо разобраться, кто кого искал. Но что вы друг друга стоите и нашли — это бесспорно.
— Прошу, Виктор Владимирович, извинить, что перебиваю, ко пускай бы Ильчишин поточней сказал, кто и когда их искал, — предложил Павлюк.
— Как это — кто? — словно удивился Ильчишин. — Мы искали, поскольку знали, что Германия войну проиграла. Ну, а новые хозяева, по крайней мере американская и английская разведки, искали нас, поскольку хотели продолжать войну против Советского Союза.
— Это ваше мнение или кто-нибудь вам об этом говорил? — спросил Тарасюк.
— Нет, я до этого своим умом не дошел бы. Мне говорили об этом Бандера и сотрудники американской разведки.
— Итак, вы нашли друг друга. Только, думается, они без вас могли обойтись, а вот вы без них?.. Кто вам так будет платить? Так много обещать? Ведь таких проходимцев, как националисты, и не только украинские, на свете найти можно. Удивительно, как они не могут раскусить вас. На каждом шагу обман, жульничество.
Ильчишин молчал.
— Взять хотя бы вашу информацию за рубеж. Это же надо выдумать такое! «Борьба отчаянная, есть жертвы, но мы верим, что скоро наше знамя взовьется над златоглавым Киевом. У нас есть ценная и очень важная информация, которую мы передадим в ближайшее время».
— А что я мог еще? Каждый на моем месте… — произнес Ильчишин. — Если бы я написал то, что видел, там подумали бы, что пишу под диктовку чекистов.
Тарасюк и Павлюк рассмеялись. Сдержанно усмехнулся и Ильчишин.
— Нет, это я так, к слову сказал, а информацию дал, какую требовали те, кто забросил меня на Украину.
— А в то, что вы сейчас рассказываете, за границей поверили бы?
— Должны были бы поверить, куда денешься? Ведь я рассказываю о том, о чем другие не знают или знают не все, а вы могли бы узнать только от меня. Конечно, они всячески будут это опровергать, заявят, что меня силой заставили признаться во всем, так как никто не поверит, что мы так мирно ведем беседу.
— Да, и вы, наверно, ждали иного разговора?
— Да, я уже говорил, что представлял себе ваши органы безопасности другими…