Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 71 из 74



Стена задрожала от горестных воплей, и хозяин кинулся к двери:

— Сбегаю разниму их и сейчас же вернусь.

Вопли умолкли, и слабый надтреснутый голос сказал:

— И он еще меня стыдит… А что я буду делать? Это мое ремесло, которому меня учили с детства… Как я его брошу, да и зачем?

И я услышал горькие рыдания.

Наконец все стихло. Меня сморил сон. Мне приснилось, что я блуждаю по каким-то темным закоулкам, откуда не могу выбраться. Каждый раз выхожу на грязный пустырь, окутанный густым туманом. Из тумана раздается непонятный грохот. Я дрожал от страха и очень обрадовался, когда хозяин осторожно разбудил меня. Приоткрыв глаза, я увидел замечательную картину: на полу расстелена циновка, посередине стоит большой деревянный поднос с едой и… Кто это? Я протер глаза, окончательно проснулся и увидел моего старшего брата. Наверное, мать послала его за мной, чтобы я не вздумал вдруг сбежать из дому. Я подсел к циновке и просил хозяина:

— Из-за чего это так спорили в доме Абуль Макарима-эфенди?

— Твой учитель настаивает, чтобы отец его бросил свое ремесло: он же, не к столу будет сказано, могильщик.

Ложка выпала из моих рук. Могильщик! Абуль Макарим-эфенди… Его отец — могильщик! Поистине велик Аллах!

Мне даже есть расхотелось. Я отвернулся от циновки и стал вытирать руки и рот. Хозяин удивленно воскликнул:

— Ты чего это? Ешь еще!

Я сказал, что сыт, поблагодарил его и встал. Мой старший брат подошел ко мне, наклонился и шепнул, что осла нашли — он пасся себе спокойно у старых развалин аль-Укайша неподалеку от нашей деревни…

МУХАММЕД МУСТАГАБ

Габеры

Пер. Л. Степанова

Голоса Габеров дрожали от печали. Большой Габер, лежавший под саваном, движением ресниц подал им знак садиться. Плача, один из Габеров прошептал:

— О отец наш, дай нам помощи и совета.

Но Большой Габер не промолвил ни слова.

Другой Габер торопливо собрал в одну связку несколько прутьев, дабы напомнить, что в единении сила. Но Большой Габер опять не промолвил ни слова.

Весь род Габеров затянул жалобными голосами песню о визире, родившемся в темнице.



А Большой Габер по-прежнему сосредоточенно молчал.

Кто-то стал декламировать звонким голосом сказание о страдальце, тело которого было покрыто язвами, и о его жене, которая носила его повсюду на плечах, ища ему исцеления.

Но Большой Габер и на этот раз не проронил ни слова.

Глаза Габеров забегали по углам, по потолку и ложу и остановились на лице Большого Габера. Оно излучало сияние.

— О отец наш, дай нам помощи и совета.

Моргнув глазом, Большой Габер явственно прошептал:

— Мой совет вам — обзаведитесь Верблюдом.

Толпы соболезнующих бормочут: «Терпения вам и утешения. Бог взял, бог даст». Сам Большой Габер возглавляет похороны Большого Габера. А тут этот Верблюд. За всю свою жизнь Габеры никогда не помышляли о Верблюде, а теперь он заворожил их, образ его принял определенную стать и форму, стал предметом их пересудов и перешептываний. Ежеминутно один Габер приближает рот к уху другого Габера: «Бог взял, бог даст».

С тех пор как четвероногие обрели свои четыре ноги, деревня Габеров обожала ослов. Они ездили верхом на ослах, стригли шерсть ослов, красили и взнуздывали ослов, подпиливали им копыта, изготовляли седла и корзины для перевозки удобрений, лечили ослам спины, врачевали ссадины, переломы ног и костоеду копыт. Какого бы Габера вы ни спросили, даже самого маленького, он с первого взгляда может определить породу осла, его возраст, сколько подков он сносил за свою жизнь, а также где он родился и все, что ему пришлось испытать с самых ранних лет.

Бог взял, бог даст… Едва окончились похороны, как половина Габеров вспомнила, что Габран-Столпник прожил тридцать пять лет на вершине столба одиноким отшельником из-за того, что в селении не было верблюдов — горделивых, высокорослых животных. В те времена верблюды бороздили пустыню, привозя схимникам-монахам хлеб и дрова и подавая им пример долготерпения и трудолюбия. Преподобный анба[66] Габрамон укрывался в тени своего верблюда от палящего зноя, а потом, спасаясь от голода, зарезал его. Верблюд же плакал от счастья.

Потом другая половина Габеров вспомнила, что они не имеют ничего общего ни с племенем Козлятников, посвятивших свою жизнь разведению коз, ни с родом Мифтахов — Изготовителей Ключей, которые бродят по деревням, крича «починяем замки». С сегодняшнего дня они больше не уподобятся и тем несчастным, которые занимаются разведением кур и кроликов, или тем, кто предсказывает судьбу, отгоняет барабанным боем злых духов, изготовляет талисманы, крадет саваны с мертвецами, точит ножницы и ножи. Спасибо за Верблюда господу, а вместе с ним и покойному Габеру.

Первый верблюд явился то ли из Суакина, то ли из Самналута, а может быть, с Дороги Сорока, что в Сахаре, или из Сивы. Он гордо взирал на деревню, изумляя ее своим высоченным горбом, длинной шеей и устремленной в небеса головой. Гнусавый звук его голоса был подобен бурлящей воде. Он ступал по земле спокойно и неторопливо.

Волна ликования охватила Габеров. Они скакали и прыгали от радости. Маленький Габренок забрался верблюду на шею, а его отец Габран взгромоздился на горб, но тут же свалился оттуда. Жена его Габриха стала теребить короткий верблюжий хвост. Вся деревня наполнилась весельем. Для рода Габеров наступила счастливая и деятельная пора. С каждым днем в селении появлялись все новые верблюды, и от каждого верблюда Габеры стали получать мясо и шерсть. Они уже больше не хотели жить в старых покосившихся домишках с тесными дворами и принялись обновлять и расширять свои жилища, а дворы посыпать песком. Молодая Габрочка смастерила прялку, которая стоим видом насмешила людей, однако благодаря ей из верблюжьей шерсти была изготовлена пряжа. Эта пряжа пошла в конце концов на шарф для ее мужа Габрана. Потом Ловкач Габбур соорудил ткацкий станок, и деревня заполнилась плащами, шарфами и покрывалами. Старый Габбара стал учить малых Габрят изготовлению паланкинов, и какая радость охватила деревню, когда впервые за всю ее историю невеста отправилась к жениху в паланкине, водруженном на спину верблюда! Ведь в прежние времена, когда Габеры еще не задумались над своей судьбой, невесту перевозили из дома в дом просто, без всякой торжественности. А теперь? Представьте себе только красиво расписанный паланкин, сидящую в нем невесту, которая вся сияет в ослепительном наряде, и плавно выступающего верблюда под нею! Добавьте к этому праздничные, вовсе не страшные ружейные залпы, радостные пронзительные вопли женщин, огни иллюминации, верблюдов, зарезанных для дорогих гостей, и вы поймете, почему тот, кто женился раньше, решил теперь снова отпраздновать свою свадьбу.

В течение нескольких последующих лет Габеры сжились с верблюдами, а верблюды — с Габерами. Над домами стали возвышаться крыши, женщины стали носить покрывала, мужчины — куфии[67] и красивые сапоги. В изготовлении и отделке паланкинов Габеры превзошли даже кочевых арабов. Им удалось открыть новое средство для лечения чесотки у верблюдов. Они также научились сохранять в течение нескольких месяцев верблюжье мясо, сдобренное приправами. Двое Габеров, соседей, начали заготавливать впрок верблюжий жир и варить похлебку из верблюжьих костей. Старый Габрун захватил в свои руки торговлю верблюжьими шкурами и удачно сбывал их в деревнях, разбросанных по Нильской долине. Усердный Габра стал успешно лечить лишай с помощью верблюжьих кишок, глухоту с помощью барабанной перепонки верблюда, лунатизм с помощью отвара из верблюжьих копыт и нарушения месячных с помощью костного мозга верблюда. Он также изобрел снадобье из спермы верблюда, которое придавало молодоженам смелости в первую брачную ночь. Потом другой, еще более искусный Габер высушил верблюжьи жилы, растолок их вместе с жженой шерстью и жиром, взятым с загривка верблюда, и в результате получил средство от бесплодия.

66

Анба (коптское) — «отец», титул духовных лиц христианской коптской церкви в Египте и Эфиопии.

67

Куфия — головной убор в виде платка, который держится на голове с помощью шнура.