Страница 22 из 32
— Какая приятная неожиданность, какое счастье, Дария.
— Я не дождалась тебя — сил не хватило, — сказала она, — Я звонила тебе, но никто не ответил!
Я почувствовал какую-то безотчетную тревогу. Взяв стул, я сел рядом с ней и поцеловал ее.
— У тебя есть новости, Дария?
— Я получила письмо от Фавзи. — Она опустила глаза. — Его принес знакомый журналист.
Мое сердце учащенно забилось. Знакомый журналист. Это определенно не предвещало ничего хорошего.
— Фавзи предоставляет мне свободу действий.
Мне показалось, что я услышал биение своего сердца. Все было предельно ясно, но я хотел испить чашу капля за каплей. Удивительно — волнение мое было настолько сильным, что я не чувствовал ни удовлетворения, ни радости.
— Что это значит? — спросил я.
— Очевидно, ему все известно о нас!
— Но как?
— Любым путем, да и не это важно!
Мне казалось, что меня заковали в железо, а ведь я должен был чувствовать себя счастливым! Что же произошло?
— Ты думаешь, он оскорблен?
— Во всяком случае, он поступил так, как ты предполагал!
В замешательстве я опустил голову.
— Почему ты молчишь?
Да, мне оставалось лишь подать сигнал к действию. Ведь я так мечтал строить семейный очаг с Дарией. Мечта готова была уже воплотиться в жизнь. А я не чувствовал себя счастливым — нужно быть откровенным с собой, — я был только взволнован и испуган. Я не испытывал ни стыда, ни сожаления. Все происходило как бы помимо моего сознания. Но если я не хочу защищать свое счастье, то чего же я хочу?
— Ты так долго обдумываешь свой ответ, что я чувствую себя смертельно одинокой! — сказала она тревожно.
Однако мне было необходимо хорошенько подумать. Я был так взволнован и напуган, что даже слова сочувствия не шли у меня с языка. Что со мной?.. Внезапно чары ее рассеялись, я освободился от ее власти надо мной. Где-то внутри меня поднялась черная волна отчужденности, сопротивления и даже жестокости. Я не мог найти этому объяснения.
— Почему ты молчишь? — настаивала она.
— Дария, — голос мой был совершенно бесстрастен, — не принимай этого дара — его благородства!
Она пристально взглянула мне в лицо, еще не верящая, несчастная. Но я, упорствуя в своей жестокости, продолжал:
— Отвергни его без колебаний!
— И это говоришь ты?!
— Да, я.
— Но это же смешно, это глупо, я ничего не понимаю…
— Отложим пока объяснения, — с отчаянием сказал я.
— Как ты можешь говорить мне такое?
— Но я не могу тебе ничего объяснить.
В глубине ее серых глаз заблестели огоньки.
— Ты заставляешь меня сомневаться в здравости твоего рассудка!
— Уверен, что заслуживаю этого.
— Значит, ты все это время обманывал меня?! — воскликнула она.
— Дария!
— Скажи откровенно… ты лгал мне?
— Никогда!
— Может, ты разлюбил меня?
— Никогда… никогда…
— Ты все играешь…
— Мне нечего сказать, я презираю себя, а тебе не следует приближаться к человеку, презирающему самого себя.
Она отвернулась от меня. Помолчала немного, будто не зная, на что решиться, и заговорила как бы сама с собой:
— До чего же я была глупа! И вот теперь должна за это расплачиваться. Ты не внушал мне ни доверия, ни надежды. Как я этого не замечала? Ты увлек меня своими сумасбродными порывами. Да, ты безумец.
Я притих, словно провинившийся ребенок, и искал спасения в молчании. Я старался избегать ее взгляда, не замечать стука ее пальцев по краю стола, жаркого дыхания. Я как бы превратился в холодный труп.
— Тебе нечего сказать? — дошел до меня откуда-то издалека ее голос.
Но я безмолвствовал. Она резко поднялась. Я тоже встал. Она вышла на улицу. Я последовал за ней. Мы вместе пересекли мостовую, и она ускорила шаги, показывая, что не желает, чтобы я шел рядом с ней. Я остановился и долго провожал ее взглядом. У нее такая знакомая, легкая походка… Я ощущал грусть и какую-то отчужденность. Я думал, что это моя первая и, скорее всего, последняя любовь. Когда она скрылась из глаз, я, несмотря на свое страдание, почувствовал смутное удовлетворение.
Спокойная ровная гладь моря сияла чистой голубизной. Где же ревущий шквал? Из-под редких пушистых облаков, словно ресницы, устремились к горизонту алмазные лучи заходящего солнца. Где же громады туч? Легкий ветерок играл листьями пальм. Где же бушующий ураган?
Я смотрел на бледное лицо Зухры, на следы высохших слез на ее щеках, смотрел в ее погасшие глаза, и мне казалось, что я смотрю в зеркало. Жизнь представала предо мной своей грубой, жестокой стороной, которая привлекает авантюристов и отчаявшихся. Вот и я отнял честь у женщины и сбежал как подлец. Да, я смотрю в зеркало.
Зухра с опаской покосилась на меня:
— Только, пожалуйста, не надо упреков и назиданий.
— Слушаю и повинуюсь, — грустно сказал я.
Я еще не пришел в себя после горького свидания с Дарией, у меня не было возможности поразмыслить и осознать все, что произошло. Но я был уверен, что буря еще грянет и что вершина бедствий еще не достигнута.
— Может, то, что случилось, к лучшему, Зухра.
Она промолчала.
— А что же дальше? — спросил я.
— Я жива, как видишь…
— А как твоя учеба, Зухра?
— Буду продолжать.
— Печаль пройдет, будто ее и не было. Ты выйдешь замуж, родишь детей…
— Лучше бы мне быть подальше от мужчин, — произнесла она с горечью.
Я засмеялся — впервые с коих пор! Она ведь не знает, какой смерч пронесся в моей душе, не знает о безумии, охватившем меня. Вдруг мне пришла в голову мысль. Была ли она неожиданной? Нет, несомненно, у нее были скрытые корни. Мысль сумасшедшая и потому соблазнительная. Мысль странная, оригинальная и красивая. Это почти то, чего я искал. Она как бальзам для моей истерзанной души.
— Зухра, — сказал я, нежно глядя на нее, — жизнь не балует меня, и ты тоже не весела…
Улыбка благодарности мелькнула на ее лице, а меня подхватила новая волна энтузиазма.
— Зухра, прогони печаль, будь сильной — ведь ты всегда была сильной. Скажи мне, когда я увижу улыбку счастья на твоем лице?
Она наклонила голову, губы ее дрогнули.
Вот она, девушка, которая мне нужна, — одинокая, изгнанная, отверженная.
— Зухра, — сказал я взволнованно, — ты, может быть, и не знаешь, как ты мне дорога… Зухра… будь моей женой!
Она резко повернулась ко мне, растерянная и недоверчивая. Губы ее раскрылись, чтобы что-то сказать, но не произнесли ни слова.
Все еще находясь во власти порыва, я продолжал настаивать:
— Будь моей женой, Зухра… Я знаю что говорю!
— Нет, — ответила она, немного оправившись от изумления.
— Мы поженимся в ближайшее время…
— Ты любишь другую!
— Там нет никакой любви, это все плод твоего воображения. Дай мне ответ, Зухра!
Она вздохнула и посмотрела на меня.
— Ты честный, благородный человек, но под влиянием чувств делаешь поспешные шаги. Нет, я не согласна, да и ты не готов к этому.
— Значит, отказываешь, Зухра?
— Я благодарна тебе.
— Поверь мне, дай мне хоть обещание… надежду… и я буду ждать!
— Нет, — решительно ответила она. — Я благодарю тебя и ценю твои чувства, но не могу принять их. Возвращайся к своей девушке. Если у вас произошла какая-то ссора, то, несомненно, неправа она, но ты должен проявить великодушие.
— Зухра… поверь мне…
— Нет. Не будем об этом, пожалуйста, — ответила она твердо.
Я заметил усталость в глубине ее глаз, как будто она тяготилась нашим разговором. Поблагодарив меня кивком, она вышла из комнаты.
И снова вокруг меня пустота. Я огляделся, будто ища помощи. Когда же произойдет землетрясение? Когда разразится буря? Что я сказал? Как я сказал? И почему? И каким образом я смогу положить всему этому конец?
Каким образом я смогу положить конец всему этому? Повторяя вопрос в каком-то помешательстве, я вышел из комнаты. В холле я увидел Сархана, говорившего по телефону. У двери стоял его чемодан. Я с ненавистью взглянул на его затылок. Оказывается, Сархан занимает в моей жизни гораздо большее место, чем я думал. А если он исчезнет отсюда, как же я буду дальше жить? Где же мне его тогда разыскивать? Он притягивает меня к себе, как свет бабочку. Он словно капля яда, которой я мог бы излечиться.