Страница 24 из 74
Жена было запротестовала, но инспектор пояснил, что норвежская крыса легко разгрызает проволоку. А убедившись в том, что указание его выполнено, стал поводить носом, с явным удовольствием вдыхая запахи съестного. Я пригласил его к столу.
— Только невежа отказывается от чести, — вымолвил он.
Мы быстренько накрыли для него на стол, сказав, что сами уже отобедали. Он уселся, словно был не в гостях, а у себя дома, и начал с удивительным проворством и безо всякого стеснения поглощать все, что стояло на столе. Из деликатности мы оставили его одного. Через некоторое время я счел своим долгом заглянуть в столовую и узнать, не нуждается ли гость в чем-нибудь. Я сменил ему тарелку и тут заметил, что во внешности инспектора произошла разительная перемена. В изумлении я не мог отвести от него взгляда. Мне показалось, что облик его напоминает вовсе не кота, а крысу, причем именно норвежскую крысу.
Я вернулся к жене. Голова у меня шла кругом. Я ничего не сказал ей о своих наблюдениях, но попросил ее пойти к гостю и быть с ним полюбезней. Жена отсутствовала какую-нибудь минуту, потом вернулась бледная и растерянная, испуганно бормоча:
— Ты видел его лицо?
Я утвердительно кивнул головой, а она прошептала:
— Не правда ли, этому невозможно поверить?
Мы стояли в оцепенении, забыв про время, как вдруг из столовой донесся его довольный голос:
— Благодарю!
Мы бросились к нему, но он был уже у двери. Мы успели увидеть только спину, а в тот момент, когда он на мгновение обернулся, — мелькнувшую на его морде норвежскую улыбку.
Мы остались стоять за захлопнувшейся дверью, ошеломленно глядя друг на друга.
СУЛЕЙМАН ФАЙАД
Иуда
Пер. В. Кирпиченко
Уже совсем стемнело. Она свернула направо, в боковую улицу. Во тьме вырастали силуэты собак. Со всех сторон доносился лай. Ей стало страшно. Мелькнула мысль: может, сесть на корточки, чтобы собаки не набросились? Она всегда так делала в детстве. Но одумалась: она ведь давно выросла, собаки не тронут ее, только облают, — и продолжала путь. Собаки умолкли. Она улыбнулась про себя, вспомнив, что в стае всегда есть маленькая собачонка, которая ведет себя задиристей больших псов.
Все двери закрыты. Луна еще не взошла. Набавийи радостно было сознавать, что все спят, а она идет одна в эту тихую, теплую летнюю ночь. Она напряженно всматривается в темноту. Вот он сидит на пороге дома, прислонившись к дверному косяку, широко расставив ноги. В руке у него недокуренная сигарета. Набавийя нарочно громко затопала по плотно сбитой земле. Он повернул голову, поднялся ей навстречу:
— Набавийя…
Он взял ее за руку, и от этого прикосновения по телу пробежала дрожь. Подняв к нему лицо, она ощутила его горячее дыхание. Сердце учащенно забилось, голос вдруг охрип:
— Рашад!..
— Пойдем.
Он тянул ее за руку, увлекая в дом. Набавийя слабо сопротивлялась, шептала:
— Нет, нет… Зачем?
— Иди, не бойся. Нам нужно поговорить.
Она переступила порог и недоверчиво протянула:
— У тебя нет света…
Рашад хотел закрыть дверь. Она громко зашептала:
— Нет, нет, не закрывай! Еще рано.
Едва сдерживая смех, он возразил:
— Тебе хочется, чтобы какой-нибудь прохожий увидел нас вместе?
Она смотрела на него, не чувствуя в себе сил возражать. Покорно вымолвила:
— Хорошо, только отпусти руку. Он отпустил и снова сказал:
— Ну иди же сюда, поговорим в комнате.
Она последовала за ним в темноту. Рашад остановился.
— Погоди, я зажгу фонарик. В испуге она воскликнула:
— Что ты! Увидят через окно!
— Как хочешь, Набавийя.
В полумраке она видела, как он расстилает циновку, кладет сверху тюфяк, на него подушку.
— Иди ко мне. Садись рядом.
Набавийя стояла неподвижно. Рашад обнял ее.
— Отпусти, Рашад. Что ты делаешь? Сдавленным голосом он шептал ей:
— Не бойся, Набавийя, не бойся. Я люблю тебя, очень люблю.
Его нетерпеливая, страстная настойчивость дала ей силу сопротивляться. Она мягко отстранилась, спросила холодным тоном:
— Так вот для чего ты позвал меня? Тогда я уйду.
Он умоляюще произнес:
— Набавийя, я не видел тебя несколько месяцев.
Ее тронули эти слова. Захотелось броситься ему на шею. Но она сказала с деланной холодностью:
— С тобой бесполезно разговаривать.
Он протестующе зашептал:
— Почему же бесполезно?
Снова попытался привлечь ее к себе, она оттолкнула его.
— Я ухожу.
Но он почувствовал в ее голосе колебание и крепко обнял ее.
Набавийя сказала:
— Пусти, я подниму крик.
И, не выдержав, рассмеялась:
— Мой сын один дома.
— Твой сын спит сладким сном.
Он еще сильнее стиснул ее в объятиях. Она прошептала:
— Говорю тебе, я подниму крик.
— Кричи сколько угодно. Все равно не отпущу тебя.
Он покрывал поцелуями ее шею, и у нее перехватило дух. Она задыхалась, словно с головой погрузившись в воду.
…Лампа горела тусклым светом. Рашад поднялся, завесил окно простыней и снова лег рядом. Набавийя открыла затуманенные счастьем глаза. Их взгляды встретились. Рашад молчал. Она положила свою ногу на ногу Рашада. Рашад подумал: «Вот проклятая, крепко она меня зацепила». Но вслух этого не сказал, только вздохнул. В голове мелькнула давнишняя мысль…
— Набавийя, а что, если мы поженимся?
Сердце у нее громко забилось, но она сказала:
— Поженимся? А как же Амин?
Рашад осекся, но тут же совладал с собой:
— Амин будет жить с нами, только…
— Что «только»?
— Если ты действительно меня любишь, тебе следовало бы записать на мое имя свой феддан.
У нее перехватило дыхание. Вот оно, то самое, чего она так боялась! Поспешно отодвинулась, села на тюфяке, накинула на себя платье, тихо спросила:
— А как же Амин?
— Амину его отец ничего не оставил.
— Он мой сын, Рашад. Неужели, когда он подрастет, ему придется работать на других, как я работала в детстве?
— Он будет работать на моей земле, со мной вместе.
— А когда он станет взрослым и женится, когда мы с тобой умрем, земля перейдет к его брату, твоему сыну, а ему не достанется ничего? Так ведь, а?
Рашад подумал: «Проклятая баба! А еще говорит, что любит». Он тяжко вздохнул и произнес с горечью:
— Значит, так и оставаться мне вором, так всю жизнь и промышлять воровством…
Набавийя охнула про себя: «Ну что с ним поделаешь? Ничего он не понимает». А вслух заговорила с жаром:
— Ну зачем же? Ты это бросишь. Мы будем вместе работать на моей земле. И еще участок арендуем. А через несколько лет прикупим земли. На твое имя. Потому я и отказала мужу сестры, не отдала ему свой надел в аренду.
— Но что случится, если этот феддан перейдет ко мне и достанется после смерти нашим детям?
Набавийя печально покачала головой:
— Знаешь, Рашад, еще мой покойный муж этого домогался. Да я не уступила. А когда он умер, все мужчины в деревне стали ко мне свататься, даже женатые. Ради этого феддана и коровы.
Рашад сник. Сел, понурив голову, спросил:
— Ты мне не веришь?
— Я никому не верю, даже самой себе.
— Ты боишься, что я тебя обману? Никогда этого не будет. Но я не вынесу, если люди станут говорить обо мне, как говорили о твоем муже: его жена кормит — если бы не она, пришлось бы ему батрачить. Обо мне тоже скажут: если бы не она, остался бы он вором.
Набавийя снова подумала: «Нет, он глуп, как осел, ничего не может понять». Она попыталась найти путь к его сердцу иным способом и мягко сказала:
— Рашад, нынче вечером я была у сестры, и туда приходила жена хаджи[23] Мухаммеда.
— Ну и что же?
— Просила сестру отговорить меня от брака с ее мужем. Он ведь хочет жениться, чтобы я записала на него свой феддан. А потом прогонит моего сына или разведется со мной…
23
Хаджи (жен. р. — хаджа) — мусульманин, совершивший паломничество в Мекку.