Страница 9 из 44
— Ну, чего еще?
— На пиастр бобов…
— Чего?!
— Вот пиастр, а вот и тарелка.
Тут он разорался:
— Ты что, малый, вконец спятил? Убирайся, покуда я не проломил тебе голову!
Но я не двигался с места. Тогда он толкнул меня, да так сильно, что я не устоял на ногах и упал навзничь. Я поднялся, с трудом сдерживая слезы, которые жгли мне глаза. В одной руке я все еще сжимал тарелку, в другой — пиастр. Я взглянул на торговца с ненавистью и повернулся было, чтобы уйти, как вдруг мне вспомнились картинки, изображавшие рыцарские подвиги. Мгновенно я исполнился решимости и изо всех сил запустил в лавочника тарелкой. Тарелка угодила ему прямо в голову. Я же бросился бежать без оглядки. Мне показалось, что я убил его, как рыцарь убил дракона…
Только у старой стены я остановился и, тяжело дыша, огляделся — погони не было. Переводя дух я спрашивал себя, что же мне делать дальше. Возвращаться домой без второй тарелки я не решался, зная, что меня неминуемо высекут. Чтобы отдалить это мгновение, я мог лишь бесцельно бродить по улицам. В кулаке у меня был зажат пиастр, и прежде чем держать ответ, я мог еще получить удовольствие. Я решил не думать о своей провинности. Но где же фокусник, где волшебные картинки? Напрасно я их искал повсюду. Устав от бесплодных поисков, я вернулся к разрушенной лестнице, где у меня было назначено свидание, и сел там в ожидании приятной встречи. Мне хотелось еще раз поцеловать сладкие от засахаренного горошка губы девочки. В душе я признавался себе, что девочка пробудила во мне чудесные чувства, каких я прежде никогда не испытывал. Пока я ждал, предаваясь мечтам, из глубины дома до меня донесся шепот. Осторожно поднявшись по ступенькам на верхнюю площадку, я прилег там и, оставаясь незамеченным, заглянул вниз. За высокой стеной виднелись руины — все, что уцелело от бывшего казначейства и резиденции верховного судьи. Под лестницей сидели мужчина и женщина, они-то и шептались меж собой. Мужчина был похож на бродягу, а женщина с виду напоминала цыганку-пастушку. Каким-то чутьем я догадался, что у них тоже «свидание», вроде того, какое назначено здесь у меня. Об этом свидетельствовала их поза. Только они были гораздо искушеннее в подобных вещах и занимались таким делом, какое мне и не снилось. В удивлении я не мог оторвать от них взгляда. Я был охвачен любопытством и в то же время сконфужен.
Наконец они отстранились друг от друга. После продолжительного молчания мужчина сказал:
— Гони монету!
Женщина отозвалась сердито:
— На тебя не напасешься!
Сплюнув под ноги, он сказал:
— Ты чокнутая.
— А ты ворюга!
Неожиданно он ударил ее наотмашь по лицу. В ответ она швырнула ему в глаза горсть земли. Лицо его исказилось от ненависти, он бросился на нее и схватил за горло. Завязалась яростная схватка. Женщина безуспешно пыталась разжать пальцы, стиснувшие ей шею. Из горла у нее вырывался хрип, глаза вылезли из орбит, по телу пробегала судорога… Я смотрел на все это, онемев от страха. Но, увидев струйку крови, сочившуюся у нее из носа, я громко вскрикнул и скатился вниз по ступенькам, прежде чем мужчина успел поднять голову. В два прыжка я достиг двери и помчался по улице, сам не зная куда. Я бежал до тех пор, пока не задохнулся от быстрого бега. Тогда я остановился и с удивлением обнаружил, что стою под высокой аркой на перекрестке. Я никогда не бывал здесь раньше и не знал, в какой стороне мой дом. По обеим сторонам арки сидели нищие слепцы, мимо них равнодушно сновали прохожие. Со страхом я понял, что заблудился и неисчислимые опасности поджидают меня, прежде чем я найду дорогу домой. Может быть, обратиться к первому встречному и спросить, куда идти. А что, если я нарвусь на кого-нибудь вроде лавочника или бродяги, которого видел среди развалин? А вдруг произойдет чудо, и я увижу мать, идущую мне навстречу?! Как радостно кинулся бы я к ней! Сумею ли я один выбраться отсюда и не буду ли плутать в поисках своей путеводной звезды?
Пока я размышлял о том, что меня ждет, день начал угасать, и ночь, покинув свое укрытие, опустилась на землю. Я понял, что должен действовать быстро и решительно.
Мухаммед Абдель Халим Абдалла
Родился в 1915 году. В 1939 году окончил педагогический институт и в течение ряда лет работал преподавателем арабского языка, а затем на протяжении почти всей жизни был сотрудником Египетской академии языка по специальности лексикография. Скончался в 1970 году.
Абдель Халимом Абдаллой написано более десятка романов, из которых наиболее известные «После захода солнца» (1949), «Ради сына» (1957) и два последних романа писателя — «В поисках истины» и «Остаток времени». Ему принадлежит также большое количество рассказов.
Рассказ «Молодая в доме» взят из сборника «Короткие рассказы», вышедшего в 1969 году и включающего рассказы семнадцати египетских новеллистов.
Молодая в доме
Перевод В. Кирпиченко
Когда сбылась наконец заветная мечта Умм Эззет, одна лишь мысль беспокоила ее — мысль о подойнике. В тот день порог дома переступила новобрачная в длинном красном платье — жена ее единственного сына, и голуби, хлопая крыльями, закружились у нее над головой — они приняли искусственные цветы, украшавшие ее головной платок, за настоящие[10].
А сейчас Умм Эззет напевала, возясь подле печки. Было раннее зимнее утро. Она пекла лепешки к завтраку для молодых, как положено делать в первые дни их совместной жизни.
Чуть слышно напевая, Умм Эззет время от времени утирала подолом слезы, невольно струившиеся по ее щекам. Слезы были теплые, но она чувствовала, как они холодят щеки, горевшие от печного жара.
Молодая вышла во двор, взяла что-то и ушла к себе. Всполошились голуби, привлеченные ее цветами. Мать, здороваясь с невесткой, попыталась разглядеть, что это она берет, но так ничего и не увидела, ведь глаза у нее слезились от чада.
Мать снова стала тихонько напевать, выкладывая лепешки на плетеное блюдо. Голуби, встревоженные появлением в доме незнакомой женщины, ворковали, как будто разговаривали, спрашивая друг друга, кто она такая.
А мать вспомнила другой разговор. Вспомнила, как ласково обнимал и уговаривал ее сын в тот день, когда просил согласия на женитьбу. Но она прогнала воспоминание, решив, что глупо об этом думать, и запела громче. Ведь всякая женщина отнимает мужчину у другой женщины. Она пела все громче, потому что воспоминание неотвязно преследовало ее, и убеждала себя: «Легче, когда отнимают сына, горше, когда отбивают мужа… Слава аллаху…»
Умм Эззет несколько успокоилась и продолжала укладывать на блюде лепешки, а вокруг них — сладости. Приготовив молодоженам завтрак, она подала блюдо невестке через полуотворенную дверь.
Когда она вернулась на двор, огонь в печке уже потух, голуби перестали ворковать, а некормленые куры громко кудахтали. Корова в стойле призывно мычала в ожидании утренней дойки.
Тут мать почувствовала, что ей уже не хочется петь. Она словно очнулась, вспомнив, что в ее заботах и внимании больше, чем эти двое, которые вот уже пять дней не выходят из своей комнаты раньше полудня, нуждаются другие люди и живые твари.
Там, в поле, одиноко работает ее муж. Ей стало жаль его. Стало жаль сиротливо кудахтающих кур, призывно мычащую корову. Почудилось, будто молоко в ее вымени уже свернулось, хоть Умм Эззет опоздала подоить ее всего лишь на час.
Она выпрямилась, гордо расправила плечи и, как воин, надевающий боевые доспехи, неожиданно осознала свою значимость. Но к гордости ее примешивалась грусть. В душе она твердила: «Все ведь добыто своими руками… Родители в поте лица давят виноград, а дети пьют вино да пляшут».
Все вдруг ей опротивело. Она раздраженно пнула важно расхаживавшего по двору индюка: его красный, как кровь, гребень напомнил ей о длинном красном платье, в котором молодая только что выходила во двор.
10
Головной платок у деревенских женщин в Египте оторочен матерчатыми цветами.