Страница 8 из 32
Приблизившись к ней, я сказал:
— Зухра, эти юноши не знают меры своим желаниям, что же касается серьезности их намерений, то…
Я щелкнул пальцами, но она перебила меня:
— Отец мне рассказывал обо всем…
— Я действительно люблю тебя и боюсь за тебя.
— Я понимаю. Нет на свете другого такого человека, как ты. Я тоже люблю тебя.
Никогда прежде я не слышал, чтобы эти слова произносили так чисто и нежно.
Мы были одни в холле. Марианна сидела на своем обычном месте под статуей девы Марии, глубоко задумавшись. Дождь, начавшись с обеда, лил не переставая. Вспышки молний перемежались раскатами грома. Тяжелые серые тучи заволокли небо.
— Господин Амер, — сказала Марианна, — я чувствую, что-то неладное.
Я с опаской взглянул на нее.
— Зухра! — с негодованием бросила она и, помолчав немного, добавила: — И Сархан аль-Бухейри!
У меня стеснило дыхание, но я простодушно спросил:
— Что ты имеешь в виду?
— Ты хорошо понимаешь, что я имею в виду.
— Но девушка…
— Мое сердце никогда не обманывает меня!
— Она добрая и честная девушка, дорогая моя Марианна.
— Какая бы она ни была, но я не люблю, когда за моей спиной ведут какую-то игру.
Зухра либо должна оставаться честной девушкой, либо должна действовать в твоих интересах. Я хорошо понимаю, что ты имеешь в виду, старуха…
Мне приснилась демонстрация на площади Аль-Азхар, которую разгромили англичане. Я открыл глаза, а в ушах продолжали звучать голоса демонстрантов и выстрелы. Нет, это другие голоса — голоса постояльцев пансионата, звучащие за дверями моей комнаты. Встревоженный, я надел халат и вышел в коридор. Все жильцы уже собрались в холле, желая узнать, что произошло. Разъяренный Сархан аль-Бухейри завязывал галстук на белой сорочке, Зухра с пожелтевшим от гнева лицом, тяжело дыша, обдергивала складки своего платья, в то время как Хусни Алям в халате открывал дверь, уводя за собой какую-то женщину, которая кричала и ругалась и успела плюнуть в лицо Сархану аль-Бухейри, прежде чем за ней захлопнулась дверь.
— Это невозможно в приличном пансионате! — воскликнула мадам. — Нет! Нет! Нет!
Холл опустел, и мы остались втроем: я, Марианна и Талаба Марзук.
— Что случилось? — спросил я, окончательно проснувшись.
— Я видел не многим больше, чем ты, — ответил Талаба Марзук.
Мадам отправилась в комнату Сархана выяснить подробности.
— Наш друг аль-Бухейри, оказывается, Дон-Жуан, — заметил Талаба Марзук.
— Почему ты так думаешь?
— Ты разве не видел женщину? Она еще плюнула ему в лицо.
— Но кто эта странная женщина?
— Женщина — этого достаточно! — рассмеялся он и добавил: — Женщина, которая хочет вернуть своего мужчину!
Вошла все еще возбужденная Зухра и, не ожидая вопросов, принялась рассказывать:
— Я открыла дверь господину Сархану и вдруг вслед за ним вошла она. Он и не знал. И началась ссора, настоящее сражение…
Вернулась Марианна и сообщила:
— Девушка — его невеста или что-то в этом роде. Я не поняла.
Все разъяснилось, как я и предполагал. Однако Талаба Марзук ехидно спросил:
— А какое отношение к этому имеет Зухра?
— Я хотела помирить их, а она накинулась на меня!
— А ты настоящий боксер, Зухра! — заметил Талаба Марзук.
— Давайте, пожалуйста, переменим тему, — попросил я.
Я сидел в кресле, укутавшись в халат и придвинув к себе лампу, и читал Коран, когда раздался легкий стук в дверь.
— Войдите, — сказал я.
Вошла Марианна и уселась передо мной на скамейку. За окном бушевала непогода, и в комнате царил полумрак, так что трудно было определить, который час.
— Я хочу сообщить тебе удивительную новость, — сказала Марианна, едва сдерживая смех.
Я положил Коран на тумбочку и пробормотал:
— Ну говори скорей, дорогая…
— Зухра решила учиться…
Я смотрел на нее, ничего не понимая.
— Она в самом деле решила учиться. Она сказала мне, что будет каждый день уходить на один час на занятия…
— Это действительно удивительная новость.
— В нашем доме на пятом этаже живет учительница, и Зухра договорилась с ней об уроках.
— Да, удивительное решение!
— Что касается меня, то я ничего не имею против. Жалко только ее денег — ведь ей придется платить учительнице.
— Это благородно с твоей стороны, Марианна, но я очень удивлен!
Когда Зухра принесла мне послеобеденный кофе, я сказал:
— Хитрушка, ты что же это скрываешь от меня свои новости?
— Я ничего не скрываю от тебя, — застенчиво улыбнулась она.
— Ты ведь решила учиться? Скажи мне, как это пришло тебе в голову?
— Все девушки учатся. Таких сейчас много.
— Но ведь прежде ты не думала об этом. — Я весело засмеялся. — Ты говорила себе, что красивее их, хотя и не так образованна… не так ли?
Во взгляде ее светилась радость.
— Но ведь это еще не все… — продолжал я, выдержав паузу.
— Что же еще?
— Еще есть наш друг Сархан аль-Бухейри…
Ее лицо залилось румянцем.
— Что касается твоего решения учиться, то это прекрасная мысль, — сказал я одобрительно, — а вот Сархан…
— Что же он?
— Эти юноши себе на уме!
— Все мы дети Евы и Адама, — ответила она с досадой.
— Да, конечно, но…
— Мир изменился, разве не так?
— Мир изменился, но они еще не изменились…
В ее взгляде отразилась работа мысли.
— После того как научусь читать и писать, я стану учиться какой-нибудь профессии, например портнихи, — сказала она.
Я боялся ранить ее чувства и поэтому лишь осторожно спросил:
— Он действительно любит тебя?
Она кивнула.
— Да сохранит тебя аллах и пошлет тебе счастье.
Время от времени я помогал ей в занятиях по овладению грамотой. Все в пансионате уже знали о том, что она учится. И никто не смеялся над Зухрой, во всяком случае в ее присутствии. Я был уверен, что каждый из нас в той или иной степени одобрял ее действия. Талаба Марзук следил за развитием событий, от его пристального внимания ничто не могло ускользнуть. Однажды он сказал мне:
— Какова же будет развязка в истории Зухры? Может быть, мы получим однажды киносценарий, как ты думаешь?
Я послал его к черту.
Как-то вечером я, по обыкновению, отправился в холл и увидел там Зухру, сидящую на канапе с незнакомой девушкой, очень изящной. Я догадался, что это учительница. Она пришла сюда потому, что у нее в квартире нельзя было заниматься — у ее родителей были гости. С тех пор она не раз приходила в пансионат и не могла нахвалиться своей ученицей.
Однажды, когда Зухра принесла мне кофе, я заметил, что она очень мрачная. Я спросил, здорова ли она.
— Как бык!
— А занятия?
— Все в порядке.
— Значит, дело в нашем друге аль-Бухейри! — заключил я.
Мы помолчали, прислушиваясь к шуму дождя.
— Мне тяжело видеть тебя такой угнетенной, — сказал я.
В ее глазах засветилась признательность.
— Что же случилось?
— Счастье покинуло меня.
— Я давно и не раз говорил тебе…
— Все это не так просто, как ты себе представляешь! — Она с грустью смотрела на меня. — Что мне делать? Я люблю его. Что делать?
— Ты думаешь, он обманывает тебя?
— Нет, он тоже любит меня, но все время говорит о каких-то трудностях.
— Но если человек любит…
— Он любит меня, — повторила она настойчиво, — однако постоянно говорит о трудностях.
— Но раз вы любите друг друга, ты сама должна знать, что делать.
— Да, я, конечно, знаю, что нужно делать, но сделать этого не могу.
— Пойдем, — прошептала Марианна, — пришли родственники Зухры.
Я направился за ней в холл. Там сидели сестра Зухры и ее муж. Зухра стояла посреди холла и смотрела на них твердо и решительно.
— Это хорошо, что ты пришла к мадам, — сказал мужчина, — но это позор, что ты убежала.