Вот в чем фокус

Но оттуда кричат:

—   Нет уже такого! Весь вышел!

—   Ой!— она говорит.— Ой! Сорок рублей было и ключи. Ой!

И тут паренек, который все это время дремал, открыл глаза и говорит:

—   Да не «ой!», а вы не в тот карман залезли. Вы мне в куртку залезли и тут, естественно, вашего ко­шелька нет. И вообще ничего нет.

Все вокруг так и грохнули. Полная покраснела и го­ворит юмористке — а их к этому моменту стиснули лицо к лицу:

—   Это все вы с вашими подозрениями. Я же гово­рила: абсолютно порядочный мужчина... А вы уж из­вините,— говорит она пареньку.— В такой тесноте и не чувствуешь, куда рука идет. Кошелек-то у меня в кар­мане с другой стороны. Вот тут. Вот он,— говорит она с облегчением.

Но, между прочим, достав, больше в карман не опус­кает, а, крепко зажав его в руке, держит над голо­вой. При этом говорит:

—   Пропустите, я на следующей выхожу.

И, кроша толпу, как ледокол, поперла к выходу.

Я, желая подвести итог, говорю юмористке:

—   Смешная история.

Но замечаю, юмористка побелела лицом, глаза округ­лились, рот приоткрылся, и вообще весь юмор в ней кончился. Она вдруг лезет в карман своего пальто и вы­дергивает руку, как если бы там наткнулась на острое. И кричит на весь троллейбус, как незадолго до того полная:

—   Эй!—кричит она ей вслед.— Женщина! Стойте! Вы же мой кошелек утащили!!!

И со страшной силой рвется в погоню, но из-за недостаточного веса практически никуда не продвига­ется. К счастью, до полной долетают-таки ее горячие вы­крики. Та разжимает пальцы и видит, что да — не ее кошелек... Кошелек благополучно идет по рукам к юмористке, и на этом заканчивается наша маленькая комедия по­ложений.

Интересно, что сказал бы о ней тот критик?

ЗЛОУМЫШЛЕННИК

Почти по Чехову

Перед судебным следователем стоит маленький, чрез­вычайно тощий мужичонка в засаленной кожаной курт­ке и латаных джинсах...

—   Денис Григорьев,— начинает следователь,— по­дойдите поближе и отвечайте на мои вопросы. Седь­мого июля лаборант Акинфов, проходя утром возле экс­периментальной силовой установки вашего НИИ, застал вас за отвинчиванием измерительной аппаратуры. Так ли это было?

—   Допустим, так.

—   Хорошо, ну а для чего вы ее отвинчивали?

—   Отвинчивал — значит, нужно,— хрипит Денис, ко­сясь на потолок.— Мы из нее датчики выковыриваем

—   Кто это — мы?

—   Мы, народ... Климовские. Из лаборатории Кли­мова. Да, впрочем, все так ковыряются, кому датчики нужны.

—   Вот что, кандидат наук Григорьев, не прикиды­вайтесь идиотом, а говорите толком. Нечего тут про датчики врать!

—   С детства не врал, а тут вру,— бормочет Денис, мигая.— Да неужели, гражданин следователь, можно без датчиков? Если вы эксперимент ставите, неужели он без датчиков пойдет? Вру...— усмехается Денис.— У нас эксперименты тонкие: то миллибары ловим, то микросе­кунды... А попробуйте ангстрем без датчиков поймать!

—   Для чего вы мне про какие-то ангстремы расска­зываете?

—   Да ведь вы сами спрашиваете. У нас и доктора наук так ловят, и членкоры. Самый последний мальчишка-мэнээс не станет без датчиков ловить. Конечно, кто не понимает, пусть без них попробует. Дуракам за­кон не писан...

—   Так вы говорите, что развинтили эту аппаратуру, чтобы наковырять из нее датчиков?

—   А то что же? Не в комиссионку же сдать.

—   Но датчики вы могли взять из лабораторного фон­да или заказать в институтском отделе снабжения... в конце концов попросить на время у силовиков.

—   В лаборатории лишних никогда не найдешь, в от­деле снабжения с оформлением морока, а попросить — кто же даст?

—   Снова прикидываетесь? Точно вчера институт кончили. Разве вы не понимаете, к чему ведет это от­винчивание? Не догляди лаборант, так ведь вся бы ус­тановка взорвалась, вы людей убили бы.

—   Господь с вами, гражданин следователь! Зачем убивать? Что мы, экстремисты какие?

—   А отчего, по-вашему, происходят аварии? Отвин­ти два-три прибора — вот тебе и взрыв!

Денис усмехается и недоверчиво щурит на следова­теля глаза.

—   Ну! Уж сколько лет всей лабораторией отвинчи­ваем и, как говорится, без паники, а тут — взрыв... Если бы я насос демонтировал... или, допустим, кон­денсатор оторвал, ну, тогда, пожалуй, взорвал бы, а то... тьфу!

—   Но вы же прекрасно понимаете: измерительные устройства следят, чтобы параметры установки не вы­ходили на уровень аварийных!

—   Это мы понимаем... Мы ведь не все отвинчиваем... Оставляем. Тем более у них все продублировано...

Денис зевает и достает сигарету.

—   В прошлом году в вашем НИИ, у мотористов, двигатель вразнос пошел, фундамент разнесло,— гово­рит следователь.— Теперь я понимаю...

—   Ничего вы не понимаете. Я же объяснил: все у всех таскают. У мотористов, может, как раз сило­вики и свинтили. А лаборант этот — новенький, без вся­кого понятия. Вот и хватает за шиворот и тащит...

—   Когда у вас делали обыск, то нашли еще один прибор... В каком месте вы его отвинтили и когда?

—   Это вы про осциллограф, который возле кисло­родных баллонов лежал?

—   Не знаю, где он у вас лежал, но только нашли его. Когда вы его отвинчивали?

—   Я его не отвинчивал, его мне Игнатий Семеныч дал. А тот, что на стеллаже, мы вместе с Митрофаном снимали.

—   С каким Митрофаном?

—   С Митей Петровым. Неужели не слыхали? Из­вестная фигура: измерительные контуры делает и пред­приятиям продает. Ему много всякой всячины требует­ся. На каждый контур одних датчиков, считайте, сот­ни три. Но я в этом бизнесе не участвую.

—   Послушайте. Вот передо мной уголовный кодекс. Статья девяносто восьмая: умышленное уничтожение или повреждение государственного имущества... или об­щественного... наказывается исправительными работа­ми на срок... Вы человек грамотный, не могли этого не знать!

—   Представьте, не знал. И не понимаю, при чем тут я? Да спросите любого научного сотрудника, без датчиков разве что целые градусы ловить или там сан­тиметры. А кому они нужны? Другое дело — микроны...

—   Помолчите, пожалуйста.

Наступает молчание. Следователь быстро пишет.

—   Мне идти?— спрашивает Денис, поигрывая за­жигалкой.

—   Нет. Я должен взять вас под стражу.

Денис вопросительно смотрит на следователя:

—   Как под стражу? Гражданин следователь, мне некогда, мне в лабораторию надо, с Егора за транзи­сторы тридцать рублей получить.

—   Помолчите, вы мне мешаете.

—   Под стражу... За что? Не крал, не дрался. А если вы насчет контуров сомневаетесь, то не верьте Петрову, креста на нем, халтурщике, нет.

—   Последний раз прошу: помолчите!

—   Молчу, молчу...— Денис взволнованно закурива­ет.— Поймите, у нас в НИИ трое Григорьевых!

—   Уведите,— приказывает следователь.

—   Трое нас,— бормочет Денис, пока его выводят из кабинета.— Кузьма с Митькой левачат, а Денис отве­чай... Судьи!

ГОЛУБЬ И ТУРБОБУРИН

Это небольшое, можно сказать, ничтожное происшест­вие имело место в одном из бесчисленных дворов ог­ромного города зимой и разворачивалось на фоне быст­ро густеющих сумерек и в условиях крепчающего к ночи мороза. Турбобурин вышел из подъезда в чем был, а именно: в ковбойке, пижамных штанах и без пальто. Объяснялось это тем, что он крепко выпил, и было ему очень тепло. Да и вообще он был здоровый и ве­селый мужик и не так уж много вреда приносил семье и производству. Польза же от него и там, и там была несомненна: хоть и с похмелья, но кое-что производил, а заработанное делил между пропоем и семьей в до­вольно благородной пропорции.

И не настолько уж он был пьян, чтобы без вся­кой цели выйти на мороз и поплыть в сумерках через двор в самый его отдаленный угол. Для чего же тогда в правой руке Турбобурина покачивалось изящное пласт­массовое ведерко, наполненное кухонными отбросами?