Страница 25 из 57
— Об этом я не думал, — ответил Мамчур. — Такая беседа состоялась под Берлином, в отделе контрразведки, и я считал… — Он смутился, опустил голову. — Там поверили в мою искренность…
— Вы не так меня поняли. Я имел в виду другое: почему вы согласились на предложение полковника Тарасюка помогать нам? Давайте внесем ясность. Вы не в безвыходном положении. Высшие партийные и государственные органы республики гарантируют абсолютное прощение Родины тем участникам ОУН, которые порвали с националистами и стали жить, как все люди. Такая гарантия относится и к вам. Наши поручения будут очень ответственны и опасны. Поэтому, прежде чем соглашаться, все взвесьте и уже тогда делайте выбор. Поймите, никто вас не заставляет, рискуя жизнью, помогать органам государственной безопасности. После демобилизации из армии можете устраиваться на работу или будете продолжать прерванное войной учение.
Лицо чекиста было суровым, и только глаза оставались доброжелательными.
— Может быть, раньше, после явки с повинной, я выбрал бы более легкий путь, — откровенно сказал Мамчур. — Но я видел мир глазами солдата, разобрался в своих ошибках, возненавидел то, что вдалбливали мне с детства. Национализм стал моим лютым врагом. Я хорошо знаю повадки этих одуревших от крови банд! По жестокости ОУН превзошла иезуитов средневековья. Подчиненные строгой дисциплине, ее участники добровольно не сдадутся, каяться в своих преступлениях тоже не станут.
— Погодите, Микола, — вмешался Кротенко и обратился к своему коллеге в штатском: — Позвольте, товарищ полковник, объяснить Мамчуру положение дел на Украине.
Получив разрешение, Петро Федорович продолжил:
— За время вашего отсутствия, Микола, тут произошли большие перемены. По селам организовали группы охраны общественной безопасности и, несмотря на террор палачей из СБ, громят оуновские шайки. В подполье остались в основном те, кто служил оккупантам: бывшие полицаи, эсэсовцы.
— Обращение партии и правительства республики к членам бандитских шаек дало хорошие результаты, — отметил полковник, начальник областного управления государственной безопасности. — Только за декабрь прошлого и десять дней января этого года на Львовщине пришло с повинной полторы тысячи человек. А вы, Микола, говорите: «Оуновцы добровольно не сдадутся и каяться в преступлениях не станут». Уже каются! Ознакомьтесь, будьте добры, с материалами газет за июнь. — Полковник протянул свежий номер. — Видите? Пятнадцать националистических банд опубликовали «Слово бывших бандеровцев», в котором разоблачают руководящую верхушку ОУН. Бандитские атаманы, упорно боровшиеся против Советской власти, признают свою обреченность. Остатки националистических банд тают, их члены отказываются от контрреволюционной деятельности. Не все, конечно. Против социалистического строя ведут бешеную борьбу бывшие фашистские подручные, запятнанные человеческой кровью. Враг жесток, коварен. По приказу руководителей УПА в подполье идет чистка. Иначе говоря, закоснелые бандиты, которые не могут рассчитывать на помилование, ликвидируют всех ненадежных. Вот с каким противником вам придется встретиться, Микола. Постоянный риск, проверки…
Полковник закурил, медленно прошелся по комнате.
— Так как, не отказываетесь вернуться в подполье? — спросил он Мамчура.
— Не отказываюсь, — твердо ответил Микола. — Пускай проверяют, сколько угодно. Мне прятаться нечего. Чернота погиб. А без него мы не смогли бы установить контактов за линией фронта. Потом — эшелон с ранеными, возвращение на Украину, дезертирство, переход на нелегальное положение. Значит, выход один: искать связи с подпольем.
— И вправду логично, — оживился Петро Федорович. — Не идти же с повинной тому, кто был в референтуре связи самого Романа Шухевича!
— О бывшей Миколиной должности остается только мечтать. А если серьезно, на что вы можете рассчитывать?
— Это зависит от того, в чьи руки попаду.
— Что-нибудь имеете в виду?
— Пока ничего конкретного.
— А может, стоит воспользоваться бывшими связями в Каменка-Бугском районе?
Максим Петрович Соколюк — а это был он! — подмигнул Кротенко, имея в виду Катерининого свекра, потом добавил, обращаясь к Мамчуру:
— В том районе у вас есть знакомые?
— Где-то там наша группа пряталась в бункере перед выходом в полевой военкомат. Задержались ненадолго, поэтому, кроме проводника, который принес документы, и поставщика харчей, никого не видели.
— Опишите их внешность, — попросил Кротенко и сразу же из описания понял, что проводник и свекор — один и тот же человек.
— О том, что делать со свекром, посоветуемся позже, — сказал полковник Соколюк. — Давайте хотя бы приблизительно наметим путь Мамчура и Сокиры в подполье.
— Лучше всего начать с Золочевщины, — оживился Микола. — Там у нас есть организационные связи, хорошо знаем местность.
— Пожалуй, — согласился Соколюк. — Вы рискуете, вам и решать. — Полковник глянул на часы: — Мне пора. А вы, Петро Федорович, продумайте, как будете поддерживать с Миколой связь, разработайте коды для переписки, договоритесь о пунктах, где будете оставлять почту. Подготовку надо завершить дней за десять.
Следующая встреча Мамчура с полковником состоялась там же, в двухэтажном домике, через несколько дней. Тем временем Кротенко почти не отходил от Миколы, с дружеской пылкостью учил его премудростям разведывательной работы во вражеском стане, советовал, как лучше собирать и безопасней передавать ценные сведения и в то же время оставаться вне подозрений. Конечно, предусмотреть все трудности и опасности, которые могли ожидать разведчика, майор не мог, но надеялся, что его богатый опыт пригодится Мамчуру.
На прощальной встрече полковник Соколюк сидел допоздна. Велел Миколе быть осторожным, зря не рисковать.
— У вас будут десятки путей, и все-таки вы должны знать, хотя бы приблизительно, в каком районе вы находитесь, — твердил Максим Петрович. — И берегите себя. Не забывайте: дома остались родные, они нуждаются в вашей помощи.
— Домашние обо мне ничего не знают, — с печалью сказал Микола. — Писать письма с фронта зверхники запретили. А может, и лучше, что для родных я пропал без вести. Если бы они узнали, что я живой, и слухи об этом дошли до подполья, меня бы ликвидировали как ненадежного.
— Да, правильно, — согласился Максим Петрович. — Мы сохраним это в тайне и подумаем, как помочь вашим родителям.
Далеко за полночь полковник попрощался с Мамчуром. Обоим хотелось верить, что эта встреча не последняя.
На следующий день — пожатия рук, прощальные объятия. С отцовской грустью проводил Кость Семенович Мамчура до ворот. На улице в машине его ждал Кротенко. Майор предупредил Миколу, что во Львов вот-вот прибудет Сокира.
Склонившись над запиской, Петро Федорович невольно вспомнил последнюю беседу с Мамчуром:
— Донесения разведчика должны быть сжатыми, ни одного лишнего слова, абсолютная достоверность фактов…
Но письмо, найденное в пункте связи, не отвечало обозначенным требованиям.
— Ну что там? — спросил полковник, оборвав невеселые раздумья Кротенко.
— Первая весточка от Миколы, — доложил майор. — Позвольте зачитать?
Максим Петрович сам взял в руки лоскуток пожелтевшей бумаги, пробежал глазами написанные карандашом строчки:
«Долго лечился, поэтому только недавно проведал соседа. Принял меня гостеприимно. Его отца не видел. Говорят, что где-то в Карпатах его покусали пчелы. Брат пока не пьет, но поглядим, как будет дальше. Сосед приютил в своей хате, потому что своей еще не имею. Увлекается он песней. Надо, наверное, готовиться к свадьбе».
— Расшифруйте, — попросил полковник.
Кротенко открыл свой блокнот и прочитал:
«Долго добирался, поэтому только недавно попал к референту связи. Отнесся ко мне с доверием. Дениса, окружного проводника на Золочевщине, не видел. Говорят, погиб где-то в Карпатах. Сокира пока не проявляет своих намерений, посмотрим, как поведет себя дальше. Референт связи поместил меня в своем бункере, потому что отдельного еще не имею. Его хочет забрать к себе Песня. Надо, наверное, готовиться к операции».